Жан-Франсуа Паро - Версальский утопленник
— А ты?
— А мне пора в Версаль. Надобно допросить госпожу Ренар и предупредить королеву, что среди ее служанок оказалась жена заговорщика. И я обещал Сартину держать его в курсе расследования. Совершены тяжкие преступления, угрожающие безопасности государства. К тому же…
Николя колебался, что немедленно отметил Бурдо: от него не ускользали ни малейшие изменения в настроении друга.
— …есть о чем задуматься. Появилась ниточка, которая тянется к певчим королевской часовни.
— К певчим?
— Да, точнее, к кастратам. Судя по выражению твоего лица, ты удивлен не меньше меня. Как и все, ты полагал, что кастраты поют в папской капелле или же в Опере, где среди них есть поистине великие голоса, и некоторых мы имели счастье слышать в Париже. О том, что кастраты поют в часовне короля, я узнал от доктора Месмера, использующего кастратов для своих физических, экспериментов. Кроме того, на меня дождем посыпались арии для альта. Одна из Самаритен, а другая найдена на теле Ламора. Впрочем, и тут необходимо кое-что проверить. Надо убедиться, что обе партитуры отпечатаны одним печатником. Мелкие дефекты позволяют определить, в какой типографии выполнена работа. Кстати, возможно, в той же типографии отпечатана и сатира «Королевские игры», явно предназначенная для распространения в обход цензуры. Не исключено, что памфлет против королевы, которым шантажировали Мадам Аделаиду, напечатан там же. Если мы сумеем это доказать, мы сделаем огромный шаг вперед.
— Папаша Мари волнуется, что делать с трупом.
Николя на минуту задумался.
— Его нельзя сохранить; значит, надо как можно скорее предать его земле. Однако если его опустят в общую могилу, его засыплют негашеной известью. На кладбище в Кламаре есть специальный погреб, я прикажу поместить останки туда и следить, чтобы их ненароком не уничтожили.
Успокоив Бурдо и нагрузив его всевозможными поручениями, Николя отбыл в Версаль. Заехав в особняк д’Арране, он застал там одного Триборта. Эме дежурила в покоях Мадам Елизаветы, а адмирал уехал с инспекцией в Шербур. Предупредив мажордома, что в случае необходимости он сегодня заночует у них в доме, он к двум часам направился во дворец, в министерское крыло, где его без проволочек проводили к Сартину. Бывший начальник полиции любовно поглаживал кудри большого темного парика.
— Вы только посмотрите, Николя, какой удивительный иссиня-черный цвет. И знаете, кто прислал мне такую красоту? Торговец из Пловдива, что в оттоманской Фракии, сопроводив посылку цветистым посланием. Вы только подумайте, они там читают «Энциклопедию» и мечтают освободиться от турецкого ига! Не знаю, откуда они узнали мое имя и о моем пристрастии к парикам.
— Быть может, прочли в «Газетт»? Вы просто не представляете, чего там только не печатают. Господин де Ноблекур жалуется, утверждая, что, погрязнув в мелочах, газетчики не пишут ничего существенного.
— Однако, господин наглец, я отнюдь не считаю себя несущественной мелочью.
Тон, впрочем, был шутливым, к тому же министр продолжал сладострастно ласкать парик, давая понять, что он по-прежнему в приятном расположении духа.
— Шерсть ягненка, причем самая тонкая. Никакой завивки. Кольца и волны от природы!
Похоже, ничто не могло испортить благодушное настроение Сартина, а значит, пора рассказывать о ходе расследования, продолжавшего множить сюрпризы и вопросы. Николя уже хотел открыть рот, как внимание его привлекли необычные штучки, разбросанные вокруг рабочего стола министра. Там лежало странного вида колесо, дощечки, сделанные из какого-то непонятного материала, и крошечная модель фиакра с упряжью.
Насмешливо глядя на Николя, Сартин усмехнулся, заметив, в каком тот пребывает недоумении.
— Ага, вижу, эти новинки вас удивляют.
— Что вы хотите, сударь, после парика, прибывшего из Блистательной Порты, я ко всему готов.
— Да будет вам известно, что мне представили необыкновенную личность, бывшего артиллерийского офицера и члена Академии Его Величества короля Сицилии, господина де Монфора. Сегодня он состоит инженером на службе герцога Орлеанского, отца вашего друга, герцога Шартрского.
Николя насторожился.
— Вы же знаете, в этой семье все начиная с регента обожают курьезные эксперименты и всяческие новшества. Этому Монфору позволили воспользоваться мастерскими Королевского дома инвалидов, чтобы сделать… Готов спорить на что угодно, вы ни за что не догадаетесь. Чтобы устроить картонажную мастерскую, или, точнее, мастерскую для постройки картонных экипажей.
