Оливер Пётч - Дочь палача
– Мы… не хотели будить вас, – промямлил Бенедикт. – Думали, что это может подождать и до завтра. Я хотел сообщить вам пораньше с утра.
– Подождет до завтра? – Лехнер с трудом управлял голосом. – Через день или два сюда явится княжеский управляющий со всей свитой, а у нас тут дьявол разгуливает. Если до этого времени мы не представим ему виновного, то он сам примется за поиски. А тогда помоги нам господь! Он не ограничится одной ведьмой, можете мне поверить!
Секретарь резко развернулся и стремительно зашагал по дороге обратно в Шонгау. Стражники последовали за ним.
– Куизль! – крикнул Лехнер уже на ходу. – Ты идешь со мной, остальных это тоже касается! Мы выжмем из Штехлин признание. Сегодня, если придется, я и мертвого заставлю говорить!
Утренний туман начал постепенно рассеиваться.
Когда последний из них покинул площадку, откуда-то послышался тихий плач.
Марта Штехлин все еще была без сознания и ни на что не реагировала. Она металась в горячке и бормотала во сне, а Бонифаций Фронвизер прижался ухом к ее груди и прислушивался.
– Знаки… дети… у всех… – вырывались из Марты обрывки фраз.
Старый лекарь покачал головой. Он с раболепием взглянул на Лехнера, который стоял, прислонившись к двери, и с возрастающим нетерпением наблюдал за его действиями.
– Ну что? – спросил секретарь.
Фронвизер пожал плечами:
– Дрянь дело. У женщины лихорадка. Возможно, она умрет, так и не приходя в сознание. Я попробую пустить кровь…
Лехнер отмахнулся:
– Оставь этот бред. Так она помрет еще быстрее. Знаю я вас, врачей… Нет никакого другого средства привести ее в чувство хоть ненадолго? Когда признается, пусть себе помирает, но сначала мне нужно ее признание!
Бонифаций Фронвизер задумался.
– Есть одно верное средство, но я таким, к сожалению, не располагаю.
Лехнер нетерпеливо побарабанил по решетке.
– А у кого оно есть, это верное средство?
– Ну, полагаю, у палача. Но это дьявольское творение. Сделать кровопускание, и знахарка…
– Стража! – секретарь уже двинулся к выходу. – Приведите палача сюда. Пусть поставит Штехлин на ноги и быстрее. Это приказ!
Торопливые шаги стали удаляться в сторону Кожевенной улицы.
Фронвизер осторожно приблизился к Лехнеру:
– Могу еще чем-нибудь быть полезным?
Тот лишь мотнул головой. Он погрузился в раздумья.
– Ступай, я позову тебя, если потребуется.
– Господин, прошу прощения, но заработок у меня…
Лехнер со вздохом сунул лекарю несколько монет и вошел обратно в тюрьму.
Знахарка лежала на полу камеры и тяжело дышала. В пыли возле нее, едва различимый, был нарисован знак.
– Дьявольское отродье, – прошипел Лехнер. – Скажи, что тебе известно, и отправляйся в ад.
Он пнул женщину в бок, так что она со стоном перекатилась на спину, а затем стер знак и перекрестился.
Позади кто-то потряс решетку.
– Я видел, как она рисовала знак! – крикнул Георг Ригг. – Тогда я и влепил ей камнем в голову, чтобы она никого не заколдовала. Ха, на Ригга можно положиться! Верно, господин?
Лехнер развернулся.
– Ты, жалкий неудачник… Из-за тебя как бы весь город не загорелся! Если бы ты ее не изувечил, она уже сейчас могла бы отправиться к дьяволу, чтобы все наконец успокоилось! Так нет же, надо вам сначала управляющего дождаться. При том, что в городской казне и так ни гроша нет… Безмозглый ты дурак!
– Я… не понял…
Но Лехнер его уже не слышал. Он снова вышел на улицу. Если до полудня палач не сможет вылечить знахарку, придется созывать совет. Дело выходило из-под контроля.
13
Понедельник, 30 апреля 1659 года от Рождества Христова, 8 утра
С корзиной в руке Магдалена поднималась по крутой дороге от реки к рыночной площади. Ни о чем другом, кроме как о событиях прошедшей ночи, думать не получалось. Хоть она так и не сомкнула глаз, спать не хотелось вовсе.
Когда Лехнер увидел, что знахарка действительно без сознания и тяжело ранена, он, разразившись отборной бранью прогнал отца с лекарем вон. Теперь оба сидели дома у палача, усталые, голодные и беспомощные. Магдалена сразу догадалась принести с рынка пива, хлеба и копченого мяса, чтобы как-то их подбодрить. Раздобыв на рыночной площади буханку ржаного хлеба и хороший кусок сала, она свернула к трактирам за городским амбаром. Девушка не стала заходить в «Звезду», так как Карл Земер, хозяин трактира и первый бургомистр города, плохо отзывался о ее отце. Каждый знал, что палач был на стороне ведьмы. Потому она прошла в «Зонненброй», чтобы купить две кружки пива.
