К. Сэнсом - Соверен
— Да, — согласился я, — тут сторонники реформы, что называется, перегнули палку.
— Уверен, мистерии приносили немалую пользу, — продолжал Ренн. — Благодаря им даже неграмотные могли познакомиться с библейскими историями и жизнью нашего Спасителя.
Он говорил с неподдельным пылом, и я осознал, что собеседник мой является человеком глубокой и искренней веры; увы, о себе я более не мог сказать того же.
Музыканты тем временем настраивали инструменты. Шепот стих, сменившись напряженной тишиной ожидания. И в этой тишине отчетливо прозвучал резкий и пронзительный голос леди Рочфорд:
— Но это чистая правда! Неопытность Анны Клевской доходила до смешного. Она искренне верила, что обычный поцелуй способен…
Заметив устремленные на нее любопытные взоры, леди Рочфорд покраснела и прикусила губу.
«Господи, эта женщина столь же глупа, сколь и громкоголоса», — пронеслось у меня в голове.
Я заметил, что Барак оживленно беседует с Тамазин. Взгляд сэра Ричарда Рича скользнул по мне, но выражение лица его оставалось непроницаемым и бесстрастным. Я торопливо отвернулся. В этот момент музыканты начали играть.
Прозвучало несколько веселых мелодий, исполненных с немалым искусством. Затем вступил и хор:
Добро пожаловать в Йорк, король, великий повелитель!Солнечные лужайки и темные горы приветствуют тебя.Ты приносишь с собой справедливость и милосердие,Прощаешь нам наш тяжкий грех.И как свет приходит на смену тьме и ненастью,Так к нам вернутся благоденствие и процветание.
Когда прозвучали последние слова, бумажные тучи, скользнув по проволокам, раздвинулись, открыв огненно-желтое солнце, а радуга поднялась еще выше.
— Остается лишь надеяться, что завтра, во время представления, не разразится еще один ливень, — прошептал Ренн. — Это изрядно испортило бы впечатление.
За первой песней последовала вторая, за ней — третья. Все они прославляли верноподданнические чувства жителей Йорка, а также выражали сожаление о прошлых грехах и уверенность в том, что визит короля принесет в город благополучие и процветание.
Однообразие представления вскоре мне наскучило, и я начал бросать взгляды по сторонам. В большинстве своем зрители взирали на сцену с благоговейным восторгом; однако некоторые, преимущественно рослые жители долин, стояли, пренебрежительно скрестив руки на груди, и насмешливо улыбались.
Через полчаса наступил антракт; занавес опустился, и в толпе появились многочисленные продавцы пирогов. Подносы, на которых они несли свой товар, заставили меня вспомнить о письменной доске Крейка. Повернувшись к Ренну, я встретил его серьезный внимательный взгляд.
— Брат Шардлейк, вам не известно, как долго король намерен пробыть в Йорке? — осведомился он. — Объявлено, что он предполагает встретиться здесь с королем Шотландии. Однако никто не слыхал о том, что тот оставил свою страну.
— Я пребываю в полном неведении.
— Думаю, король проведет в нашем городе несколько дней, — заметил Ренн. — Я бы хотел знать об этом точно, ибо мне необходимо сделать некоторые приготовления.
Старый законник набрал в грудь побольше воздуха и произнес, не сводя с меня глаз:
— Сэр, могу я быть с вами откровенен?
— Разумеется.
— Видите ли, я намереваюсь уехать в Лондон вместе с королевской свитой. Хочу посетить юридические корпорации и попытаться отыскать своего племянника, Мартина Дейкина.
— Но может быть, благоразумнее будет сперва написать ему? — спросил я, с удивлением глядя на старика. — Ведь, насколько я помню, между вами произошла ссора?
— Я не могу ждать, — решительно покачал головой мастер Ренн. — Скорее всего, у меня более не будет возможности попасть в Лондон. Я слишком стар, чтобы путешествовать в одиночестве. В прежние времена я оказал немало важных услуг многим жителям Йорка. В том числе и нашему общему другу Малевереру — в то пору, когда он еще не вознесся так высоко. Полагаю, я могу рассчитывать на то, что мне будет позволено присоединиться к королевской свите.
— Несомненно. И все же после семейного раздора, который длился многие годы…
— Я должен увидеть племянника во что бы то ни стало, — перебил меня Ренн.
Меня поразила страсть, прозвучавшая в голосе старого законника, обычно столь размеренном и спокойном. Ренн сморщился, лицо его внезапно исказила страдальческая гримаса.
— Что с вами, брат? — воскликнул я, схватив его за руку. — Вы нездоровы?
— Пощупайте мой живот, — неожиданно попросил он. — Вот здесь, с этой стороны.
