Шаги во тьме - Александр Михайлович Пензенский
В конце концов, решив действовать по ситуации, отталкиваясь от поведения госпожи Савельевой, Вера Константиновна уселась на софе в гостиной с томиком Бодлера, оставив в покое кухарку с горничной, и в квартире практически воцарилась тишина, нарушаемая лишь шуршанием Дуняшиных юбок да отдаленным позвякиванием из кухни.
Ровно в восемь, прямо вслед за звоном часов, раздалась трель дверного звонка – прибыли пунктуальные Маршалы. Еще в прихожей, отряхивая с пальто не успевший растаять снег, едва обсудили неожиданную природную щедрость и бессовестных извозчиков, взвинтивших цены втрое, как звонок проверещал еще раз, обозначая объявление следующих гостей.
Пока мужчины жали друг другу руки, Вера Константиновна настороженно поглядывала на спутницу Александра Павловича. Та самостоятельно сунула зонтик в подставку, но, к счастью, позволила Владимиру Гавриловичу помочь ей освободиться от манто. Угроза скандала будто бы отдалилась.
Беседа за ужином была вполне обычной – обсудили и погоду, и академические успехи младших Филипповых, поумилялись рассказам Зинаиды Ильиничны о долгожданной дочери и неожиданно появившемся сыне, а там уж и время для кофе подошло. Предмет беспокойства Веры Константиновны оказался вполне милой барышней, и из всех протестных поступков Анастасия Антоновна отметилась лишь в самостоятельном размещении на стуле. Так что хозяйка почти успокоилась и даже улыбнулась, наблюдая, как госпожа Савельева благодарно дотронулась до руки Александра Павловича после того, как тот подлил своей спутнице в чашку сливок. Но оказалось, что расслабляться все-таки не стоило – Анастасия Антоновна, сделав глоток, вдруг заявила, обращаясь к хозяину дома:
– Владимир Гаврилович, я хочу подать вам официальную жалобу!
Филиппов отставил чашку, промокнул салфеткой усы, улыбнулся:
– Жалобу? Надеюсь, не на Александра Павловича?
Девушка с готовностью кивнула:
– На него. Он совершенно ничего не рассказывает мне о своей работе. Ссылается на ваш запрет и тайну следствия. Но я уверена, что он просто из своего мужского высокомерия считает, что женщина не способна быть собеседником в серьезных разговорах.
Александр Павлович залился краской, попробовал было что-то сказать, но возразить ему не дали – следующее заявление оказалось еще более смелым:
– Ну не думает же он на самом деле, что женщину способны довести до обморока описание преступлений, которыми вы там у себя в мужских кабинетах под царскими портретами занимаетесь? Я ни разу не встречала даму, которая бы всерьез упала в обморок от вида крови, – простите, но мы кровь видим не реже вас.
Анастасия Антоновна по очереди посмотрела на сидящих за столом женщин в поисках поддержки, но те повели себя совершенно различным образом – Зина смущенно ойкнула, а Вера Константиновна неожиданно улыбнулась и повернулась к супругу:
– Да уж, Владимир Гаврилович, извольте объясниться, в чем вы отказываете нам – в уме или смелости? Ведь, не поверите, голубушка, скоро четверть века, как женаты, а хоть бы раз рассказал, чем он там занимается. В лучшем случае позвонит, предупредит, что до утра не появится. Хорошо хоть, что по возвращении не парфюмами французскими пахнет.
Тут пришел черед переглядываться уже мужчинам: Маршал усмехнулся в свои медные усы, Свиридов готов был, похоже, провалиться сквозь пол, чувствуя себя виновником этого женского бунта, Филиппов же совсем отодвинул чашку, отложил салфетку и резюмировал:
– Ну что ж. Извольте. Но потом не жалуйтесь. – Он поднялся, закурил и, жестикулируя папиросой, будто дирижерской палочкой, начал рассказывать: – Упреки ваши о причинах, из-за которых мы не обсуждаем с вами службу, я отвергаю, и Константин Павлович, и Александр Павлович, уверен, со мной согласятся. В службе, которой мы с коллегами себя посвятили, вовсе нет никакого романтизма, которого вы, сударыни, быть может, ждете. Настоящее, не книжное преступление всегда отвратительно, преступник всегда жалок, какой бы идеей он ни был движим. Ни Робинов Гудов, ни Арсенов Люпенов я за свою сыскную жизнь не встречал. Вот вам история, которой мы сейчас вынуждены заниматься. Из Обводного канала выловили тело молодого мужчины со следами, хм, насильственной смерти. Вы, должно быть, читали в газетах?
Зина кивнула, Анастасия с Верой Константиновной почти синхронно покачали головами. Владимир Гаврилович продолжил:
– И вот нам требуется сыскать и наказать убийцу, а мы даже понятия не имеем, кто убитый. Вот вам и романтика, и загадочность. Есть мысли, как нам ловить злодея?
Оба помощника на вопросе своего патрона покосились на дам. Первой откликнулась затеявшая этот разговор Анастасия Антоновна:
– Или злодейку…
– Что, простите? – нахмурился Филиппов.
– Злодейку, – тихо повторила за Савельевой Зина. – Или злодеев.
Филиппов сел, потушил папиросу, обдумывая услышанное.
– Убийство ведь совершено в не самом благополучном районе, так? – воспользовалась паузой Анастасия Антоновна. – Вряд ли вы станете спорить, что там женщины пребывают в гораздо более угнетенных условиях, нежели в образованном обществе. Просто представьте: с рождения собственные родители относятся к тебе как к чужому рту, к человеку второго сорта, предназначенному для единственной цели – поскорее покинуть семью, перейдя из услужения отцу с матерью в такое же подчинение мужу. Бедная девушка в большинстве случаев узнает своего будущего супруга только во время сватовства. Она вдруг понимает, что все ее гадания о суженом-ряженом, все ее мечтания и томления никому не интересны. Вот он, твой ряженый, родителем выбранный. Живи, почитай, терпи. А он вдруг оказывается пьяницей и тираном. И что ей делать? К родителям не сбежишь – мало того что вернут, так еще и отец прибьет. Развода для таких девушек тоже не существует.
– И что же, – нахмурился Маршал, – убийство – выход?
– Почему же? Можно дождаться, когда напившийся до чертиков муж сам тебя забьет до смерти или пырнет ножом в водочной горячке. Такие случаи вам попадались?
– Попадались, – мрачно согласился Филиппов. – И не так редко, как хотелось бы, голубушка. Но то все были убийства, простите, скучные. Сама жена могла в
