Джон Робертс - Королевский гамбит
— Благодарить ты должен не меня, а Гортала. Это он не разрешил тебя убивать, — пожав плечами, призналась она. — Он до безобразия чувствителен.
— Это льстит моему мужскому самолюбию.
Моя ирония была наигранной, но горечь разочарования истинной. До последней минуты, несмотря ни на что, я продолжал тешить себя надеждой, что кое-что значил для Клавдии.
— Но почему Сергий Павел? Не хочешь же ты сказать, что он тоже тебя шантажировал?
— Разумеется, нет. Для этого он был слишком богат. Узнав, что ты был у него в гостях, я поспешила нанести ему визит.
Интересно, кто рассказал ей о том, что я направился в дом Павла? Рутилий? Оптимий? Или писец Юний? Один из них или все вместе?
— Знаю, — сказал я. — Я видел твой паланкин, когда ты покидала его дом. Конечно, я тогда не знал, что он твой. Но обнаружил его в твоей потайной кладовой после нашей незабываемой ночи.
— А ты, выходит, любишь совать нос не в свои дела? — презрительно фыркнула она. — Очень низко с твоей стороны рыться в чужих вещах.
— Каждый из нас ведет себя в соответствии с теми способностями, которыми боги наградили нас при рождении. Одним даруется большая сила. Другим — способность вести за собой людей. Третьим — играть на лире или писать стихи. А мне было дано пристрастие к поиску вещей, которые люди предпочитают скрывать.
— Пристрастие рядового плебея, — фыркнула она. — Итак, Павел потерял всякое самообладание. Вольноотпущенники люди неуравновешенные. Даже те, которые богаты. Они знают, что могут все потерять. После твоего допроса он себе места не находил. Я попыталась его успокоить, но потом поняла, что это бесполезно. Он слишком много знал. И слишком много пил. Теперь, когда Парамед вышел из игры, Павел стал нам тоже не нужен. Я решила, что будет лучше, если мы от него избавимся. — С загадочным выражением лица она откинулась на спинку стула. — Интересно знать, зачем я все это тебе рассказываю?
— А как же иначе? — ответил ей я. — В противном случае никто не узнает, каким великолепным ты была игроком. Бьюсь об заклад, ты даже своим приятелям по сделке не рассказывала всех подробностей.
— Не разговаривай со мной покровительственным тоном, Деций! — оборвала меня она. — Не такой уж ты умный, как хочешь казаться.
— Возможно, — согласился я, пытаясь овладеть собой прежде, чем задать следующий, самый ужасный для меня вопрос. — А теперь, Клавдия, ответь мне вот на что. Я знаю, что целью вашего заговора и совершенных убийств было передать командование армией Лукулла на Востоке одному из людей, которым вы могли бы управлять. Вряд ли имеет значение, кому именно. Вы намеревались посадить Тиграна на трон его отца, а заодно, если получится, и на трон деда в Понтийском царстве.
— Хорошо мыслишь, — кивнула она. — И каков же следующий твой вопрос?
Я набрал в легкие побольше воздуха.
— Имел ли мой отец какое-то отношение к вашей сделке?
— Не будь дураком! — презрительно усмехнулась она. — Гортал говорит, что старик Безносый честнее всего храма Весты.
Облегчение окатило меня, словно холодной водой после горячей бани.
— Старик подчас не брезгует получить взятку, но не более того. И уж конечно, не позволит себе сделать ничего такого, что угрожало бы безопасности страны.
— А почему ты спрашиваешь?
— Он водится с плохой компанией. Например, с Горталом.
Теперь мне предстояла еще одна неприятная обязанность.
— Клавдия, мой долг арестовать тебя и доставить претору. Ты обвиняешься в убийстве, поджоге и тайном заговоре. Однако традиция позволяет тебе сделать достойный выбор и сохранить доброе имя семьи.
Я достал из-под тоги кинжал и великодушно бросил его к ее ногам. Презрительно взглянув на него, она медленно перевела взор на меня. В ее глазах я прочел едкую усмешку.
— Это еще зачем?
— Я покину комнату на несколько минут, чтобы дать тебе возможность сделать выбор.
Ее улыбка была преисполнена откровенной дерзости.
— Не волнуйся на мой счет.
Было большой ошибкой с моей стороны делать широкий жест в столь ответственную минуту: в следующий миг я ощутил, как что-то обвилось вокруг моей шеи, а на спине повис какой-то тяжелый груз. И угораздило же меня бросить свое оружие!
За свою жизнь мне довелось многое пережить: меня кололи кинжалом, резали ножом, пронзали стрелами и копьями, били дубинкой. Я не раз тонул в реке, озере и море. Со всей ответственностью могу заявить, что ни одно из вышеперечисленных ощущений не вызывало у меня такой внезапной паники, как резкое прекращение доступа воздуха на середине дыхания. Даже когда тонешь, не испытываешь такой беспомощности, ибо в легкие попадает хотя бы вода.
