Дэвид Лисс - Заговор бумаг

Так я начал работать защитником, охранником, судебным приставом, констеблем по найму и охотником за ворами. Именно последний из перечисленных видов деятельности был наиболее прибыльным, поскольку, отдавая преступника в руки правосудия, я получал вознаграждение не только от того, кто меня нанял, но также изрядную сумму в сорок фунтов от государства. Три-четыре такие премии в год составляли неплохое жалованье для человека моего положения.

С гордостью признаюсь, что я быстро завоевал репутацию своей честностью, поскольку всем известно, что охотники за ворами слывут ужасными негодяями, которых не заботит, виновен бедолага, приведенный к мировому судье, или нет, их интересует лишь полагающаяся за поимку вора награда. Основывая свое предприятие, я сразу дал понять, что не буду иметь ничего общего с уловками охотников за ворами, и занимался только ловлей преступников и поиском похищенных товаров. Я поступал подобным образом не только, чтобы избежать неприятностей или проблем с законом, мне хотелось быть человеком, которому могла довериться жертва воровства.

Однако мне не повезло: к тому времени, о котором я веду свой рассказ, подобных заказов почти не стало, так как в роли лучшего охотника за ворами прославился отъявленный мошенник по имени Джонатан Уайльд. Для многочисленных жертв грабежа Уайльд был просто волшебником: он мог разыскать едва ли не любого вора в Лондоне и вернуть владельцам едва ли не любую украденную вещь. Как мы теперь хорошо знаем и как многим было известно в то время, Джонатан Уайльд творил подобные чудеса благодаря тому, что на него работали практически все воры Лондона. Когда человек обнаруживал кражу, ему было проще заплатить ворам, чтобы они вернули украденное, чем обращаться к такому человеку, как я, который не мог гарантировать стопроцентного успеха. Уайльд, впрочем, никаких гарантий тоже не давал — он изображал обыкновенного гражданина, который предлагает помощь, но я не слышал, чтобы ему не удалось вернуть украденного. По сложившейся традиции жертвы воровства помещали объявления в газете «Дейли курант», в которых сообщали, какие вещи они хотели бы вернуть. Жертвам не приходилось долго ждать мистера Уайльда, который объяснял, что мог бы оказать желаемую услугу, если добропорядочный господин или добродетельная госпожа согласны заплатить похитителю половину или три четверти стоимости украденной вещи. Это было несправедливо, но покупать новую вещь взамен похищенной было еще дороже. Так жители Лондона получали назад утраченные вещи и превозносили того, кто их украл. Уайльд же выручал за награбленное добро гораздо больше, чем если бы ему пришлось его скупать и перепродавать самому. Он так разбогател, что, по слухам, имел агентов чуть ли не во всех английских городах и владел целой флотилией, суда которой постоянно курсировали между Англией, Францией и Голландией, груженные контрабандным товаром.

Несмотря на все его успехи, находились люди, которые знали, чем занимается Уайльд, и не хотели иметь с ним дела. Сэр Оуэн Нетлтон был именно таким джентльменом. Он обратился ко мне с просьбой всего лишь за два дня до моего знакомства с мистером Бальфуром. Сэр Оуэн был обаятельным человеком, и я моментально проникся к нему симпатией. Он появился у меня в приемной, гордый и веселый, слегка полноватый и слегка навеселе. Некоторые стеснялись приходить ко мне из-за района, в котором я жил. Возможно, потому что Ковент-Гарден был далеко не фешенебельным местом. Или же они не хотели, чтобы видели, как они входят в дом, где живет еврей. Сэр Оуэн никоим образом не скрывал своего визита. Оставив свою видную карету — золото, бирюза и фамильный герб — прямо напротив дома миссис Гаррисон, он смело вошел в дом, готовый назвать свое имя любому, кому потребуется.

Лет ему было около сорока, но его платье и расположение духа делали его моложе как минимум лет на десять. Он был воплощением ярких цветов, серебряного шитья и тонкой вышивки, а его веселое лицо казалось еще шире и румянее из-за огромного белоснежного парика до плеч. Удобно устроившись на стуле перед моим столом, он пересказал все городские сплетни и выпил почти всю бутылку мадеры, прежде чем хотя бы намеком дал понять, что пришел ко мне по делу. Наконец он поставил стакан и подошел к окну, перед которым располагался мой стол, и внимательно осмотрел улицу. Он стоял так близко, что у меня закружилась голова от аромата его духов, которыми он щедро пользовался.

— Прекрасный воскресный день для октября, не правда ли? Прекрасный воскресный день.

— Прекрасный день, — согласился я, сгорая от нетерпения, когда же сэр Оуэн приступит к делу.

