Хавьер Аррибас - Круги Данте
― Почему вы выбрали меня и мое произведение? ― спросил Данте, погружаясь в пучину скорби.
Баттифолле задумался. Теперь, когда он практически признал, что стоял за этими ужасными преступлениями, он казался погруженным в размышления. Похоже, он думал над возможной силой своих слов, прежде чем продолжить убеждать поэта в правоте избранного им пути.
― Вначале все было вовсе не так, поверьте мне, ― начал граф. ― Не было преднамеренного плана, направленного против вас или вашего произведения.
― Я только еще одно средство на извилистом пути к вашим целям… ― горько перебил его поэт.
Баттифолле ответил ему испуганной улыбкой.
― Когда я только прибыл во Флоренцию, ― продолжал граф, ― я нашел город, абсолютно внутренне разобщенный. Некоторые демонстрировали верность сеньории, предоставленной мессеру Роберту на пять лет, в то время как другие не соглашались с его правлением или же просто лукавили. При этом их взгляды все чаще обращались к другому иноземному покровителю…
― Не окажите ли вы мне милость говорить покороче? ― снова перебил Данте со сдержанным раздражением: он не был готов выслушивать длинные рассказы графа. ― Как вы сами сказали, не время повторяться.
― Не волнуйтесь, ― ответил наместник без раздражения, ― я буду говорить так ясно и коротко, как это только возможно. Если я напомнил вам о глубоких разногласиях между флорентийцами, то сделал это для пояснения того, что существует крепкая связь, не всеобщая, конечно, но крепкая, между приверженцами короля и народом. И между теми, кто вредит нашему суверену, и грандами. Последние, кстати, используют в своих интересах тиранию гнусного Ландо. Моя идея была очень простой: возмутить возможное большинство в разных партиях и объединениях, чтобы они оказывали заметное давление на приоров, а те в свою очередь были бы вынуждены уважать союз с Пульей.
― И для этого вы убили Доффо Карнесекки, ― заключил Данте.
― Жалкий Доффо был прекрасным кожевенником и, слава Богу, одним из самых известных сторонников сеньории, ― разъяснил граф. ― И, кроме того, он был членом цеха кожевников и сапожников. Вы знаете, что их работа мало уважаема; но я вас уверяю, что гильдии этого цеха считаются одними из самых богатых и влиятельных во всей Италии.
― Небольшое вознаграждение имел Доффо за свою верность Пулье, ― сыронизировал Данте.
― Верьте мне, если я говорю, что своей смертью он лучше послужил делу, которое защищал, ― парировал граф.
― И зачем убивать его таким образом? ― спросил поэт с любопытством. ― Почему вы вспомнили обо мне в этом злодействе?
― Я же сказал вам, это вышло случайно, ― воскликнул граф, разводя руками с преувеличенным удивлением. Казалось, он не просто признавал, но и наслаждался нездоровым образом, рассказывая о своих преступлениях собеседнику. ― В случае с Доффо не было никакого плана, это было обычное убийство. Там свою роль сыграла природа: шел бесконечный дождь, который превратил землю в болото, а потом случайно туда прибежала свора собак, которые подрались из-за его потрохов, вот такие совпадения. Потом кто-то намекнул, что все это похоже на один из эпизодов в вашем произведении, и я, всегда восхищавшийся вашим творчеством, вспомнил, что имею один экземпляр. Хотя, к несчастью, приобретенный в Лукке, ― добавил граф.
Данте не смог скрыть недовольную гримасу. Граф Баттифолле казался ему дерзко торжествующим, хотя его план был раскрыт. Последнее, похоже, мало волновало графа. Наместник Роберта одержал победу, а теперь в его руках была судьба Флоренции. Поэтому он не сомневался ни в чем, он наслаждался этим моментом, не думая даже о своем положении.
― Тогда-то у меня и появилась эта идея, ― продолжал граф, а его глаза светились от гордости.
Его план помог ему добиться поставленной цели, и этот человек был доволен собой, независимо от того, что стал причиной безумной оргии крови и ужаса.
― Почему? ― спросил поэт сдавленным голосом. ― Какая необходимость была в этом?
― Потому что все шло не так хорошо, как хотелось, ― объяснил Баттифолле вспыльчиво, словно говорил с непонятливым союзником, а не с человеком, которому нанес моральный вред своими действиями. ― Появилось напряжение, но ситуация менялась очень медленно. Те, кто был в рядах короля, так там и оставались, а те, кто не признавал его покровительства, продолжали упорствовать в своем противодействии сеньории; несмотря на это, флорентийскому правительству ничто не мешало узурпировать власть. Так что нужно было идти дальше и возбудить веру в то, что изгнанные белые гвельфы и гибеллины обладают еще достаточной решимостью, чтобы действовать в городе в такой жестокой манере, убивая руками людей или демонов. Это показалось хорошим способом встряхивания человеческих душ и преследования поставленных целей. И со временем, ― закончил граф, полностью довольный собой, ― я думаю, цель оправдала средства.
― Так что вы продолжали совершать преступление от моего имени, ― горько прокомментировал Данте.
― Можно сказать и так, ― задумчиво подтвердил граф. ― Хотя использование вашего произведения в качестве вдохновителя не обязательно затронет вас лично.
― Возможно, вам следует убедить в этом тех, кто говорит о «дантовских преступлениях», ― бросил поэт.
― Вам не стоит так сильно волноваться по этому поводу, ― беззаботно заверил его Баттифолле. ― Те, кто так говорят, никогда не читали ваше творение. Завтра они забудут обо всем и станут говорить на другие темы.
Данте не переставая восторгаться оскорбительной уверенностью, с которой коварный наместник манипулировал чужими мнениями и мыслями.
― Так что вы решили приспособить к убийствам слова, которые были написаны вовсе не для этой цели, ― заявил поэт.
― После опыта с Доффо было принято решение затронуть противоположную сторону, ― продолжал граф. ― Было необходимо одинаково жестоко поступить с обеими враждующими сторонами. И я вас уверяю, когда вы говорили о невинных, вам стоило два раза подумать, прежде чем вешать этот ярлык на подобных типов. С Бальдазарре и Бертольдо мы действовали уже по новому плану. Конечно, нужно было хорошо изучить ваше произведение и придумать подходящие орудия для того, чтобы сделать соответствия более правдоподобными, ― добавил он со зловещей улыбкой. ― Сомнений не должно было быть, так что мы начали использовать листки, с написанными на них цитатами из вашей поэмы, которая и вдохновила убийц.
― Такого листка не было в первом деле… ― пробормотал Данте.
― Не могло существовать, ― подтвердил граф. ― Пришлось добавлять его задним числом.
― Поэтому запись осмотра и листок с текстом различаются, ― прокомментировал поэт, словно говорил с самим собой.
Поэтому, заключил про себя Данте, большинство флорентийцев, среди которых был хорошо информированный Кьяккерино, это преступление просто не заметили.
― Первый нотариус должен был уже покинуть Флоренцию, ― сказал Баттифолле, ― но немногие люди так проницательны, как вы, чтобы докопаться до таких деталей.
― Мне это мало что дало, ― произнес Данте, которого эта похвала скорее огорчила. ― Вы позаботились о том, чтобы было невозможно поговорить хоть с одним из двух нотариусов и…
Слова Данте были неожиданно прерваны. В дверь постучали, но открылась она только после того, как граф разрешил войти.
Глава 53
В комнате появился помощник наместника. Это был крепкий человек с очень суровым взглядом, одетый по-военному, но не по-солдатски.
― Все готово, ― сказал он серьезным тоном.
Граф вновь посмотрел на Данте и спросил тем же ненавистным довольным тоном:
― Вы бы хотели присутствовать при переводе этих убийц?
Поэт с испугом посмотрел на собеседника. Слишком быстро для казни и для очень короткого следствия. Он стал сомневаться: может быть, граф действительно старался устроить побег этих несчастных?
― Коммуна хочет, чтобы их казнь была публичной, ― сказал граф, словно отвечая на незаданный вопрос поэта. ― И я не собираюсь присваивать заслуги себе, так что мы их переводим в Стинке.
Данте отвел взгляд, демонстрируя отвращение и презрение.
― Я уверяю вас, что мало кто во Флоренции пропустит такое представление, ― продолжал граф. ― Меня заверили заранее, что путь к тюрьме будет короче, чем путь процессии цеховиков до Сан Джованни. ― Потом граф посмотрел на своего помощника, отпуская его одной-единственной фразой: ― Я тоже не смогу присутствовать при этом.
На лице помощника было написано неподдельное удивление, он даже сомневался, уходить или нет. Граф пресек все вопросы одним нетерпеливым жестом. Пока поэт смотрел на красные пятна, падающие от свечи на пол, граф подошел к нему и снова сотряс воздух своим громким и твердым голосом.
― Я признаю, что должен многое вам объяснить…
