Кэролайн Роу - Снадобье для вдовы
— Несколько возможностей и впрямь упоминалось, — скромно признал секретарь с довольным видом человека, планирующего яркое будущее на волне успеха своего сюзерена.
— Пост Архиепископа в Валенсии — это отнюдь не мелочь, — сухо сказал Беренгер. — Будет жаль, если он достанется менее достойному человеку вместо претендента, обвиненного в злокозненных намерениях, или даже по причине обычной некомпетентности.
— Поскольку молодой человек находится под опекой его величества, дон Видаль предложил окружить его всемерной защитой, — склонился перед епископом секретарь. — Если на Сардинии с ним не случится ничего — скажем так — неприятного, прежде чем его величество сможет вмешаться…
— В таком случае его следует отослать отсюда как можно скорее, — подытожил Беренгер. — Я поговорю с лекарем.
— Я знаю, что при дворе его величества он будет в полной безопасности! — встревоженно заявила Юдифь. — Но само путешествие! Ехать в такую даль с такими деньжищами. Его могут убить уже по дороге в Барселону.
— С какими деньжищами, мама? — удивилась Ракель.
— Подобные поручения не даются просто так! — с негодованием заметила Юдифь. — Юсуф повезет с собой большую сумку с золотом.
— Воспитаннику его величества не нужно никакого золота, чтобы остаться в целости и сохранности, — сказал Исаак. — Никакое золото не перейдет из рук в руки благодаря этому письму.
— Как скажете, — с сомнением произнесла Юдифь. — Но ведь он поплывет на корабле.
— Он поплывет на быстрой галере, моя дорогая, причем обитой тремя слоями сыромятной кожи.
— Зачем столько кожи, отец? — подмигнула Ракель, стараясь поскорее развеять тревоги матери.
— Толстая сыромятная кожа, покрывающая корпус корабля, спасет его от самой жестокой атаки, — со вздохом пояснил Исаак. — Такой был обит даже корабль Даниэля.
— Никакая кожа не защитит его от штормов! — возразила Юдифь.
— Сейчас не сезон штормов, — успокоил ее муж. — А кроме того, он поплывет на личной галере ее величества.
— И как же его защитит королева?
— Мама, прошу вас, стоит ли нам обсуждать несчастья, выпадающие на долю морских путешественников? — жалобно простонала Ракель.
— Я начинаю нервничать.
— О Даниэле волноваться теперь уже ни к чему — он и так в Константинополе! — с удивительным пренебрежением к логике возразила Юдифь. — Он уехал уже, по крайней мере, две недели назад.
— Три недели и четыре дня, — поправила Ракель.
— И он отплыл на торговом судне, а не на военном, — добавила Юдифь. — Кто же будет на него нападать?
— Кто? — удивленно вскинула брови Ракель. — Пираты. Шторма. Военные корабли из других стран. Генуэзцы. Мавры. Они все охотятся за ценными товарами и рабами. Зачем мастер Эфраим отправил его в такую даль?
— Возможно, те несколько смелых душ, которым удалось побывать в подобных путешествиях — и, надо полагать, не только из Барселоны, — все же вернулись и с богатыми знаниями, и при деньгах, — попытался урезонить супругу Исаак. — Полагаю, совсем неплохо для молодого человека, собирающегося жениться на моей дочери, у которой, по слухам, у самой львиное сердце!
— Отец, вы смеетесь и надо мной, и над моими тревогами!
— Не над тобой, Ракель, а всего лишь над твоими напрасными волнениями. Опасности, которые могут угрожать Даниэлю, не столь велики, как ты думаешь. Помолись за его удачу и найди мне Юсуфа. Я хочу послать, с ним некоторые из моих самых действенных снадобий. Они могут очень пригодиться обоим их величествам, а также их воинам. Вы оба должны проверить, что там есть, а затем собрать или купить все, чего не хватает. И побыстрее. У нас мало времени, а для бесполезного нытья его совсем нет.
— Завтра начнутся приготовления к Шаббату, — не унималась Юдифь.
— А одежду Юсуфа еще надо достать и приготовить надлежащим образом.
— Этим должна заняться я? — саркастически прищурилась Ракель.
— Ничего с тобой не случится, — без малейшего сочувствия откликнулась ее мать. — Тем более что мы все будем заняты по горло.
На следующее утро солнце висело над холмами в небе, уже посеребренном мерцанием грядущей жары.
К тирсу оно приобрело слегка зловещий медный оттенок — на юго-востоке, но все же еще недостаточно высоко, чтобы его жаркие лучи успели проникнуть в узкие, похожие на ущелья городские улочки. На протяжении следующего часа то здесь, то там солнечные лучи все же попадали на мостовую, находя свой путь к окнам подвальных этажей. Булыжники стен и брусчатка мостовой начали потихоньку прогреваться, а городская жара все больше вступала в свои права. Возвращавшиеся с рынка домохозяйки уж сбавили шаг с трусцы до неторопливой поступи. Собаки, обнаружив спокойный уголок где-нибудь в теньке, с комфортом устраивали свои лежбища, чтобы проспать там целый день. Когда колокола отзвонили утреню, с полей к обеденным столам медленно потянулись длинные вереницы крестьян, после чего вся работа замирала до тех пор, пока солнце не начинало клониться к западным холмам.
