Тереза Бреслин - Печать Медичи
Я был ошеломлен. Моя женщина с карнавала, женщина, о которой я грезил все это утро, целовала Грациано. Грациано! Нет, нельзя сказать, что Грациано был неприятным мужчиной. Нет, он был вполне даже симпатичный, но гораздо старше меня и ужасно толстый.
— О! Гляньте-ка на Маттео! Как он разочарован! Неужели ты думал, что ее губы предназначались только тебе, а, малыш?
Это сказал Салаи. И, как всегда, он довел шутливое поддразнивание до весьма болезненной точки.
Перегнувшись через стол, он потрепал меня за ухо. Я оттолкнул его руку. Но это не остановило его, он продолжал меня изводить:
— Готов спорить, что за карнавальную ночь она поцеловала никак не меньше десятка других мужчин!
Других мужчин.
Какой я идиот!
Я совсем не подумал об этом. Конечно же, наверняка она целовала и других.
— Маттео! — войдя в комнату, прервал всеобщее подтрунивание надо мной Фелипе. — Маэстро собирается в поездку.
— И он сказал, что ты поедешь с ним. — Тут он увидел мое напряженное лицо и вскинул брови: — Наверное, тебе и самому будет полезно ненадолго покинуть Милан?
— Да! — с готовностью согласился я. — Сейчас соберусь.
— Еще бы он хотел остаться! Ведь тут его на каждом шагу преследуют женщины! А наш Маттео боится баб как огня.
Увы, насмешки Салаи содержали в себе немалую долю правды. Я редко встречался с девушками, но когда это все же случалось, в их присутствии я чувствовал и вел себя гораздо более неловко, чем мои ровесники.
— Возьми с собой учебники и одежду, чтобы хватило на несколько месяцев, — продолжал Фелипе. — Маэстро планирует провести некоторое время в Павии.
Хотя я никогда не бывал в Павии с бабушкой, но примерно представлял себе, где она находится. Это городок гораздо меньше Милана, расположенный милях в двадцати от него на главной дороге, ведущей на юг.
— А почему он выбрал именно Павию? Есть какая-то особая причина? — спросил я.
Фелипе кивнул:
— Один из лучших друзей маэстро преподает в университете Павии. Мессер Марк Антонио делла Toppe — врач. Он открыл там школу для будущих лекарей. Наверняка маэстро воспользуется этим, чтобы продолжить собственные занятия анатомией.
Мой интерес к предполагаемой поездке сразу возрос. Прошло уже много месяцев с тех пор, как я последний раз помогал хозяину на вскрытии. В последние годы он сосредоточил свои интересы на геологии: занимался изучением окружающей Милан местности, проблемами ирригации земли, строительством транспортных и водопроводных каналов. Мысль о том, что я снова смогу участвовать в его наблюдениях за устройством и функционированием человеческого тела, вдохновляла меня. Но раз уж мне предстояло на несколько месяцев покинуть Милан, я хотел прежде кое-что сделать.
— С вашего позволения, — обратился я к Фелипе. — Если мне предстоит уехать на долгое время, могу ли я навестить своих друзей в деревне и попрощаться с ними?
Фелипе кивнул:
— Завтра возьми выходной и съезди к ним. Но когда вернешься, тут же сообщи мне. Тебе нужно будет собрать не только свой багаж, но и помочь упаковать вещи, которые могут понадобиться маэстро.
Я взглянул на Франческо Мельци, который все еще сидел за столом и завтракал. В последнее время вещами и материалами маэстро занимался он, и я не хотел вмешиваться в его дела и брать на себя обязанности, которые он считал своими.
Но Франческо Мельци не был похож на подозрительного и завистливого Салаи. Он всегда был любезен и приятен в обращении.
— Было бы отлично, если бы ты позаботился обо всем, Маттео, — с готовностью отозвался он. — Думаю, теперь, когда ты уделяешь много времени своим собственным занятиям, маэстро не хватает твоей помощи во время работы. Он недоволен, когда я оставляю что-нибудь не на своем месте, и бранит меня, говоря, что Маттео так никогда бы не сделал. Он сказал мне, что ты придумал какой-то особый порядок для его рисовальных принадлежностей и что этот порядок для него — самый удобный.
От этих слов я испытал почти детское удовольствие. Если Франческо хотел сделать комплимент, это было очень мило с его стороны. Если же нет и сказанное было правдой, то с его стороны было очень любезно выразить мне признательность таким образом.
