Опер с особым чутьем - Валерий Георгиевич Шарапов
Дальше был пустырь, замшелые сараи. Вихрастый пацан лет тринадцати гонял по пустырю консервную банку. За пустырем переулок обрывался, а вместе с ним и последняя надежда. Павел сменил направление. Пацан забеспокоился, стал бочком откатываться вместе с банкой.
– Подожди, не убегай, – попросил Горин, – просто вопрос. Читать умеешь? – Он развернул перед носом мальца листок, увенчанный печатью.
– Милиция, что ли? – испугался шкет. – Не, мужик, даже не проси, не знаю ничего.
– Да ты хоть выслушай. Звать как?
– Ну, Антохой кличут… – Пацан как-то скис, стал ковырять носком драного ботинка зазубренную банку.
– Откуда ты, Антоха?
– Оттуда, – кивнул пацан на участки в глубине пустыря. Они тонули в овраге, и тамошние обитатели при всем желании не могли ничего видеть.
– Часто здесь отираешься? Ну, один или с другими пацанами.
– И че. – Малолетка «независимо» шмыгнул носом.
Павел доходчиво изложил обстоятельства, попросил собеседника напрячь свою мощную детскую память.
– Ты че, дядя, с дуба рухнул? – резонно вопросил отрок. – Две недели прошло – и каким местом я должен это помнить?
– Да, пожалуй, – вздохнул Горин. – То есть не поможешь?
– Не-а.
– Ну, извини, Антоха, будь здоров. Привет родителям, или кто там у тебя. – Он повернулся к парню спиной, побрел с пустыря.
– А че расстроенный такой? – спросил в спину пацан.
– Да есть причина, – вздохнул Павел. – Этот вурдалак хорошую женщину убил. А этой дорогой бегством спасался. Теперь никто найти его не может.
– Ух ты, – глаза мальчишки зажглись, – а так и не скажешь.
– Что не скажешь, – кольнуло что-то под лопатку.
– Денег дашь?
– Бери, не жалко. – Павел вернулся, протянул рубль.
– Обижаешь, – фыркнул Антоха. – За такие деньги я тебе и «здрасте» не скажу. Ты меня, мужик, чем-нибудь серьезным заинтересуй.
– Вымогаешь у милиции? – Павел прищурился.
– Ну, как знаешь, – вздохнул мальчишка. – Это тебе надо, а не мне.
– Такая устроит? – Горин показал краешек червонца.
– Сойдет, – обрадовался малолетний вымогатель. – Давай. – Он протянул грязную ладошку. – Сразу давай, а то знаю вас, милиционеров, – подразнишь, а потом фигу.
Купюра перекочевала в карман рваных штанов. Пацаненок приободрился, он становился важной персоной.
– Да не бойся, мужик, не сбегу. А то устроите облаву, а у меня мамка вся на нервах, дед недавно помер – папаня ее, стало быть. В пятницу, говоришь, это было?
– В пятницу, – согласился Горин, – две недели назад.
– Ну, видел я, как мужик проходил, – заявил Антоха, – оттуда и туда. – Он провел дугу указательным пальцем.
– Врун ты, Антоха. Признайся, с ходу сочинил? Ведь все равно проверить не смогу.
– А ты по себе не мерь, – возмутился отрок. – Я честный, между прочим. Если уж решился что-то сказать, то только правду. Ты сам сказал – пятница. А в четверг две недели назад дед мой помер – говорю же тебе, бестолковому. Утром преставился – что-то с сердцем, доктор так сказал. Маманя в слезы, в морг увезли, а рано утром обратно – в дом. Бабы набежали, все ревут, мужики водку глушат, дышать нечем. Сказали, что гроб весь день в доме простоит – традиция такая. Мне маманя сама говорит: тикай, мол, Антоха, нечего тебе тут делать… Вот и маялся весь день, лишь бы домой не возвращаться. Банку гонял, в ножички сам с собой играл. Пацанов, как назло, тогда не было…
Волнение усиливалось. Пацан трещал, как попугай: мол, видел странную фигуру. Примерно в указанное время – на часы не смотрел. Быстро прошел мужик, по сторонам не смотрел – и был таков. Одет во что-то длинное, до пят, капюшон на голове. Запомнил – потому что день был такой… памятный.
– Опиши его. – Нервы рвались, он дрожал от волнения.
И снова ушат холодной воды! Не запомнил Антоха его внешность! В тот день, может, и помнил, а вот сейчас, по прошествии двух недель… Просто серое пятно. Худой или толстый – под балахоном не видно. С ростом тоже неясно, фигурант сутулился, к тому же с пустыря прохожих в переулке видно только по пояс…
– Издеваешься? – разочарованно выдохнул Горин. – И что мне делать с твоими показаниями? Прошел мужик – это я и без тебя знаю. По фотке сможешь определить?
– Ну, не знаю, можно попробовать… Подожди, я же главного тебе не сказал, – вспомнил Антоха. – На следующий день я этого дядьку в городе видел, где-то в центре, уж не помню где. Еще подумал: это же тот самый…
– Запутал ты меня, – признался Павел. – Как ты мог его видеть, если не помнишь, как он выглядел?
– Так это я сейчас не помню, – парировал «свидетель», – времени-то сколько прошло. А тогда помнил. Машина еще была, и баба молодая вместе с ним. Стояли, разговаривали, потом в машину сели. «Эмка» у них была, светлая такая. Ей-богу, не вру, мужик, зуб даю.
– Бабу хоть запомнил? – выдохнул Горин.
– Бабу – запомнил, – заулыбался Антоха. – Баб я хорошо запоминаю. Бабы они такие – ух… А мужиков зачем запоминать? Они одинаковые, не интересно.
– Так описывай скорее, Антоха.
Пацан описывал женщину, причем делал это со смаком, с подробностями. А спина покрывалась липким потом. Дышать становилось трудно. Антоха смотрел на него с удивлением. Рука машинально потянулась в карман, извлекла купюру не очень крупного достоинства, пацан забрал ее, начал пятиться от странного остолбеневшего мужика…
Кира появилась под вечер, во время обсуждения предстоящих мероприятий. Павел оборвал свою пламенную речь, и весь отдел изумленно воззрился на беглую больную.
– Мамочка, явление народу… – пробормотал Виталик Мамаев. – Кира Сергеевна, а вы уверены, что уже выздоровели?
– Так, я в порядке, – заявила девушка. Она держалась неплохо, смотрела строго. А легкую бледность можно было списать на радость от встречи с коллегами. – И этой темы попрошу больше не касаться. Не потерплю ни острот, ни сочувствия. Что за тайная вечеря? Вадим, рассказывай.
Повествовали с Куренным в два голоса – один бы с такой задачей не справился. Бледное лицо Киры вытягивалось от изумления.
– Вот так вираж… – пробормотала она, уставившись на Горина распахнутыми глазами. – Братцы, я с вами, даже не спорьте. Дело-то нехитрое – схватим этих упырей. Навалимся всем миром…
– Есть сложности, – перебил Куренной. – Упыри перебрались в Антоновку и
