Зорич - Марина В. Кузьмина
— Присаживайтесь, Аннушка!
Сняв с плеч бешмет, положил на дерево.
— Благодарю Вас, Евгений Иванович! — застенчиво проговорила девушка.
Помолчали, прислушиваясь.
— Знаете, Аннушка, — задумчиво проговорил есаул, — когда я вернулся в родные края из Петербурга, где я жил с детских лет у своего дяди, брата матушки, и когда я соприкоснулся с казачьим бытом, для меня всё было ново, необыкновенно, необычно после лощёного Петербурга. Временами просто диковато. Прошло немного времени, и во мне заговорила кровь моих предков, я осознал, что всё это моё, мои корни. Казаки внешне суровые люди, а узнаешь их — и удивляешься, какие они добрые, простые и чуткие. Не знают, что такое ложь, интрига, лицемерие. Меня не сразу признали своим, хотя я был сыном атамана, а может быть, и поэтому. Но после похода в Персию, когда мы кровью повязались, я стал своим и очень горжусь этим.
Есаул замолк. Между тем наступил вечер. Потух горизонт. Яркие краски дня поменялись на краю неба на унылые лиловые и грязно-голубые. Долго держалось светлое пятно на краю неба, но и оно погасло. Всё вокруг потеряло свет, стало однообразно-серым. Затихли птичьи голоса. Отчётливее стало слышно сонное журчание воды и потрескивание костра. Где-то далеко в лесу послышалось уханье филина. Какая-то ночная птица прошелестела крыльями почти над казачьими головами и исчезла в темноте. В неясном свете гаснувших костров замелькали силуэты людей — казаки укладывались на ночлег. Есаул встал, подкинул в дымящий, затухающий костёр сухие сучья, пламя тут же подхватило их, взметнулось вверх, полетели искры. Евгений Иванович отступил на шаг и засмеялся.
— Вспомнилось, — сказал он, — как на пикнике в Царском Селе ещё ребёнком я, поступив так же, едва не сжёг свои штанишки.
— Евгений Иванович, — проговорила Аннушка, — правда, что вы были в охране государя?
Есаул в молчании сделал несколько шагов и остановился перед девушкой.
— Правда, Аннушка. Всем интересно знать, как, почему я из Петербурга попал на окраину империи. Я был молод, горяч, даже спесив, всё это послужило причиной. Злые языки связали моё имя с именем молодой жены старого сенатора, близкого к императорскому двору. В оскорбившей меня форме он потребовал оправдаться, но я был неразумно горд и ответил пощёчиной. Был большой скандал. Мне грозили тяжкие последствия. Но вмешалась государыня, и я был сослан на Кавказ в действующую армию. Остальное, если вам интересно, Аннушка, я расскажу как-нибудь потом. А сейчас, голубушка, пора спать. Завтра, вероятно, будет трудная дорога, начинаются горы.
Дорога следующего дня, вопреки ожиданиям, оказалась не такой уж и трудной. Пришлось преодолеть несколько не очень крутых, скорее затяжных подъёмов и спусков и одно довольно глубокое ущелье с бурной речкой. Но всё обошлось без сложностей. Аннушке подобрали кроткую кобылу из обозных, подтянули стремена и усадили в седло учиться мастерству наездников. Ко всеобщему одобрению казаков, девушка, заметно было, слегка робела, потом попросила плеть и стала поторапливать ею свою покорную лошадь, чтобы не отставать от остальных. Казаки переглядывались меж собой, добродушно посмеивались в усы, но молча, боясь задеть самолюбие есаула. Всю дорогу над колонной кружили орлы. Поднимались спиралью, становились едва видимой точкой и, раскинув крылья, парили над степью, выслеживая добычу. Спугнули пару волков. Они уходили сначала поспешными скачками, выставив хвосты, а отбежав дальше, не торопясь, изредка оглядывались. По сторонам дороги сидели, посвистывая, какие-то зверьки. Стоило подъехать ближе — они молниеносно ныряли в норы. День был тёплый, нежаркий. Временами налетит лёгкий ветерок, взволнует ковыль, обдаст прохладою лица казаков и исчезнет, будто его и не было.
Казаки, покачиваясь в сёдлах, повесив головы, дремали. А Аннушка и есаул ехали впереди колонны, чуть поодаль. Аннушка, попав впервые из города в дикую степь, не скрывала своего восторга. Всё было ей в диковину: и множество галдящих порхающих птиц, бабочек, стрекоз, и стрекотание кузнечиков. Всё удивляло и радовало её.
— Что это за птица, с хохолком на голове? — тормошила она есаула.
— Это удод, Аннушка, — степенно разъяснял он.
Но встал в тупик, увидев довольно крупную синюю птицу.
— Вот уж тут я не могу Вам помочь, уважаемая Анна Ивановна!
И оба расхохотались. Так и ехали, разнообразя дорогу задушевными разговорами. Есаул узнал, что Аннушка из семьи педагогов. Отец преподавал историю в университете, а матушка учила игре на фортепиано в музыкальном училище недалеко от их дома. У Аннушки сестра младше её и брат много старше, служит в каком-то секретном ведомстве в столице. С каждым часом Евгений Иванович находил Аннушку всё более привлекательной. И её прямой открытый взгляд, манера говорить, лишённая какого-либо кокетства или желания понравиться, убеждали его в том, что перед ним не лишённая милых женских слабостей, цельная, волевая натура. Между тем где-то после полудня вдали показались горы, а через пару часов отряд оказался перед пологим спуском в котловину глубиной в несколько сот саженей. Внизу было видно множество домов и каких-то строений. Вокруг густые леса, ими заросли горы, а горы громоздились одна над другой и заслоняли собой полнеба. Отряд был замечен в посёлке. Не успели казаки достичь первых домов, как навстречу им появилась группа людей. Подъехав ближе, Евгений Иванович спешился, помог сойти с лошади Аннушке и доложил о себе управляющему рудника Петру Сидоровичу Нежину. Это был высокий седовласый мужчина. За ним представился командир расквартированного здесь небольшого отряда и несколько нижних чинов. Обменявшись рукопожатием с есаулом, управляющий поспешил к Аннушке. Схватил двумя руками маленькую ручку смутившейся Анны Ивановны и с жаром облобызал её, а та быстро выхватила руку и спрятала её за спину, отвернув голову в сторону, не дав закончить приветственную оду на словах: «…когда такая красота скрасит наше скучное существование…» Тут, сообразив, что что-то не то, управляющий, который был явно навеселе, закончил буднично: «Очень рады, очень рады!» — и вовремя, так как глаза Евгения Ивановича уже метали молнии. На том официальная часть встречи была закончена. Фрол Иванович, получив указания есаула, в сопровождении унтер-офицера повёл казаков в казармы.
А есаул и Анна раскланялись с управляющим, пригласившим их отужинать в узком семейном кругу, и поблагодарили его очень вежливо, и молодой чиновник повёл их дальше по деревянному тротуару вглубь посёлка. Евгению Ивановичу и Аннушке предоставили по комнате в ряду нескольких в длинном коридоре небольшого дома, вероятно, постоялого двора. К назначенному часу за ними явилась
