Олег Петров - Стервятники
- Писаренко! Убийцы во всесоюз. тьфу ты! Во всероссийском розыске, личность двух из них установлена, а дело при-ос-та-нов-ле- но! Понял? У тебя, что, других дел нет?
- Ну, почему. Пять грабежей по шапкам.
- Работай, капитан! И потом. А запросы по розыску ты обновляешь? Когда последний раз?
- В сентябре.
- В сентябре. Красота! Покажешь мне всю переписку по делу. В сентябре!.. А он мотивы изучает! Вот что, Писаренко. За нарушение приказа по продолжительности телефонных переговоров огребешь материально и дисциплинарно! И новогодний хоровод водить тебе, видимо, в дежурной части.
Дмитрий вышел от начальства и подумал, что Лидочку «обрадовать» самое время: планы на новогоднюю ночь рухнули. Потому как дежурить будет капитан Писаренко по родному Центральному отделу.
Дмитрий вдруг поймал себя на мысли, что уже и не помнит, был ли у него когда-то, кроме детства, новогодний вечер? У настоящей елки, или там, сосенки, с шампанским, боем курантов, «Голубым огоньком» по телевизору. В теплой, так сказать, домашней обстановке.
Вспомнить ничего определенного он не смог. Вернулся в кабинет, с ненавистью посмотрел на заваленный бумагами стол, перевел взгляд на обшарпанную дверцу сейфа - не надо рентгена, и так знал: битком набито железное нутро неоконченными делами. Тормоз вы, капитан Писаренко, в деле борьбы за процент раскрываемости! Взыскание под новогоднюю елочку огребете - к маме не ходи. Следовательно, «тринадцатая зарплата» уполовинится, если будет вообще.
Дмитрий мысленно подсчитал выслугу - на смешанную пенсию вытягивалось. И написал второй рапорт. С той самой припиской про последующее увольнение со службы. Некстати вновь подумалось о деле Лоскутникова. С неожиданно нахлынувшим безразличием. А действительно, ему это надо?
Воробей доклевал крошки на оконном отливе и улетел, довольный и согревшийся, с новогодним настроением.
Глава 12. ГОРДЕЕВ, 27 августа 1922 года
МАНЬЧЖУРИЯ. Последний раз Захар Иванович останавливался здесь на сутки в начале апреля, когда ехал по командировочным делам в Харбин. И не думалось тогда, что следующие пять месяцев превратятся в такую круговерть! Даже когда в феврале рослый и неулыбчивый китаец - явление совершенно нехарактерное для «ходей» - привез тайное письмо от Ивана Федоровича, совершенно не предполагал Захар Иванович нынешнего исхода.
Иван Федорович - господин казачий генерал Шильников, - возглавил, осев в Маньчжурии, откатившиеся за Аргунь белые силы. В давнишнем сослуживце (двенадцать лет назад вместе служили в Читинском казачьем полку, а потом заседали в правлении Забайкальского казачьего войска) Захаре Ивановиче Гордееве у него никаких сомнений не было. Наоборот, в февральском письме, приветствовал «врастание» в политическую жизнь «буфера», но заметил: пора переходить к активным действиям.
«Ни на минуту не оставляю усилий по возвращению на забайкальскую землю. Приступил к формированию сильного отряда для борьбы с властями Дальне-Восточной Республики во имя спасения родного края от нищеты и рабства. Предлагаю и тебе, мой друг и боевой товарищ, принять участие в этой святой борьбе с оружием в руках... Пока ты при исполнении должности члена Читинской городской управы, изыщи возможность командироваться в наши края по какой-либо надобности. Крайне важно, чтобы повод был совершенно законный и не вызывал подозрений, потому как тебе, дорогой Захар Иванович, надо будет вернуться в Читу «<чистым»: ты нужен в Чите, для действий с запада...»
Апрельскую командировку в Харбин Гордеев получил без затруднений. Повод представился презабавнейший: во всей Чите невозможно было сыскать малярных красок ярких колеров. В городской управе затевался летний ремонт, «текущий момент» постоянно требовал яркого плакатного слова, и краски оказались в жесточайшем дефиците. В читинских пакгаузах, по линии военного ведомства, нашлось лишь несколько бочек защитной, цвета хаки, кирпичного сурика и серой морской - шаровой. А в Харбине разноцветья было хоть пруд пруди.
- Задание тебе, друже, ответственнейшее, - обнял погрузневший Шильников приятеля, пахнув густым сладким духом нафабренных усов. - Сформируешь отряд на участке Чита - Хилок. Для препятствования нормальному движению по Забайкальской железной дороге. Естественно, по сигналу, когда я выступлю со своими силами.
