Лора Роулэнд - Черный Лотос
— Анраку — наш бодхисатва[4] Неисчерпаемой Силы, — благоговейно произнесла девушка.
Рэйко невольно задалась вопросом, чему обязан своей славой первосвященник Черного Лотоса.
Тем временем прелестное личико Хару омрачилось печалью. Она обхватила себя руками и сказала:
— Анраку и Черный Лотос мне вместо семьи с тех пор, как мои родители умерли.
Острая жалость к девушке, однако, не заставила Рэйко забыть о цели визита.
— Не могла бы ты рассказать мне о них? — мягко спросила она. Может, одно признание откроет дорогу другому, более важному для следствия?
На лице Хару отразилось колебание. Она посмотрела в окно. Внизу пожилая монахиня вела по дорожке группку послушниц. Те с хихиканьем носились вокруг старухи, которая выглядела совершенно безучастной к их забавам.
— Я боюсь вам наскучить, — сказала Хару.
— Мне это правда интересно, — заверила ее Рэйко.
Хару закусила губу, потом кивнула и повела рассказ нежным, ностальгическим тоном:
— У моего отца была лавка в Кодзимати, рядом с «Ямасаканой». — Рэйко была известна эта закусочная, одна из лучших в округе. — Он продавал горячую лапшу. Я была единственным ребенком в семье. Мы с матерью помогали отцу готовить и разносить заказы, а жили в каморке позади лавки. Работать приходилось много, денег постоянно не хватало, но мы были счастливы. Мне предстояло выйти замуж и со временем унаследовать лавку. Так было до того, как… — Голос Хару сорвался. — Простите…
— Ничего страшного, — успокоила ее Рэйко.
Смаргивая слезы, девушка продолжила:
— Родители подхватили лихорадку. Ни на врача, ни на лекарства денег не было. Я выхаживала их как могла, однако вскоре они умерли. На следующий день после похорон лавку отнял ростовщик в уплату за отцовские долги. Я осталась без крыши над головой. Я была достаточно взрослой для замужества, да только кто возьмет невесту без приданого? Без родни? Идти не к кому… — Хару душили рыдания. — Мне было так одиноко и страшно. Я не знала, что делать, куда податься…
Жалость захлестнула Рэйко, и она поспешила утешить девушку, как утешала сына:
— Ну-ну, не плачь.
Хару казалась сущим ребенком, когда взывала к ее материнским чувствам и выплескивала обиду на весь мир. От ее горестного рассказа Рэйко сделалось стыдно за свое счастье. В то же время она не могла не порадоваться тому, что девушка доверила ей свою историю.
— Все прошло. Теперь тебя не тронут.
— Неправда! — вырвалось у Хару сквозь слезы. — Когда Черный Лотос приютил меня, я думала, что все мои беды закончились. Я собиралась стать монахиней и поселиться здесь навсегда!..[5] И вот меня забирают от тех, кто мне дорог. Я опять одна!
— Из-за того, что вчера произошло в храме? — спросила Рэйко, решив не говорить о пожаре прямо, чтобы снова не напугать Хару до немоты.
Девушка кивнула.
— Я боюсь, что все подумают, будто я устроила пожар и убила этих людей. Друзья ополчатся на меня, из Черного Лотоса выгонят. Я попаду к полицейским, и тогда… тогда меня сожгут заживо!
Таково было типичное наказание за поджог, вне зависимости от того, погиб кто-нибудь или нет. Даже небольшой пожар мог, разгоревшись, уничтожить целый город и унести тысячи жизней, вроде великого пожара эры Мейрэки тридцатипятилетней давности. Потому-то бакуфу и карало поджигателей так сурово.
Радость от удавшейся беседы сменилась в душе Рэйко страхом за девушку.
Пока что та была единственной подозреваемой, что делало ее, хотя бы и невиновную, готовой мишенью для нападок и ярости толпы. Рэйко чувствовала, как в ней крепнет решимость разобраться в случившемся и предотвратить, быть может, ужасную несправедливость.
Не хотелось рвать тонкую нить доверия, протянувшуюся от нее к Хару, но требовалось кое в чем удостовериться.
— Это ты устроила поджог? — спросила Рэйко.
Хару оторопело воззрилась на нее.
— Да разве я пошла бы на такое злодейство? — Из ее глаз полились слезы, стекая на дрожащий подбородок. — Я в жизни никого не обидела!
Голос девушки звучал искренне, однако Рэйко знала, как опасны поспешные выводы.
— Прости, что мучаю тебя расспросами. Сама посуди: как людям не подозревать тебя? Тем более вчера ты не захотела говорить о пожаре. Почему? Что случилось?
— Сыщики сразу меня невзлюбили, будто я сделала что-то плохое. А монахини и наставники словно перестали мне доверять. Я знала, что мне все равно не поверят! — выпалила Хару с горячностью, часто и сипло дыша.