Изумленный этой странной просьбой, я послушно прижал руку к тому месту, на которое указывал Ренн, и ощутил под пальцами какой-то твердый ком. Ренн вновь вперил в меня взгляд.
— У меня в животе опухоль, — произнес он. — День ото дня она растет и в последнее время причиняет мне боль. Точно такая же опухоль была у моего отца. В течение года она лишила его сил и свела в могилу.
— Но возможно, опытный лекарь…
— Я потратил на лекарей немало времени и денег, — нетерпеливо махнул рукой Ренн. — Против моей болезни они бессильны. А я хорошо знаю, как она беспощадна, ведь отец умирал у меня на глазах. Мне не дожить до весны, брат Шардлейк.
— Брат Ренн, я очень вам сочувствую, — пробормотал я, ошеломленный этим известием.
— О том, что я болен, не знает никто, кроме Меджи. Но… — Ренн тяжело перевел дух и заговорил своим обычным, спокойным и невозмутимым тоном: — Надеюсь, вы понимаете, что сам я не в состоянии совершить путешествие в Лондон. Вместе с королевской свитой я доберусь до Халла, а затем, на корабле, до Лондона. Король передвигается не спеша, и такой путь будет мне по силам. А если вы будете рядом, это послужит мне огромным облегчением. По крайней мере, я буду знать, что не останусь без помощи, если болезнь свалит меня с ног.
— Брат Ренн, я непременно сделаю для вас все, что могу, — убежденно произнес я.
— А когда мы прибудем в Лондон, возможно, вы не откажетесь проводить меня в Грейс-Инн, — продолжал старый законник. — Один я, чего доброго, заплутаю. Я не был в Лондоне пятьдесят лет, и, по слухам, он изрядно вырос за это время. Простите мою бесцеремонность, сэр, — заключил он с грустной улыбкой. — Но, увы, я вступил в такую пору, когда не могу уже рассчитывать только на себя.
— Вы можете рассчитывать на меня, — заверил я. — Поверьте, мне очень жаль…
— Не надо сожалений! — с досадой перебил старик. — Жалеть меня совершенно не за что. Я прожил долгую жизнь, куда более долгую, чем большинство людей. Хотя, спору нет, я предпочел бы, чтобы смерть явилась ко мне внезапно, избавив от томительного ожидания близкого конца. Впрочем, будь это так, я, возможно, не успел бы завершить некоторых важных дел. А сейчас, даст бог, я встречусь с Мартином и помирюсь с ним. После этого я могу умереть спокойно.
— Не сомневаюсь, мы отыщем вашего племянника.
Меж тем голоса хористов взмыли вверх, в запредельные выси, но представление более не занимало меня.
— Отец мой был фермером, всю жизнь провел в деревне неподалеку от Холдернесса, — сообщил Ренн, когда хор вновь зазвучал тише. — Он возлагал на меня большие надежды, работал не покладая рук, чтобы я мог выучиться на законника.
— Мой отец тоже был фермером, — откликнулся я. — В Личфилде. Я похоронил его незадолго перед тем, как приехать в Йорк. Увы, я не был заботливым сыном и навещал его непростительно редко.
— Никогда не поверю в то, что вы были плохим сыном.
— Тем не менее отец мой умер в одиночестве.
Взгляд Ренна на несколько мгновений стал рассеянным, словно бы устремленным внутрь.
— Когда единственный мой сын умер и я понял, что других детей у меня не будет, мне было трудно с этим смириться, — произнес он. — Полагаю, тоска и отчаяние, которые я испытывал в ту пору, привели меня к ссоре с родными моей бедной жены. Я непременно должен помириться с Мартином. На всем белом свете у меня не осталось других родственников.
— Мы найдем его, сэр, — уверенно повторил я. — Мой помощник Барак способен отыскать иголку в стоге сена.
— Вот уж не думал, что вы тоже сын фермера, — с улыбкой заметил Ренн. — Вероятно, именно поэтому мы так легко сошлись друг с другом, — добавил он с некоторым смущением.
— Очень может быть.
— Простите за то, что я обременяю вас своими заботами.
— Вы удостоили меня своим доверием, и я почитаю это за честь.
— У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность. Прошу вас, с этой минуты зовите меня просто Джайлс. Как старого друга.
— А вы меня — Мэтью, — сказал я, протянув руку.
Пожатие старика оказалось на удивление крепким. У меня даже мелькнула мысль о том, что, возможно, он ошибается относительно смертельности своего недуга. Ренн похлопал меня по плечу и обернулся к сцене, где в эту минуту вновь поднялся занавес и мальчик-хорист в одеянии знатной дамы запел печальную песню о любви.