Потертый казачий мундир с генерал-майорскими погонами был тесноват раздобревшему Шильникову, но живость движений новоявленного полководца не сковывал.
Генерал резво повернулся от пришпиленной на стене простыни карты-двухверстки, склеенной по всем правилам штабного искусства, небрежно бросил на стол лакированную бамбуковую указку.
- До выступления основных сил займись, Захар Иванович, формированием тайной военной организации. Костяк составить советую из надежных офицеров. Их в Чите, знаю, осталось немало.
- Есть такие, - кивнул Гордеев. - Некоторые даже в резерве назначений штаба НРА числятся.
- Это что за войско? - поднял брови Шильников.
- Не хватает строевых должностей в «буферной» Народно- революционной армии, вот и сидят в резерве, но паек получают. За лояльность.
- Прикармливают, значит, большевички, военную косточку.
- Приходится, - усмехнулся Захар Иванович. - И так смуты хватает.
- Наслышаны, - пробежала усмешка и под усами Шильникова. - Особенно про последний приказ вашего военного министра господина-товарища Блюхера. О роспуске партизанских отрядов. Как оцениваешь решение военмина?
- Партизанская вольница властям надоела. Среди этих таежных героев мало кто безболезненно к мирной жизни переходит. С винтарем наперевес - это не землю пахать! Во вкус анархии и реквизиций множество народу вошло. Чего о хлебе радеть - клац затвором - и сыт. Отвыкли босяки от крестьянского труда.
- И это нам на руку, Захар Иванович, дорогой! - Шильников хлопнул обеими ладонями по бумагам, устилающим столешницу. - Недовольных партизан надо привлекать на нашу сторону! Этой работе - самое время! Если сумеем посеять в партизанской среде вражду к коммунистам и существующей в Дэвээрии власти - половина дела сделана! Вражду, ненависть и рознь! Маленькими кучками отрывать людей от былого красного партизанства, понимаешь? Англичане огромнейшую Индию в полон взяли, а почему? Потому что методично следовали своему правилу: разделяй и властвуй! Чуешь, куда клоню?
- Чуять-то я чую, - снова усмехнулся Гордеев. - Куда только нагайки и застенки нашего дорогого атамана подевать? Эта кровавая память из краснопартизанских душ долго выветриваться будет.
- Тут ты, друже, прав, - помрачнел Шильников. - Семенов нам еще ту занозу загнал... Но скажу тебе так. Мой начальник штаба, известный тебе полковник Трухин, недавно разведку провел на сретенско-нерчинском направлении. И вот что доносит. - Генерал порылся в ворохе бумаг и выудил лист машинописного текста с размашистой чернильно-лиловой подписью внизу. - Вот послушай:
«Старые забайкальские партизаны, которых правительство ДВР распустило по домам, с нами связаны и готовы выступить совместно, выставив условием, чтобы не было террора, и был по возможности обеспечен тыл, на что вполне мы с ними согласны, так как без соблюдения этих условий считаю выступление безнадежным...»
Шильников опустил лист и внимательно посмотрел на Гордеева.
- Я, дорогой Захар Иванович, убежден: воскрешение семеновщины принесет только раздор. Для нас Семенов неприемлем так же, как и для партизан, для населения.
- Но у него до сих пор в подчинении солидные казачьи силы, которые край бы как сгодились.
- Солидные, говоришь. А ты уверен, что это так? - Хитро прищурился Шильников. - В верных, - пока верных! - атаману частях начинается, друже, бро-же-ни-е! Казачки за кордон-то уходили налегке, не добро прихватывая, а мамок и дитятей. На атамана надеялись. А он им теперь - что? Жалованье не платит, изредка разве что копейки подкидывает. Голодают казачки, Захар Иванович, го-ло-да-ют! Всеми своими от красной заразы спасенными семействами. О, это такая пороховая бочка - не приведи Господи! - Шильников многозначительно покачал воздетым кверху пальцем. - Так что. По обе стороны Аргуни и Амура, дорогой мой друже, казачки затылки чешут: за что бились, чего добились?..
Шильников зло и громко выругался. Нацелив на Гордеева буравчики темных глаз, продолжил:
- Настроения требуется изучить самым тщательным образом! В каждом уезде, в каждом населенном пункте. Заручить себе в помощники надежных людей, в том числе и среди так называемых народоармейцев. Создавать тайные звенья! Небольшие, по семь - восемь человек. А где два звена - вот тебе и отделение, а два-три отделения - будущий взвод! И во главе каждого - крепкий и толковый командир, не только умеющий шашкой махать, но и словом метким разить. Но первоначальные задачи, друже, по организации белоповстанческого движения формулирую так, - Шильников протянул Захару Ивановичу несколько четвертушек бумаги, исписанных ровным и быстрым почерком штабиста, практически без помарок.