Вдруг она встала и попятилась от Рэйко, метнув на нее полный горечи взгляд.
— Говорили «давай дружить», а сами не верите, как и все!
— Ты не так поняла, — стала оправдываться Рэйко. — Я просто хочу разобраться…
Девчушка бросилась на пол, заходясь в истерическом плаче.
— Никто мне не поможет! Я умру!
Рэйко наблюдала за ней с тяжелым сердцем, обуреваемая сложными чувствами. Очень часто преступники выдавали себя за невиновных и притворялись, чтобы им поверили. Однако и от ошибочно обвиненных можно было ждать сходного поведения.
— Если ты права, тогда и бояться нечего. — Рэйко подсела к Хару и стала похлопывать ее по спине, пока не стихли рыдания. — Я хочу тебе кое-что рассказать.
Хару, скорчившись на боку и зарывшись лицом в волосы, замерла.
— Когда я была такой, как ты, мне очень нравились легенды о знаменитых воинах, — начала Рэйко. — Я представляла, как скачу в гущу сражения с мечом и в доспехах. И все-таки моей любимой мечтой было защищать крестьян от бандитов и биться один на один со злодеями.
Она улыбнулась, вспоминая свои детские фантазии.
— Мой отец — городской судья Уэда, поэтому мне часто приходилось бывать на разбирательствах. Порой я убеждала его в невиновности подозреваемых и этим спасала их от тюрьмы, побоев, изгнания или казни. С тех пор как сёсакан-сама стал моим мужем, я помогаю ему оправдывать ложно обвиненных. Я очень счастлива, что могу устанавливать справедливость и выручать людей из беды, особенно женщин.
Рэйко, впрочем, не стала упоминать, что, помогая отцу, вытягивала признания у негодяев и вместе с Сано передавала в руки правосудия.
— Мне бы очень хотелось помочь тебе, Хару-сан, но для этого ты должна будешь рассказать все, что знаешь о пожаре.
Некоторое время Хару лежала не двигаясь и только всхлипывала. Потом села и подняла на Рэйко заплаканное, в красных пятнах лицо. В ее глазах светился огонек надежды, хотя приподнятая бровь и выражала сомнение.
— Да почти ничего, — прошептала Хару, качая головой. — Не могу вспомнить.
Рэйко знала, что преступники порой прибегают к такой уловке: пытаются скрыть вину, ссылаясь на неведение или потерю памяти, однако решила подождать с обличениями.
— Как такое возможно? Ты была там, когда хижина загорелась. По крайней мере скажи, что тебя туда привело.
— Не могу! — Голос Хару снова предательски сел, а подбородок задрожал, словно она вот-вот разразится рыданиями. — В ночь перед пожаром я, как всегда, пошла в приютскую спальню. Очнулась уже утром, на улице. Я не знаю, как там оказалась.
Звучало нелепо, но Рэйко пока не спешила опровергать.
— Видела ли ты кого-нибудь возле дома до прибытия пожарной команды?
Хару наморщила лоб и прижала ладони к вискам, словно отчаянно силясь вспомнить.
— Нет.
— Подумай о прошлой ночи. Не торопись. Попытайся вспомнить, как ты проснулась и не заметила ли чего необычного.
Взгляд девушки стал туманно-задумчивым.
— Иногда, как мне кажется, я кое-что вспоминаю. Свет. Шум. Борьбу. Страх. Может, мне это приснилось… — Здесь она уставилась в одну точку, округлив глаза, и вдруг выпалила: — Может, тот, кто устроил пожар, нарочно принес меня туда, чтобы все решили, будто это я подожгла!
Недоверие Рэйко усилилось: клясться, будто их подставили, для преступников обычное дело.
— Кто же мог поступить так с тобой?
— Не знаю, — с грустью ответила Хару. — Я думала, в храме меня любят, ведь я-то их всех люблю.
То, что Хару не попыталась обвинить кого-то еще, говорило в ее пользу. Отметив про себя этот факт, Рэйко спросила:
— Ты знала начальника полиции Ояму или женщину с ребенком, погибших в пожаре?
Хару поджала губы и мотнула головой.
— Может, кто-то из городских поджег хижину? — предположила она следом.
И к такой хитрости часто прибегали преступники: валили все на таинственных незнакомцев. Рэйко пристально смотрела на девушку. Она искренне хотела поверить Хару, но слишком многое указывало на ее вину. Та словно прониклась ее сомнениями — осела на пол, уронила голову на грудь.
— Так и знала, что вы не поверите. Я ведь правда ничего не помню… кроме того, что кто-то побил меня в ту ночь.
— Побил? — встрепенулась Рэйко. — Где, как?
