Сандра Лессманн - Королевский судья
— Я тоже с ней незнаком.
— Но она знает, кто вы, и не откажется вас принять. Прошу вас, давайте попытаемся.
— Ну ладно, — согласился сэр Орландо. — Если вам кажется, что это может что-то дать, я съезжу к ней прямо завтра утром.
— Я бы хотел сопровождать вас, милорд.
Судья ухмыльнулся:
— Вы мне не доверяете, думаете, я не смогу правильно поставить вопросы?
— Вовсе нет. Я только хочу видеть реакцию вдовы.
На следующее утро Трелоней заехал за священником на своей карете.
— Я бы предпочел, чтобы вы не ходили туда, — озабоченно сказал сэр Орландо. — Дин был очень известен в городе и пользовался большим уважением. Его убийство привлекло много внимания. Лондон требует скорейшего наказания убийцы. Иными словами, люди почуяли кровь и хотят, чтобы преступника повесили. И каждого, кто попытается вырвать у них жертву, сочтут врагом. Заметив, что вы ведете расследование, начнут интересоваться вами и скоро узнают, что вы римский священник.
— Понимаю, милорд, — уверил его Иеремия. — Но речь идет о жизни человека. Я обязан пойти на риск и не думать о себе.
— Смешно рисковать из-за какого-то уличного вора.
— Он не уличный вор, и я докажу вам это.
— Нет, ничего тут не поделаешь.
— Милорд, я считаю Бреандана Мак-Матуну невиновным. Поэтому сделаю все, чтобы спасти его от виселицы.
— Мне напомнить вам, как священнику, что вся наша жизнь в руке Божьей? — упрекнул судья иезуита.
— Знаете, основатель нашего ордена Игнатий Лойола как-то сказал: «Мы должны безусловно верить Богу, как будто все человеческие усилия ничего не стоят, и вместе с тем прикладывать все человеческие усилия настолько разумно и настолько решительно, как будто успех зависит только от них», — улыбнувшись, процитировал Иеремия.
На Трелонея слова Лойолы произвели впечатление.
— Умный человек этот ваш Игнатий. Должен признаться, я все больше понимаю, почему вы вступили в общество Иисуса.
За разговором они доехали до роскошного фахверкового особняка убитого советника на Брод-стрит и теперь ждали, пока посыльный доложит о них хозяйке. Скоро лакей вернулся и объявил, что леди Дин готова их принять.
Горничная провела визитеров в обитую деревом гостиную, где их ожидала немолодая женщина в черном. Они выпрямилась в кресле и указала своим посетителям на два стула.
— Милорд, вы очень удивили меня своим неожиданным визитом. Я предполагаю, речь пойдет о преступлении, жертвой которого стал мой покойный супруг.
— Прежде позвольте мне выразить вам мои искренние соболезнования, мадам, — вежливо начал сэр Орландо. — Никто не в состоянии измерить постигшую вас утрату.
Строгая вдова недоверчиво посмотрела на спутника Трелонея. Ее зачесанные назад седые волосы были почти не видны под черным кружевным чепцом, а простое платье, застегнутое до самой шеи, являлось признаком не только траура, но и пуританских нравов семейства.
Иеремия также выразил вдове соболезнования, но она продолжала смотреть на него с нескрываемым подозрением. «Женский инстинкт? — размышлял Иеремия. — Она догадывается, что мы пришли с расспросами».
— Один вопрос при расследовании убийства вашего супруга остался открытым, мадам, — объяснил сэр Орландо. — Суду важно составить полную картину того, при каких обстоятельствах было совершено преступление. К ним относится также причина, побудившая вашего супруга в столь ранний час направиться в Вестминстер. Вы что-нибудь об этом знаете?
Леди Дин заметно удивилась. Какое-то время она молча смотрела на судью, как бы пытаясь понять, чего он от нее хочет. Затем сцепила пальцы и без выражения сказала:
— Мой супруг никогда не говорил со мной о делах.
— Так он направился в то утро на деловую встречу? — вмешался Иеремия.
Вдова смерила его презрительным взглядом, ясно говорившим, что она считает подобные расспросы неслыханной дерзостью:
— Я не знаю, куда мой супруг направился в то утро. Он мне этого не говорил.
— А вы его об этом не спрашивали? — настаивал Иеремия.
— Он не обязан был передо мной отчитываться.
Иезуит сразу понял причину ее раздражения. Конечно, она спрашивала своего мужа в то утро, куда это он идет ни свет ни заря. И он с грубостью патриарха велел ей не вмешиваться в его дела.
— У вашего мужа были друзья на Стрэнде? Или, может быть, он посещал там кого-нибудь по делам? — по-прежнему вежливо поинтересовался сэр Орландо.