Когда Магдалена вышла с пенящимися кружками, то услышала, позади шепот и смех. Она обернулась. Перед входом в трактир собралась кучка детей; все уставились на нее, кто со страхом, кто с любопытством. Магдалена продралась сквозь толпу ребятни, и тут за спиной у нее сразу несколько голосов запели песенку. Песенка была оскорбительной, и в ней прозвучало ее имя.
Палачихе МагдаленеЗаклеймили рожу —Пусть юнцов-коротконожекНе таскает к ложу!
Девушка свирепо развернулась.
– Кто это был? А ну выходи!
Несколько детей пустились наутек. Но большинство остались стоять, язвительно глядя на нее.
– Кто это был? – повторила она.
– Заколдовала Симона Фронвизера, чтобы всюду бегал за тобой, как собачонка, и с ведьмой Штехлин ты одного поля ягодка!
Бледный мальчишка лет двенадцати с кривым носом вышел вперед. Магдалена узнала его. Это был сын пекаря Бертхольда. Он упорно смотрел ей прямо в глаза, однако руки его дрожали.
– Ну, и кто же говорит такое? – спокойно спросила Магдалена и попыталась улыбнуться.
– Мой отец говорит, – прошипел маленький Бертхольд. – И считает, что тебя следом отправят на костер!
Магдалена оглядела всех с вызовом.
– Кто-нибудь еще верит в эту чепуху? Если есть такие, то проваливайте, пока не получили.
Ей вдруг пришла идея. Она полезла в корзину и вынула горсть засахаренных ягод, которые вообще-то купила на рынке для близнецов. Улыбнувшись, она заговорила снова:
– А другие смогут получить кое-что вкусненькое, если расскажут мне кое о чем.
Дети подступили ближе.
– Не берите ничего у ведьмы! – закричал сын Бертхольда. – Ягоды уж точно заколдованы, и вы отравитесь!
Кто-то из детей, кажется, испугался. Но аппетит оказался сильнее. Они во все глаза следили за ее движениями.
– Палачихе Магдалене заклеймили рожу… – снова начал маленький Бертхольд, но подпевать ему никто не стал.
– Заткнись уже! – перебил его другой мальчишка, у которого не хватало целого ряда передних зубов. – От твоего отца каждое утро водкой несет, когда я за хлебом захожу. Черт его знает, чего этот пьяница навыдумывал. А теперь пошел вон!
Сын пекаря разревелся и с воплями убежал. Несколько ребят последовали за ним, остальные окружили Магдалену и как зачарованные уставились на засахаренные ягоды в ее руках.
– Итак, – начала она. – Убитые мальчики, Клара и София. Кто знает, что они делали у знахарки? Почему они не играли с вами?
– Никакого проку, одни заботы от них, – сказал мальчик перед ней. – Никто о них тут жалеть не станет. И никто не хотел с ними даже связываться.
– И почему же? – спросила Магдалена.
– Так они же ничейные, приемыши и сироты! – проговорила светловолосая девочка таким тоном, словно Магдалена туговато соображала. – Тем более они тоже не хотели иметь с нами дела. Все время крутились вокруг этой Софии. А она однажды моего брата до синяков избила, эта ведьма!
– Но Петер Гриммер ведь не был сиротой. У него еще остался отец… – вставила Магдалена.
– София заколдовала его, – прошептал беззубый мальчик. – Его будто подменили, когда он связался с ней. Они целовались и показывали друг другу голые задницы! Он как-то сказал, что сироты заключили союз и могут наслать на других детей бородавки и оспу, если только захотят. И всего через неделю маленький Маттиас помер от оспы!
– А колдовать они научились у Штехлин, – крикнул маленький мальчик, стоявший поодаль.
– Они вечно торчали у нее дома, вот дьявол и забрал своих прислужников! – прошипел еще один.
– Господи, – пробормотала Магдалена, а потом таинственно взглянула на детей. – Я тоже могу колдовать, – проговорила она. – Не верите?
Дети испуганно расступились.
Магдалена заговорщицки им подмигнула и сделала несколько замысловатых движений рукой, а затем прошептала:
– Я могу наколдовать, чтобы сахарные ягоды сыпались с неба.
Она подбросила конфеты высоко в воздух. Пока дети с криками дрались за лакомство, Магдалена скрылась за ближайшим поворотом.
Она не заметила, что в некотором отдалении за ней следовала чья-то тень.
– Думаю, попробую-ка я наконец чашку твоего дьявольского пойла, – палач указал на мешочек, болтавшийся на поясе у Симона.
Лекарь кивнул и насыпал кофейного порошка в закипающий котелок, висевший над огнем. Распространился яркий бодрящий аромат. Куизль потянул носом и одобрительно кивнул:
