Николай Свечин - Между Амуром и Невой
— Нет…
— Оно чуть наклонено в сторону тропы, и есть точка излома. Подозрительно.
— Ты перечитал в детстве рассказов про Чингаггога. Пусти лучше меня в авангард.
Но Лыков не пустил. Он вытянул вперёд руку с толстой палкой, что выломал себе в дорогу, и принялся шарить ею в траве. За два аршина до подозрительного дерева палка за что-то зацепилась. Алексей потянул, раздался короткий свист, что-то щёлкнуло и огромный ствол быстро и бесшумно рухнул поперёк тропы.
— Была бы косуля, её бы раздавило.
— Был бы я, и меня бы пришмякнуло, — пробормотал подавленный Челубей, и после этого уже не просился идти первым. До конца дня им попалась ещё одна ловушка: бревно висело горизонтально над головой, подвешенное на конском волосе. Сбросили и его… Лыков сказал, что такие ловушки убивают больше беглых, чем косуль, но бурятов это мало тревожит — от беглых им тоже прибыль.
Ночевали они на берегу ручья. Он тоже оказался заселён крупными хариусами. На этот раз Алексей обстругал прут, разделся и пошёл бить рыбу, как острогой. Быстро добыл четыре штуки, и они запекли их вместе с масляниками, а на десерт у них была брусника.
— Эх, — сказал повеселевший Яков, — ещё бы соли щепотку, так совсем было бы славно. Алексей, ты же всё можешь — добудь и соли!
— Завтра, когда стрельнём птичку, — пообещал тот.
Развели костёр и легли спать по очереди. Челубей выбрал вторую смену — устал. В два часа ночи Лыков разбудил его, сдал пост и задремал. Проснулся от ощущения опасности. Уже светало; костёр погас. Челубей сидел, прислонившись спиной к дереву, и храпел. За кустом напротив кто-то стоял — то ли человек, то ли крупный зверь. Стараясь шевелиться незаметно, Алексей нащупал в кармане револьвер, взвёл его и выстрелил в сторону куста прямо сквозь сюртук. Раздался визг и треск ломаемых сучьев; существо обратилось в бегство. Вскочившему на ноги Недашевскому Алексей молча отвесил крепкую затрещину, и тот не решился оправдываться.
Утром, умывшись из ручья и доев рыбьи хвосты, они привычно двинулись на запад. Лыков шёл с винтовкой на изготовку: он хотел добыть на обед мяса. Дважды крупные копалухи[165] выпархивали из-под ног, и дважды же улепетывали зайцы, но он не успевал выстрелить. Наконец через час им попался черный рябчик, иначе именуемый дикушей. Довольно крупная птица черно-бурого окраса, с красными «бровями», посмотрела на людей без всякого интереса и продолжила что-то клевать. Дикуши отличаются крайней доверчивостью, почему и истребляются в огромных количествах местным населением и беглыми; их легко ловят, например, петлей на палке. Такового орудия у Алексея не было и он просто отстрелил дикой курице голову; на обед у них получилось замечательное жаркое. Сдерживая обещание, Лыков раскурочил винтовочный патрон и добыл из капсуля порох, который и пошёл заместо соли. «В тайге всё хорошо, было бы только горячо да много», привёл он старую каторжную поговорку, тщательно обгладывая кости. Челубей от удовольствия и сытости даже уснул…
Отдохнув, двинулись дальше. Перешагивая очередной ручей, Лыков решил проверить свои предположения. Он зачерпнул со дна в горсть и увидел чёрный железистый песок. Это был шлиф — неизменный спутник россыпного золота. Алексей отвалил камень, удобно лежащий посередине протоки, и порылся под ним. В руках у него оказались четыре тяжелых окатыша тусклого желтого цвета, размером с ноготь большого пальца и поменьше — самородки.
— Держи подарок, — бросил он два окатыша в ладонь Челубею. — Вот так его и добывают. Камень, поваленный ствол, яма на дне… Образуется так называемый карман, в котором скапливается золото. Бывают карманы на пятдесят тысяч рублей.
Недашевский ошарашенно покатал на ладони самородки, спросил:
— Можно мне попробовать?
— Десять минут. И учти: сам понесёшь.
Но эта угроза не остановила Якова. В порыве алчности он перевернул все камни вблизи и нашёл ещё семь самородков, причем один оказался с куриное яйцо. Глаза его загорелись каким-то диким огнем, лицо покраснело. Алексей сам уже был не рад, что показал напарнику золото.
— Яков! — крепко взял он Недашевского за рукав. — Всё! Вернись в разум. Мы жизнь свою спасаем — не забыл? Нам нельзя отвлекаться и затруднять себе дорогу.