— По-моему, нет. Все торговцы, с которыми общался мой муж, имеют дома в Сити.
Иеремия коротко подумал и выстрелил наугад:
— А за день до его смерти ничего необычного не произошло? Может быть, кто-нибудь заходил, кого вы не знаете, или он получил какое-либо известие?
— Мне он об этом не говорил, — был: ответ.
Иеремия чувствовал, как к нему подступает отчаяние. Ощущение, что ранний уход советника в день смерти непосредственно связан с убийцей, усиливалось. Но разгадка ускользала от него как уж.
— То, что ваш супруг ничего не сообщил вам об известии, еще не значит, что его не было, — упорствовал Иеремия. — Возможно, нам удастся найти отправную точку в его бумагах.
Иеремия сразу понял, что зашел слишком далеко. Лицо леди Дин окаменело и стало еще более непроницаемым, если только это было возможно. Она резко встала с кресла и возмущенно сказала:
— Сэр, я не знаю, к чему вы клоните, но, судя по вашим словам, выходит, будто мой муж сам виновен в своей смерти. Ваши намеки граничат с наглостью. Моего супруга из мести убил преступный бродяга, которого, кстати, вы, милорд, не так давно отпустили, осудив на сравнительно мягкое наказание, вместо того чтобы повесить, как он того заслуживал. А теперь идите! В этом доме вас больше не задерживают.
Сэр Орландо бросил на священника сочувственный взгляд. Им ничего не оставалось, как уйти.
Пока они ехали в карете Трелонея к Патерностер-роу, Иеремия подавленно молчал.
— Мне очень жаль, что наш визит не принес желаемого результата, патер, — сочувственно сказал судья, — для вас даже больше, чем для ирландца, так как вы, кажется, неразумно принимаете эту историю слишком близко к сердцу. Вы сделали все, что в человеческих силах, чтобы снять с Макмагона обвинение, большего вы не можете требовать даже от себя. Ему остается лишь настаивать на неумышленном убийстве и обратиться к привилегии духовного статуса, но, честно говоря, у меня нет надежды, что присяжные окажут ему эту милость.
— Вы будете участвовать в заседании, милорд?
— Так как король пока не назначил преемника лорда верховного судьи Хайда, я буду председательствовать. Обещаю вам, права Макмагона во время процесса не будут ущемлены. Но больше я ничего не могу для него сделать.
Глава тридцать пятая
Зайдя на следующий день к ирландцу в Ньюгейт, Иеремия нашел его в том же состоянии апатии. Он как будто постарел на глазах, черты лица утратили четкость, бескровная кожа посерела, а взгляд стал неподвижным и безжизненным: в нем почти не осталось души. Когда Иеремия увидел его, у него впервые в жизни появилось желание обнять, утешить, прижать к себе, о чем ранее иезуит даже помыслить не мог. Но сейчас ему было так жаль Бреандана, что желание помочь оказалось сильнее боязни человеческой близости.
Ирландец заметно удивился, оказавшись в отеческих объятиях, в которых ему, несмотря ни на что, было очень тепло. Однако он быстро понял, что они означают.
— Вы ничего не нашли, — заключил он.
Простая констатация факта, не стремление, не отчаяние, лишь покорность, отсутствие сопротивления и полная безнадежность.
Иеремия не мог подобрать слов, чтобы поведать о своей неудаче, и начал довольно неловко:
— Остается несколько дней... я еще попытаюсь...
Не глядя на священника, Бреандан возразил:
— Вы сделали все, что было в ваших силах, патер. Благодарю вас. Но, кажется, я родился для того, чтобы меня повесили.
— Вы не имеете права так говорить. Никто не знает Божьего замысла о вас.
— В последние несколько месяцев я узнал, что жизнь может быть и прекрасной. Вы дали мне такую возможность. Но с самого начала я знал — это не может продолжаться долго.
Бреандан запрокинул голову, и Иеремии показалось, что он прячет глаза, не желая обнаружить признаки слабости.
— Рано терять надежду, сын мой, — упрекнул его Иеремия. — Вы еще живы. И несмотря ни на что, исход процесса неизвестен. Присяжные обязаны выслушать вашу версию и только затем решить, виновны вы в убийстве или нет. Если вы сможете убедить их, что не планировали убивать Дина, что потребовали драться в ответ на его провокацию и лишь защищались... Опишите присяжным, как он оскорбил вашу честь.
— Патер, такой человек, как я, не имеет в глазах бюргеров никакой чести.
— И все же расскажите присяжным, что вам говорил Дин. Тогда они поймут, почему завязалась ссора.