— Разве такое возможно?
— Он утверждает, что его картон прочен, как дерево, но не обладает недостатками древесины, ибо гнется, но не ломается. Для постройки большой кареты требуется картон толщиной всего в 2 линии. Таким образом, кузов из картона со стенками такой же толщины, как деревянные, будет гораздо более легким и не сломается при сильном ударе; на нем разве что лак может потрескаться. Есть и еще одно преимущество: экипажи, построенные из картона, выдерживают испытание влажностью, холодом и жарой, ибо при сборке Монфор использует особый клей собственного изобретения. Представьте себе артиллерийские повозки.
Погрузив руки в мягкие кудри парика и разминая их, словно булочник тесто, Сартин с блаженным видом закрыл глаза: похоже, он пребывал на седьмом небе от счастья.
— Значит, этот материал может принимать любые формы?
Сартин выпустил парик, и тот, змеясь кудрями, плавно соскользнул на пол, министр же вскочил и, схватив колесо, замахал им перед носом Николя.
— Этот материал можно соединять с железом! Как и дерево! Сейчас изобретатель сооружает для герцога д’Омона гондолу, способную поднять шестьдесят человек! Вы только подумайте! Секрет прочности его картона заключается в том, что он производится из особой смеси, состоящей из бычьих жил и древесной массы.
— А он сам испытывал свои изобретения?
— Как вы можете так говорить? Я вам что, зевака с ярмарки, готовый проглотить фокус любого трюкача? Необходимость вдохновила его на изобретение. Идея создать экипаж из картона пришла ему в голову во время путешествия по Африке, где совсем нет дорог. Картонный экипаж легко можно поднять и перенести в нужное место, обойдя глубокие колдобины и ямы. Вы знаете, как я пекусь об улучшении нашего флота. Поэтому я предложил изобретателю поразмыслить над тем, нельзя ли из такого легкого материала создавать военные корабли. Он ответил, что нет ничего невозможного, и заверил меня, что благодаря гибкости его картона ядра будут отскакивать от бортов, а не пробивать их. А если ядро и пробьет обшивку, в ней останется дыра, не более того, и никаких острых щепок или осколков. Вы же сами знаете, какой урон наносят летящие во все стороны обломки деревянной обшивки и прочих снастей из дерева. К сожалению, сейчас инженер не может заняться разработкой моего предложения, ибо полностью загружен работой.[52]
Николя всегда удивлялся склонности недоверчивого и подозрительного Сартина увлекаться всевозможными утопическими проектами, о которых он, впрочем, забывал столь же быстро, сколь быстро ими загорался.
— Раз уж мы говорим об изобретениях…
Министр показал Николя плотный бумажный квадратик.
— Бумага химическая экономичная. Для письма на ней используют грифели из минералов. Преимущество заключается в том, что написанный на такой бумаге текст можно смывать от пятнадцати до двадцати раз, при этом бумага останется неповрежденной. Тетради из этой бумаги, переплетенные в сафьян, можно приобрести в лавке Десноса, на улице Сен-Жак. Какая экономия для наших контор! Надо поговорить об этом с Неккером.
И он желчно усмехнулся.
— Однако что-то меня не туда несет… Николя, я с нетерпением жду вашего рассказа. Надеюсь, господин королевский комиссар, следователь по особо важным делам, вы далеко продвинулись в известном нам деле?
Слушая долгий и подробный рассказ Николя, министр постепенно пришел в такое волнение, что, вспомнив прежнюю привычку, большими шагами нервно замаршировал по кабинету.
Наконец, уперев руки в бедра, он остановился прямо напротив Николя.
— Итак, стоит вам выйти на след, как вокруг вас мгновенно множатся трупы! Да, именно трупы! Не забывайте, вы сами лишь волею случая вышли живым из этой передряги. Подумать только! Вы сообщаете, что Ламор убит, Ренар разоблачен, но бежал, ваш дрозд расчленен на куски, словно Дамьен, в расследовании постоянно всплывают имена двух принцев, тетку короля шантажируют, а на горизонте маячит неизвестная девица. Да, господин комиссар, похоже, вам понравилось играть в загадки!
— Но, сударь, примите во внимание…
— Сударь, я прекрасно знаю все, что вы сейчас скажете, — уже семнадцать лет я слушаю ваши оправдания.
— Сударь, — возмущенно начал Николя, — но ведь это по вашей просьбе.
