Отравленные земли - Екатерина Звонцова
Выходя из спальни и оставляя дверь приоткрытой, я оглянулся на пороге и ещё раз посмотрел на молодого священника – недвижного и расслабленного, чуть отвернувшего голову. Мне вновь вспомнилась ночь у смертного ложа Ганса, последняя. И я почувствовал радость оттого, что эта не стала такой же.
При гаснущей свече я заканчиваю писать. Всё же Бесик прав, и некоторая слабость, как после пары дней голодания, мною ощущается. Решусь ли я вздремнуть по соседству с вампиром? В конце концов, я никогда не гнушался самых диких опытов. Посмотрим, чем окончится этот.
11/13
Каменная Горка, «Копыто», 22 февраля, прибл. два часа пополудни
Не стоило даже краем сознания надеяться, что худшее позади. То была наивная надежда; её следовало задушить в зародыше, но человеческой природе подобное зачастую не свойственно. Увы, ныне, когда страшная пружина отпущена; когда я не уверен, будет ли следующая запись и успею ли я окончить эту, сетования пусты. Только и остаётся: contra spem spero[56].
Итак, после предыдущих измышлений я действительно задремал, даже не вставая из-за стола, а просто уронив на него голову. Удивительно, но мне было удобно: я не видел снов, не ощущал собственного тела – просто провалился в тёплое забытьё. Давно я так хорошо, крепко, пусть и мало, не спал. Укусы, похоже, имеют эффект сродни снотворному.
Звук, разбудивший меня, был столь неожиданным, что показался не более чем продолжением сна. Поначалу я тщетно выталкивал его из сознания, пытаясь удержаться в зыбких объятиях Морфея, но, вместо того чтобы исчезнуть, звук стал громче и требовательнее. Я со стоном оторвал от стола голову, прислушался. Мне не почудилось: это был собачий лай, к которому примешивались стук и крики:
– Герр ван Свитен! – Дверь задребезжала под градом ударов. – Доктор!
Голос я узнал мгновенно. В дом ломился Арнольд Вудфолл.
Вскоре я отодвинул засов и открыл. Avvisatori стоял на крыльце, держа за ошейник вырывающуюся, продолжающую лаять белую собаку, которую я легко вспомнил.
– Альберт! – окликнул я. – Молчать!
Пёс утих и сел. Вудфолл перевёл удивлённый взгляд с него на меня.
– Чем обязан?.. – хмуро поинтересовался я, потирая лоб. – Что же вы так орёте…
– Хотел бы я сам это знать. Пёс прибежал в «Копыто» и разбудил меня, когда скрёбся в вашу дверь. Ну а я уже догадывался, где вас искать, да и… – Avvisatori попытался заглянуть за моё плечо. – Священник мёртв? Мне очень жаль, нет, правда.
Я непроизвольно сжал кулак, но быстро успокоился и покачал головой.
– Всё оказалось несколько сложнее, чем вы… мы себе представляли. Пройдите.
Вудфолл сделал было шаг через порог, но собака заартачилась, ощерилась, снова залаяла и рванулась. Avvisatori зажал ей пасть, и я попросил его подождать.
– И, пожалуйста, не размахивайте кольями, что бы ни увидели через пять минут.
Я вернулся в смежную комнату, подошёл к постели и наклонился над Бесиком. На миг у меня возникло острое желание оставить его в покое, не будить, не вмешивать в нечто, что неотвратимо и незаметно приближалось к городу. Разве недостаточно ему собственных бед и борьбы с ними? Но он вряд ли впоследствии был бы мне благодарен. Вздохнув, я похлопал его по щеке и шепнул на ухо:
– Вставайте. Кажется, произошло что-то нехорошее.
Священник моментально распахнул глаза и сел, удерживая меня за воротник.
– Что… – Другой рукой он уже нашаривал одеяние. – Кто-то погиб?..
Я сам не понимал, почему появление пса так меня встревожило, и не решился ничего предполагать. Подождав, пока Бесик оденется, я молча поманил его за собой. Сейчас, с приближением зари, у него был свежий, отдохнувший и почти нормальный вид. Он ровно поздоровался, но Вудфолл с его опытным взглядом всё равно запустил свободную руку за пазуху. Я встал между ними и настойчиво повторил:
– Давайте-ка без глупостей. Я же предупреждал, тут все друзья.
Бесик, горько усмехнувшись и поравнявшись со мной, покачал головой.
– Не стоит думать обо мне так скверно, герр Вудфолл. Если Господь привёл вас в мой дом, значит, Он привёл вас за моей помощью, не так ли?
Avvisatori, щурясь, оглядел его тонкий, открытый сейчас для удара силуэт. Колебание длилось не более пяти секунд. Вздохнув и в знак доверия продемонстрировав пустую ладонь, Вудфолл кивнул.
– Что ж. Надеюсь, вы умеете переубеждать быстро.
Бесик не успел ответить: пёс опять заволновался, всё упорнее пытаясь ослабить хватку и гавкнуть. Вудфолл посмотрел на морду, выражающую что-то среднее между ужасом и скорбью, – если только животные могут ужасаться и скорбеть, – и предложил:
– Идёмте за ним. Учитывая, сколько необъяснимого происходит вокруг, мне уже не кажется абсурдом прислушаться к последней местной собаке.
Бесик отыскал верёвку; Вудфолл сделал подобие поводка. После этого мы перестали удерживать пса, и тот, словно почувствовав, что ему готовы довериться, тихо заскулил, а затем побежал с площади прочь, уже не лая. Ему больше не требовалось привлекать ничьё внимание, и он этого не делал.
Пока мы шли, Бесик, поднявший до самых глаз воротник, рассказывал Вудфоллу свою историю, ту часть, которая была на настоящий момент значимой. Теперь он говорил отрывисто и безэмоционально, словно о ком-то чужом, и тем не менее avvisatori, по-видимому, впечатлился. Он ободряюще положил руку священнику на плечо и извинился.
– Так сколько же вы так живёте, получается? Почти шестнадцать лет?
– Примерно, – отозвался Бесик.
– Поразительно! – Вудфолл хлопнул себя по лбу. – Вот что значит: век живи… Я, можете себе представить, «вычислил» вашего почтенного родителя и полдюжины людей, побывавших в той же валашской кампании, а ещё есть в светском обществе один неумеренно отважный авантюрист-мистик, граф Сен-Жермен… к какой ступени принадлежит он, не скажу, но, возможно, у него ваш же феномен.
Я вспомнил, как в мыслях сравнивал самого Вудфолла – обычного человека! – с этой небанальной персоной, и усмехнулся, но вмешиваться не стал, захотелось послушать дальше. Avvisatori продолжал держать руку на плече Бесика и серьёзно его рассматривать.
– Я вот к чему, послушайте… вы держитесь так, будто поставили на себе крест, но зря. С этим… – в словах он явно путался, – с этим живут, иногда даже живут блестяще.
Я едва верил ушам: неужели утешения и ободрения? Мне казалось, многоуважаемый господин Вудфолл чёрств как крокодил и не способен на них в принципе, а уж чтобы расточать объекту своей обычной охоты?.. Бесик смутился, вздохнул, но думал он о другом.
– Мне не нужно жить блестяще. Я бы хотел просто жить, никому не боясь навредить своим… – он не стал заканчивать. – Просто жить.
– Дружище, иные люди бывают хуже чудовищ, – уверил его avvisatori. – Все мы опасны и умеем непоправимо вредить. Но ваше желание мне очень нравится…
Взгляд его выражал мягкое участие, за которым, однако, читалось и обоснованное недоумение. После короткого молчания Вудфолл осторожно вернулся к насущным темам:
– Итак. Если вы не в числе тех, кто творит в городе зло, если тьма выбрала не вас своей дланью, то на кого обрушилась эта участь и где…
Он осёкся. Какая-то мысль озарила его, впрочем, «озарила» – слово неверное, потому что лицо окаменело; брови сдвинулись.
– Та девушка… – тихо произнёс Вудфолл. – Ваш друг… она не просто жертва, не просто ночная тварь. Она…
Бесик, насторожившись, напомнил:
– Я не кусал её в шею, я не способен обращать. К тому же она была чиста, добра…
– Нет, нет! – Avvisatori снова задумался. – Но то, что она проходила через это неоднократно, всё же… возможно, как зараза, которая проникает в тебя раз за разом, но которой, к сожалению, не переболеть единожды. Можно предположить, что она… копится, так, доктор? У неё есть некий период развития, так это зовут? Инкубация? А потом она притягивает себе подобное, маленькая тьма влечёт большую?
Я кивнул. Как ни печально, ход наших мыслей совпадал. Бесик глядел на нас с недоумением, но следом проступало уже