— День так прекрасен, — объяснил он, — что я не могу посвятить в суть моего дела в помещении. Полагаю, нам нужен свежий воздух, мистер Уивер, и солнце. Давайте сделаем кружок по Сент-Джеймскому парку.

Я ничего не имел против, и мы спустились вниз, представ перед любопытными взорами моей домовладелицы и трех ее подруг, таких же, как она, дородных и едких, коротавших время за игрой в пикет по маленькой. Миссис Гаррисон открыла от изумления рот, увидев, как мы с сэром Оуэном садимся в его богатый экипаж.

Я прожил в Лондоне почти всю свою жизнь и сотни раз видел, как погожим воскресным днем в Сент-Джеймском парке прогуливается публика, но из-за социального отчуждения, которое сопровождает еврея скромного достатка, я даже не помышлял, что когда-нибудьбуду принимать в этом участие. Но вот я прогуливался по парку в сопровождении баронета, наслаждаясь солнечными лучами, ласкавшими мое лицо, среди модно одетых дам и джентльменов. Я льстил себе, что не потерял голову от живописности картины, но наблюдать за всеми этими поклонами и ухаживаниями, демонстрацией последних стилей камзолов и причесок, париков и лент, шелков и кринолинов было крайне увлекательно. Думаю, сэр Оуэн был идеальным человеком для введения меня в этот мир, так как был знаком с доброй половиной дам и джентльменов. Он раздавал поклоны направо и налево, и с ним тоже раскланивались, но его знакомые не были столь многочисленными, чтобы нельзя было сделать и шага. Итак, мы прогуливались в окружении бомонда под ласковыми солнечными лучами уходйщего лета, и сэр Оуэн поведал мне о своих проблемах.

— Уивер, — начал он, шагая рядом со мной, — я не такой человек, чтобы скрывать свои чувства, и скажу напрямик: вы мне нравитесь. Я чувствую, что могу вам доверять.

Я про себя улыбнулся его манере выражаться.

— Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие.

Сэр Оуэн остановился и пристально посмотрел на меня, поворачивая голову из стороны в сторону, изучая мою физиономию.

— Да, вы мне нравитесь, Уивер. Вы одеваетесь как человек со здравым складом ума и ведете себя тоже как человек со здравым складом ума. Я бы даже не принял вас за еврея, хотя нос, пожалуй, слегка великоват для англичанина. Но какое это имеет значение! Я возобновил ходьбу, надеясь, что движение поможет сэру Оуэну приступить к сути разговора.

— И вы, похоже, азартны, — продолжал он. — Держу пари, вы — человек, который любит развлечения. Уверяю вас, я их просто обожаю. Буду с вами откровенен. Я люблю азартные игры, и я люблю шлюх. Я очень люблю шлюх, сэр.

Поддерживая его настрой, я сказал:

— А они вас любят, сэр Оуэн?

На мгновение меня охватил испуг, что я обидел его, но он разразился громогласным хохотом.

— Они невероятно любят мои деньги, мистер Уивер. Уверяю вас. Они их любят так же, как владельцы игорных домов. Потому что все мужчины, и женщины тоже, любят деньги. Я люблю деньги… — Он замялся, потеряв мысль, когда мимо прошла группка молодых симпатичных особ, которые звонко смеялись по поводу сломавшегося зонтика от солнца.

— …как шлюх, — подсказал я.

— Совершенно верно, — щелкнул он пальцами-. — Как шлюх. И, видите ли, из-за моей любви к шлюхам у меня, боюсь, возникли некоторые небольшие неприятности. — Он залился смехом, вспомнив какую-то шутку. — Но мне не нужен врач. Мои неприятности другого рода. Во всяком случае, не в данный момент. Видите ли, вчера вечером у меня было любовное свидание со шлюхой, которой мало быть простой шлюхой, мало зарабатывать себе на жизнь честные деньги честным совокуплением. Наверное, я выпил слишком много вина, и эта маленькая шлюшка обобрала меня дочиста.

Сэр Оуэн оборвал свое повествование, чтобы отвесить низкий поклон чересчур ярко накрашенной даме в роскошном зелено-желтом платье, с волосами, поднятыми наверх в ганноверском стиле. Она кивнула баронету и прошла мимо. После этого сэр Оуэн продолжил свой рассказ. Он сказал, что шлюха выманила его на прогулку, что он был размягчен алкоголем, выпив по ее настоянию гораздо больше, чем он обычно делал, и что, когда он очнулся в переулке, у него не было ни камзола, ни часов, ни туфель, ни шпаги, ни кошелька, ни бумажника.

— Я не из породы скряг, — заверил он меня. — Пускай все эти безделушки остаются у нее, но мне необходимо вернуть бумажник. Некоторые записи очень ценны для меня, причем для меня одного. Я обязательно должен вернуть их как можно скорее.