На следующий день я отправился в конюшни Миланского дворца, чтобы позаимствовать лошадь, верхом на которой мог бы добраться до Кестры — селения, в котором находилось скромное имение дяди дель Орте.
Приехав два года назад в Милан, я возобновил дружбу с Паоло и Элизабеттой. Хозяйство их дядюшки находилось к юго-востоку от города, и время от времени я находил возможность навещать своих друзей. Дядюшка этот был ворчливым стариком, державшим племянника и племянницу в ежовых рукавицах. Прошло уже много месяцев с тех пор, как мы встречались, но я знал, что они будут рады меня видеть и мой приезд станет для них кратким отдохновением от тяжелой работы и суровости их нынешней жизни.
Я был знаком со старшим конюхом дворцовых конюшен; некоторое время назад, когда у его любимой лошади вздулся живот, я вылечил ее, приготовив особый отвар. Поэтому теперь, когда бы мне ни хотелось съездить в Кестру, конюх в знак благодарности давал мне лошадь на целый день. На этот раз он предложил мне взять гнедую кобылу. Когда я выводил лошадь из стойла, конюх сказал мне, что один из молодых французских офицеров, Шарль д'Анвилль, выздоравливающий после полученных боевых ранений, хочет в это утро прокатиться верхом и ищет компаньона. Третьим с нами поехал паренек из конюшни, которого дал нам в сопровождение старший конюх.
Итак, на заре ясного летнего дня втроем мы отправились в путь. Миновав парадную площадь, проехали под аркой башни Филарете. На стене под куполом, несмотря на следы французских пуль, все еще хорошо виднелась извивающаяся змея на фамильном гербе Сфорца. Герцог Лодовико Сфорца правил Миланским герцогством до тех пор, пока около десяти лет тому назад его не свергли французы. Французский король хотел присоединить эту часть Северной Италии к своим владениям, однако ходили слухи, что находившийся в изгнании сын Лодовико, Массимилиано, строит планы возвращения Милана — точно так же, как Медичи строят планы возвращения Флоренции.
Улицы Милана были такими же многолюдными и оживленными, как улицы Флоренции. Король Франции покровительствовал художникам, и здешние художественные ателье и студии были забиты молодыми людьми, пытавшимися наняться в подмастерья к известным живописцам. По улицам прогуливались солдаты, болтая со своими подругами, посыльные мальчишки бегали с поручениями, а вокруг огромного здания Дуомо — Миланского кафедрального собора — кипела торговля: прилавки ломились от трофеев, привезенных победоносной армией.
И все же мне больше нравилось бывать за городом. Едва я покидал город, как под чистым сельским небом голова моя прояснялась, а дух воспарял. Имение, в котором жили теперь Паоло и Элизабетта дель Орте, находилось довольно далеко от Милана, так что мы пустили лошадей вскачь и наслаждались быстрой ездой.
Верховая езда была тем умением, которому меня можно было не учить. Мы дружно скакали вперед, копыта звенели, гривы лошадей развевались на ветру. Мы должны были добраться до имения к полудню, в обеденное время.
Прошел час. Мы свернули с главной дороги на боковую, которая вела на восток. Пейзаж вокруг изменился. Тучные поля и виноградники уступили место невысоким скалам, перемежающимся островками грубой растительности. Мы находились теперь всего в нескольких милях от перекрестка двух дорог, где должны были свернуть на меньшую, проселочную дорогу, ведущую в имение. Поскольку дорога пошла через перелески и значительно ухудшилась, нам пришлось ехать медленнее. Невольно завязался разговор. Мы с младшим конюхом в основном слушали Шарля, жизнерадостного французского капитана, который рассказывал нам о своих впечатлениях от битвы под Аньяделло, где французская армия разбила в пух и прах венецианское войско и огромное число швейцарских наемников. Мы продолжали болтать и вдруг, при повороте дороги, внезапно наткнулись на цыганское стойбище.
Рядом с шалашом, устроенным под деревьями у подножия небольшого холма, догорал костер: над его тлеющими угольками висел большой чайник.
— Что это тут у нас? — Французский капитан натянул поводья.
— Никак цыгане! — быстро ответил паренек из конюшни и плюнул на землю.
У меня забилось сердце.
— Они не имеют права разбивать лагерь рядом с дорогой! — начал возмущаться конюх. — Существует специальный эдикт!
— Цыгане должны просить разрешения у землевладельца, да и тот может его дать только на особых условиях.
— Трудно назвать это лагерем! — заметил французский капитан.
Чтобы сделать укрытие, цыгане согнули молодой тополек и накинули на его ветви рогожу.