Разум мгновенно мне изменил, и в голове начали роиться ужасные мысли. Глаза выкатились из орбит, перед ними поплыли красные круги. Я пытался дотянуться до повисшего позади меня груза и содрать его с себя, но не так-то просто оказалось сделать это движение. Чьи-то ноги обвивали мне туловище. Я попытался просунуть руку под стягивающую мне горло удавку. Однако та слишком сильно впилась в шарф, который в последнее время я не снимал с себя, стараясь прикрыть следы урока Асклепиода. Так вот, значит, каким образом постигла смерть Синистра. Когда-то я задавался вопросом, как это могло случиться, и меня удивляло, почему Синистр не прижал обидчика к стене. Теперь мне все стало ясно. Он попросту до этого не додумался, как и я поначалу.
Собравшись с силами, я рванулся к стене и в последний миг развернулся так, чтобы тому, кто покушался на мою жизнь, достался крепкий удар об стену с великолепной фреской, изображавшей Улисса с листригонами. Раздался стон, и я ощутил возле уха чей-то резкий вздох. В тот же миг я почувствовал, что натяжение шнурка слегка ослабло. Но не настолько, чтобы позволить воздуху пройти через дыхательное горло. Зато в меня вселилась надежда: мой обидчик не завязал шнурок узлом, и, если мне удастся скинуть маленького ублюдка со спины, возможно, я спасу себе жизнь.
Комната была слишком мала, чтобы в ней можно было хорошенько разбежаться. Но мне нужно было во что бы то ни стало предпринять решительные меры. В глазах у меня становилось все темнее и темнее, а в ушах раздавался громкий хруст. Низко присев, я согнул колени и изо всех оставшихся сил прыгнул вперед и вверх. Когда мои ноги оторвались от пола, я устремил тело вперед, стремясь совершить кувырок и вложить в свое приземление как можно больше мощи.
И это мне удалось. Грохот падения получился на редкость оглушительным — от него задрожал стоявший по соседству маленький столик. Моя шея освободилась от плена шнурка, и я наконец втянул в себя вожделенный глоток воздуха, слаще которого для меня ничего не было на свете. Чужие ноги стали медленно сползать с меня вниз. Я резко развернулся, одновременно нащупав под туникой перчатку, которую в этот день собирался использовать уже во второй раз. Но, подняв кулак, вдруг замер в изумлении.
— Кто это? — спросил стоявший на пороге Милон, которого сюда привлек шум.
— Это наш убийца, — ответил я, глядя на своего лежавшего без сознания обидчика. — Наш ночной грабитель, «азиатский мальчик». Ее зовут Хрисис. Осмелюсь сказать, что особы, имеющей большего количества талантов, в Риме не найти.
Милон усмехнулся:
— Представляю себе, в какую ярость придут парни из Субуры, когда узнают, что их обставила какая-то бабенка!
— Господин, — окликнул меня Бурр. — Разве ты пришел сюда не за тем, чтобы повидать госпожу Клавдию?
Я огляделся, но той уже и след простыл. Я поднял с пола кинжал и, шатаясь, поднялся.
— Клавдия, Клавдия, — прошептал я. — Безжалостный игрок в большой игре. А между тем тебе не хватило ума прикончить меня, когда эта маленькая дрянь предоставила тебе такой шанс.
— Прошу прощения, господин? — сказал Милон.
— Пустяки, Милон. Я не хочу, чтобы эта женщина сбежала раньше, чем я доставлю ее в суд, а просто связать ее — может оказаться недостаточно.
— Не волнуйтесь, все будет сделано в лучшем виде, — заверил меня он. — Предоставьте это мне.
Схватив ее одной ладонью за кисти, а другой — за лодыжки, Милон взвалил неподвижное тело на плечи, словно пастух заблудившегося ягненка.
— От меня она не уйдет.
Я потер себе шею. Похоже, в живых я остался только потому, что эта гадина действовала без предварительной подготовки и душить ей меня пришлось своими длинными волосами, а не тетивой от лука, как обычно. Когда Хрисис начала приходить в себя, я вспомнил о том, что должен произнести надлежащую фразу.
— Хрисис, ты арестована. Мы идем к претору.
Дом был слишком большим, чтобы искать в нем Клавдию, да я и так задержался в нем чересчур долго.
— На Форум, — скомандовал я своим сподвижникам.
Как только мы вышли на улицу, услышали шум приближающейся толпы: головорезы Клавдия несли своего хозяина домой. Увидев их, мы намеренно направились в другую сторону. Хотя римлян в наше время ничем не удивить, наше появление на улицах города не оставило никого равнодушным. Во всяком случае, было видно, как округлялись у прохожих глаза и отвисали челюсти. И неудивительно. Вид у меня был на редкость растрепанный, кровь из раны просочилась уже сквозь тогу, а глаза после перенесенного удушья были налиты кровью. Рядом со мной шел исполинского роста молодой человек, за плечами которого извивалась женщина. Но сколько она ни силилась вырваться из его хватки, попытки ее были совершенно бесплодны. Впереди меня шествовал Бурр, расчищая нам путь со словами:
