Мастер Чэнь - Амалия и Белое видение

«Вэл, вэл, вэл», – скандирует толпа, глухо бьют в такт барабаны. Ни капли крови не сочится из-под штырей, раны заживут потом на глазах, смазанные священным молоком. «Вэл, вэл, вэл» – медленно продвигаются по улице шеренги железных клеток на плечах людей – а за ними, выше всех, венчает колесницу божественный Муругам.

И так, на жаре, под грохот и вопли, пронзенные железом люди идут к Уотерфол-роуд за городом. К водопаду, к одноэтажному храму – по сути сараю с невысокими греческими колоннами строгого ионического ордера, среди пальм и похожих на слоновьи уши банановых листьев. Там кающиеся и молящиеся освобождаются от своего бремени – так и не пролив ни капли крови – и, как говорят, спят потом сутки без перерыва.

– Итак, это Койл Видху, храм четтиаров, – сказала я Элистеру, взглянув на чернеющий прямоугольник входа туда. – А напротив… Вот этот сарай, на самом деле как бы гараж… Что здесь, Элистер? А?

Он уже стоял, пытаясь вглядеться в темноту за щелями досок, а я искала глазами кого-то из четтиаров, чтобы они открыли высокие ворота.

– О мой бог, о мой сладкий бог – серебряная колесница Муругама! – почти прошептал он. – И к ней можно прикоснуться? Вы не представляете себе, сколько сотен миль нужно проехать по Индии, чтобы увидеть… А здесь – все на одной улице!

– Если я сейчас не найду сторожа, то не расстраивайтесь, Элистер, это горбатое сооружение напоминает то ли передвижную пирамиду, то ли черепаху. Бревна растрескались от времени, серебро похоже на круглые колпаки, надетые на этакие бугорочки. Хотя когда в январе колесницу почистят и завалят цветочными гирляндами – очень впечатляет.

– Значит, возможно, восемнадцатый век, – совсем потрясенный, отвечал он. – А может, и… страшно сказать…

– Элистер, – воззвала я к нему, когда он отошел от предъявленного ему, наконец, гордыми четтиарами сокровища и наговорился с ними всласть, – а среди ваших британских собратьев в Калькутте есть ли кто-то, равный вам по знанию вот этого всего?

– Вообще-то сейчас нет, – честно признался он.

– А зачем тогда вам было идти в полицию?

– Вот именно поэтому, – мгновенно отозвался он. – Вдруг и там мне равных не будет? Ну, и жалованье все-таки…

Я очень хорошо помню этот момент: он, сидевший на деревянной скамье в китайском «кофейном доме», повернулся в профиль и посмотрел в потолок, скрывая гордую улыбку гримасой губ. И поднес к этим губам сигарету, держа ее по-хулигански – большим и указательным пальцами, с отставленным мизинцем.

Передо мной был молодой человек, хорошо знавший, что он оказался лучше всех, и намеревавшийся проделать в своей жизни эту штуку по второму разу, безупречно вежливо и всем назло.

Вот тогда-то от этой мальчишеской гордыни мое сердце и начало таять.

Но тут пришла еда, много отличной еды, потому что сидели мы в «кедай копи», то есть кофейне – на углу Макэлистер и Пенанг-стрит, у старины Сеоу Фонг Лье, который обычно обслуживает сразу несколько прилавков с кипящими котлами, с коих особо рекомендуется ван-тан ми, то есть еще один вариант лапши. Но я подошла к делу по-иному, выбрав бак чан – это туго завернутые в бамбуковые листья пирамидки, внутри которых клейкий рис с какой угодно начинкой – свинина, желтки соленых утиных яиц, каштан с креветкой. Полагается тыкать эти пирамидки в острый соус.

А так как жевать клейкий рис нелегко, то вдобавок я выбрала то, что здесь называется попиа, – это хрустящие, невесомые, золотистые весенние блинчики, внутри которых может быть что угодно: китайская репа, зеленая фасоль в стручках, морковка, маленькие креветки. И подается все это с овощами типа длинных полосок огурцов, зеленью и соусом из арахиса. Все очень сочное и легкое.

Но был еще десерт. Бан чан коай – это тонкий блин в сковородке-горшочке, куда в серединочку добавляются тертые орехи, сладкая кукуруза, масло, сахар. Блин потом достают и складывают вдвое.

Ланч, таким образом, состоял из трех видов блинов с начинкой, и в этом проявилась присущая мне изобретательность и творческая дерзость. Вдобавок то был мой ответ Элистеру на проигнорированную им накануне досу (тоже блин) и то сооружение под фруктовым соусом, которое он заказал мне на десерт. Фантазия на блинную тему.

Я победно пощелкала в воздухе палочками: больше не боюсь.

А Элистер, с тем же выражением, с каким он смотрел в пасть зеленой гадюке («какая интересная проблема, дорогая Амалия!»), вложил в правую руку одну палочку, а потом начал пристраивать другую. И уронил обе.

– Ага! – сказала я, торжествуя.

– Ага, – сокрушенно подтвердил он. – Это трудно.

– Или я кормлю полицейского этнографа как младенца, что трогательно и мило, или он за шестьдесят секунд выучивается есть сам, – пригрозила я.

– И того, и другого, – выбрал он и ткнул палками в клейкую внутренность бак чан. И, конечно, у него все получилось, поскольку к такому виду риса палочки попросту пристают намертво.

– У нас с вами потрясающая жизнь, – сказала я, наконец, не в последний и не в первый раз укоряя себя за обжорство. – Лучшая в мире еда. Храмы. Убийства. Ящики с динамитом. А как вы их нашли?

– Ящики? Ну, это не мы, а местная полиция, – пожал он плечами. – Сообщил информатор, пришли констебли. Всё так просто.

– Это не тот информатор, который был убит накануне почти на наших глазах? – поинтересовалась я.

Честное слово, я сказала это наугад. Но сразу стало видно, что Элистер удивился.

– Ведь это предполагалось скрыть – а вы как узнали, Амалия?

– Из газет… Трудно что-то скрыть от человека, у которого полгорода – друзья. С одной личностью мы не раз танцевали, а с его сестрой учились вместе. А сегодня он заместитель редактора нашей главной газеты. Вот и всё. У нас маленький город… Ну, на самом деле единственная связь между одной историей и другой – что мы с вами оказались рядом с ними по стечению обстоятельств, ведь так?

– Видимо, так, – сказал он не очень уверенно. – Нет, погодите, Амалия, ведь то дело мы уже раскрыли. Полицейский информатор ехал на рикше, пуллер прикончил его, поскольку они не согласились насчет оплаты.

– Я всё помню – дело раскрыто.

– А теперь мы знаем больше. И можем вычислить связь между одной историей и другой. Накануне тот же полицейский информатор узнал все про динамит, позвонил в полицию, и поскольку за такие дела ему платят бонус, то он решил поехать на следующий день в храм, сказать спасибо своему змеиному богу. И там жадность его погубила, поссорился с пуллером… Дело еще больше раскрыто – настежь, Амалия!

– Вы как-то не очень весело шутите, – сказала я. – Видимо, вас что-то беспокоит, а я это чувствую. Что, весь ваш десант из Калькутты так и сидит, не зная что делать? Все еще непонятно, зачем вас сюда прислали?

– Непонятно, – кивнул он и укусил ноготь. – Кончится тем, что отправят скоро домой. Жаль. Мне как раз начинает нравиться… ваш город.

– Ну, – сказала я, – тогда вам остается хорошо повеселиться напоследок. Кабаре называется «Элизе». Поскольку, как я уже сказала, я девушка, которая считает там деньги, то вы с Корки – мои гости. Видели рекламу в порту: «Сюда вы можете привести детей»?

– Ах, это то самое, где будет шанхайский джаз, – с интересом вытянул он голову. – Я только подумал, что надо вас пригласить в наш местный клуб…

Так. Рано или поздно это должно было произойти.

– Элистер, – сказала я со вздохом. – Вы еще не поняли? Мой калькуттский родственник вас не предупредил? Я португалка из Малайи, несколько поколений предков у меня жили в этих краях. В Малакке, чтобы быть точной. Я не уверена, что меня стоит приглашать в ваш клуб, который – не знаю. Я девушка с неправильной для вас репутацией. Вам нравится изящный и экзотический оттенок моей кожи? Ага, я ей горжусь. Но она слишком смуглая, скажем так. Здесь нас официально именуют «евразийцами», потому что солдаты Альбукерка… когда-нибудь я расскажу вам эту длинную историю из шестнадцатого века… не привезли на своих кораблях женщин. Мы – на ступеньку ниже англичан, хотя выше китайцев. Спросите у ваших местных коллег, что конкретно это означает. Что нас пускают далеко не во все клубы. Зато у меня – свой клуб. Тот самый, где будет шанхайский джаз. Для вас или Корки туда пойти – отличная идея. И это респектабельное место.

Тут я увидела новое для себя зрелище.

Элистер сердился.

Не на меня, а на ситуацию в целом.

Он всего лишь сидел очень прямо и старательно улыбался, щуря при этом глаза.

– Амалия, мое приглашение в наш клуб остается, – сказал он, наконец, еще более тихим и вежливым голосом, чем обычно. – И я обязательно приду в ваш клуб. Ждите. Только танцую я как слон, но вы мне это простите?

…Но это было чуть позже. А пока что я тряхнула головой, отгоняя желание заранее рассмеяться, и продолжила свой путь вниз по лестнице – смотреть на Магду, обрабатывающую за столиком в пустом танцевальном зале маэстро Лима из Шанхая.

Лим был очень хорош – стоячий воротник делал его похожим на генералиссимуса Чан Кайши, лицо его было длинным, со светлой кожей и красиво вырисованным крючковатым носом. Что прекрасно гармонировало с прямым, ровно по середине головы, пробором.