Беренгер де Круильес сидел перед приоткрытым окошком, занимаясь вопросами, которые ему еще с раннего утра подкинул на стол неугомонный Бернат. Он уже сделал все самое простое: подписал разрешительные письма и утвердил график дежурств, составленный его дотошными подчиненными. Впрочем, вместо работы он позволил своим мыслям блуждать где попало, — там, куда их увлекал ароматный ветерок с холмов и едва слышный шум городских улиц.
Его грезы были прерваны быстрым стуком и поворотом дверной ручки. Снова Бернат!
— Не найдется ли у Вашего преосвященства минутки, дабы рассмотреть прошение отца Пау? Он ожидает внизу.
— Очень жарко, Бернат. Я не помню в наших краях такого жаркого лета. И ты думаешь, что я прямо сейчас буду рассматривать чью-то просьбу, особенно такую глупую? Скажи Пау, что если он не хочет получить в ответ простой отказ, пусть возвращается, когда будет попрохладней.
— Как пожелает Ваше преосвященство, — с легкой улыбкой кивнул Бернат. По этой улыбке Беренгер пришел к выводу, что его секретарь не любит отца Пау. — И еще, Ваше преосвященство — к вам некий господин.
— Господин?
— Ваш друг, — пояснил Бернат, — похоже, он с дороги и выглядит очень утомленным.
— Ваше преосвященство! — воскликнул голос из-за спины секретаря.
В дверном проеме, полностью сто загородив, появился крупный мужчина с квадратными плечами, волевыми чертами лица, с головой, покрытой роскошными светло-каштановыми кудрями. В нем безошибочно угадывался военный дух, хотя одет он был как вполне мирный человек, привыкший к скромной жизни.
— Господи! Мой дорогой Улибе! — воскликнул епископ. — Что привело вас сюда в такое пекло? Но сначала присядьте и выпейте чего-нибудь прохладительного. Вы выглядите, как человек с пересохшим горлом.
— Благодарю вас, Ваше преосвященство, хотя мы с моим толстым мулом уже слегка приложились к вашему фонтану. Я также пытался смыть хоть немного дорожной пыли, — добавил он, печально разглядывая свой плащ.
— И без какого-либо успеха, — улыбнулся Беренгер. — Но мы вас простим. Вы приехали один, бейлиф?
На секунду глаза Улибе остановились на секретаре епископа.
— Прошу прощения, Ваше преосвященство, я должен распорядиться, чтобы за мулом вашего гостя присмотрели, — сказал Бернат, быстро шагая к двери. — Закуски и напитки готовы.
— Что и говорить, отличный малый, — сказал Улибе. — Очень услужливый, хотя и не слишком рад моему вторжению. — Он придвинул кресло к окну так, чтобы его обдувал ветерок, и сел. — И я не против отдохнуть, прежде чем отойти ко сну. У меня была очень долгая и утомительная поездка.
— Могу ли я спросить, где вы были?
— Примерно в сорока милях к западу, — неопределенно ответил тот.
— В такую жару проделать сорок миль, Улибе? — воскликнул Беренгер. — Ваш мул, похоже, выкован из стали.
— Полная луна, Ваше преосвященство, и первые пятнадцать миль мы путешествовали при ее свете.
— Поездка в одиночку, — заметил епископ. — По таким опасным дорогам…
— Я был не совсем один, — сказал Улибе. — У меня был компаньон. Человек, которого вы, возможно, помните, — небрежно добавил он. — Мы выбрали укромное местечко для отдыха — для себя и наших животных, но, похоже, это был не лучший выбор. Мой компаньон не смог продолжить путешествие.
— Что с ним случилось? — встревожился Беренгер.
— Не могу сказать, — пожал плечами Улибе. — Потому что не знаю. Я уснул, а когда проснулся, то был уже один. Это все, что мне известно, Ваше преосвященство.
— Когда вы остановились на привал? — спросил Беренгер. — Уже ночью?
— Да, когда все нормальные люди давно спят. Мы поднялись, когда раздались колокола на утреню. Съели пару кусков хлеба, по кружке разбавленного вина и тут же отправились в дорогу, поскольку все собрали заранее. Самое большее, что я себе позволил, — это несколько тихих словечек малому на конюшне. Потом мы осторожно провели мулов в поводу, чтобы не разбудить никого в доме, и были в седле уже через пять-десять минут после полуночи. Когда мы остановились на привал, ночь близилась к рассвету. Да-да, луна начала бледнеть перед рассветом.