Челубей неохотно стал на тропу и они продолжили путь. Несколько раз им встречались выходы горных пород, иногда с бурыми полосами рогового серебра — керагирита. Лыков объяснил Челубею, что они идут вдоль южного склона хребта Олёкминский Становик, богатого серебряно-свинцовыми рудами. Самих гор не видно, они за лесом, верстах в пятидесяти к северу, а досюда, к Шилке, доходят лишь отдельные рудные жилы.
Солнце уже собиралось садиться, и Алексей высматривал место для ночлега, когда неожиданно прямо на тропе им попался брошенный кем-то «маршлут» — заплечный туес, с каким каторжники устремляются в бега. Туес был новенький, аккуратно закрытый. Алексей изготовил винтовку, Яков — револьвер, и они осторожно, ощетинясь стволами, двинулись вперед. Через несколько шагов им попался чайник, затем топор; их быстро подобрали. Медведь напал на беглого?
И тут в стороне от тропы они увидели четыре лежащих в ряд тела. Бородатые мужики с обритыми наполовину головами уставили в небо выкатившиеся из орбит глаза, лица искажены ужасом, пальцы вытянутых по швам рук скрючены, как от невыносимой боли, да так и застыли… А на груди у каждого, там, где сердце — аккуратно выжженная дыра размером с яблоко. Полушубки на этих местах обуглены, и видно, что непонятная рана глубоко уходит в плоть. Люди умирали мучительно и без какого-либо сопротивления.
— Что это? — сиплым шепотом спросил Челубей. Лыков внимательно и быстро осмотрел убитых, молча махнул Якову рукой и почти бегом зашагал прочь.
Они шли так до полной темноты и ещё какое-то время в ночи, стремясь подальше уйти от страшного места. Наконец продвигаться стало уже совсем невозможным, и они приткнулись под кустом черной березы на краю поляны. Челубей долго ворочался, а когда всё-таки заснул, часто вскрикивал во сне. Алексей же сел так, чтобы видеть тропу, и просидел всю ночь с винтовкой на коленях.
Утром они снова двинулись в путь. Без воды и почти без пищи идти становилось все труднее, и сильно донимала мошка. Вскоре тропа вывела их к очередному ручью; деревья над головами расступились, показалось голубое небо, выглянуло солнце и стало чуточку веселее. Алексей порылся в найденном вчера «маршлуте» и обнаружил там несколько фунтов сухарей. Они жадно съели их почти целиком и запили чаем на смородиновом листе, сваренном в новообретенном чайнике — получился горячий обед.
Челубей потянул Лыкова за рукав:
— И всё же: что это вчера было? Такие странные раны: словно людей сверлили раскалённым шомполом, а они и не пытались защищаться…
— От этого не защитишься, — неохотно ответил Алексей. — Я слышал о таких историях. (Он не стал уточнять, что читал это в полицейских сводках). На Алтае и здесь, в Забайкалье, иногда происходят такие загадочные вещи. В одном только случае человек выжил, хотя и был прожжён до костей. Он рассказал, что на него и его товарищей напал жёлтый шар.
— Жёлтый шар?
— Да. Он появился вечером, бесшумно, и их всех словно парализовало. Люди смотрели, всё понимали, но не могли пошевелить и пальцем. А шар, размером с яблоко, похожий на сгусток огня или электричества, медленно обошёл их всех по очереди и глубоко выжег каждого. Так же, как тех, кого мы с тобой вчера видели. Все умерли от болевого шока, но один спасся, хотя сделался калекой.
— Так что же это такое?
— Наука пока не знает. Но ясно, что это злая и разумная сила, и нам с тобой лучше с ней не встречаться.
Глава 29
У кержаков
К концу четвёртого дня пути, когда Лыков, как обычно, шел впереди, он вдруг прыгнул в сторону и выволок из куста на тропу мужичка в ветхом азяме и сбитых опорках. Тот испуганно вжал засаленую голову в плечи и стоял ни жив, ни мертв.
— Кто?
— Сулалейка, вашество-с.
— Беглый?
— Как есть святый Бог…
Лыков тщательно обыскал пленника, не нашёл ничего интересного, потом внимательно посмотрел ему в глаза и вдруг спросил:
— Есть хочешь?
Мужик опешил, потом молча кивнул. Алексей выгреб из туеса остатки сухарей и протянул ему. Поколебавшись секунду, Сулалейка вдохнул носом воздух, словно наслаждаясь запахом хлеба, и в мгновенье ока спорол все их припасы.
— Я Алексей Лыков, а это мой товарищ Яков Недашевский.
— Благодарствуйте! Давно я хлеба не едал…
— Больше ничего нет, — развел руками Алексей.
— Как это нет! — воскликнул весело Сулалейка. — Это хлебца нет, а еды-то здеся навалом, прямо под ногами лежит!
Он шагнул в сторону, ухватился за курчавые листья какого-то растения, что часто попадалось Алексею с Яковом в эти дни, и выдернул его из земли. Оторвал от ботвы крупную луковицу, подцепил желтым ногтем, ловко очистил от кожуры и протянул Лыкову:
