Лев Портной - Копенгагенский разгром
Я поморщился. Новосильцев рассуждал верно, но отчего-то именно этим вызывал у меня раздражение.
— Всю дорогу до Лондона мы держали пистолеты наготове, — пояснил я.
— А разбойники успели убедиться, что вы бьете без промаха, — с уважением произнес граф Воронцов.
— Да, я стреляю метко, — подтвердил я.
— Вот злодеи и решили, что проще разделаться с вами в Лондоне, подкараулив в темном переулке, — сделал вывод Семен Романович.
— В таком случае они постараются и меня подловить, — нахмурился я.
— Будьте осторожны, один из дома не выходите, — назидательным тоном произнес Воронцов.
— А что, если — напротив?! Побродить по округе! — воскликнул я и добавил, перейдя с французского на русский: — Половить их на «живца»!
— И превратиться из «живца» в мертвеца! — вскрикнул граф Воронцов.
— Инспектор Салливан уверен, что поймает убийц за пару дней, — сообщил я.
Граф Воронцов пошевелил кочергой уголь в камине и ответил:
— И замечательно. Пусть он и занимается своим делом.
Новосильцев сидел на диване и наблюдал за огнем, потревоженным кочергой. Он беззвучно шевелил губами, обдумывая какую-то мысль.
— Что тебя тревожит, Коленька? — спросил его Воронцов.
— А что же знакомец вашего лейтенанта? — спросил меня Новосильцев.
— Не знаю, — я развел руками.
— Если б на ваших глазах убивали друга, неужели вы не заступились? — произнес Николай Николаевич. — А если б не смогли защитить, разве не оказали полиции помощи?
Я задумался. Месть со стороны разбойников — первое, что пришло мне в голову, когда я узнал об убийстве. И мистер Салливан ухватился за эту версию. Но где же тот человек, вслед за которым Артемий поспешил в роковой паб? Где он был, когда убивали лейтенанта Феклистова? Куда делся потом?
— Знай я убийц своего друга, — промолвил я, — то в полицию не пошел бы. Я бы вызвал преступника на дуэль.
— Это в случае, если злодей благородного происхождения, — уточнил Новосильцев. — А если убийца подлого звания?
— Пожалуй, вы правы, — признал я.
— Послушайте, а не мог ли ваш друг заметить тех самых разбойников, что напали на вас? — высказал новую догадку граф Воронцов. — Они, должно быть, следовали за вами на удалении, а потом попались ему на глаза.
Я покачал головою. Идея захватить второй раз разбойников в одиночку вполне могла прийти в его голову. Он отличался храбростью и бесшабашностью. Но на его лице не было злорадства или охотничьего азарта, когда он покидал коляску. Глаза светились обычной радостью, какая бывает при встрече с хорошо знакомым человеком после долгой разлуки.
— Нет, — сказал я. — Уверен, Феклистов заметил в толпе товарища, но никак не разбойника. А уж что произошло дальше… — Я развел руками.
— Что же это такое… — Граф Воронцов сокрушенно покачал головой. — Как бы то ни было, вам не стоит одному расхаживать по улицам Лондона. Да, собственно, и времени не будет. Завтра вечером, а лучше послезавтра утром вы сможете выехать.
— Да, но как же я покину Лондон после случившегося? — возразил я. — Я дождусь, пока поймают убийц!
— Друг мой, предоставьте это дело мне, — сказал Семен Романович. — Я приложу все силы и не слезу с шеи Скотланд-Ярда, пока они не найдут злодеев.
— Скотланд-Ярда? — переспросил я.
— Лондонской полиции, — пояснил Николай Николаевич.
— А сейчас вы должны отдохнуть с дороги, — добавил граф Воронцов. — Завтра хлопотный день.
— Даже не знаю, как я засну после всего случившегося, — вздохнул я.
— Пойдемте, я покажу вам библиотеку, — неожиданно предложила Екатерина Семеновна. — На случай, если бессонница одолеет, скоротаете время за книгой.
Я бросил взгляд на графа Воронцова, он кивнул с одобрением, и я последовал за его дочерью. Она оглянулась на меня с заговорщицким видом, и я заподозрил, что приглашение в библиотеку — уловка, чтобы вызвать меня на приватный разговор. Очаровательная дочка графа Воронцова поневоле пробуждала нескромные мысли, однако я немедленно подавил их, рассудив, что вряд ли девушка настроена на романтический лад. Да и глупо было бы затевать любовную кутерьму с дочерью посла, не имея серьезных намерений.
— Андрей Васильевич, — прошептала она, едва мы оказались наедине, — я хочу обратиться к вам с просьбой.
— Сделаю все, что в моих силах, — ответил я.
Девушка несколько стушевалась, словно в последний миг пришло сомнение: верный ли выбран тон. Решившись, она заговорила с неожиданным пылом:
— Вы знаете, в Лондоне довольно-таки много французов. Одни бежали от революции, другие от Бонапарта. Многие оказались с пустыми руками и вынуждены кто чем зарабатывать на жизнь. Вы не поверите. Французские дворяне моют посуду, некоторые пасут скот.
— Это ужасно, — согласился я.
— Я хочу попросить вас о помощи для моей хорошей знакомой. Ее зовут Элен, — продолжила девушка.
И я подумал, что уж закрутить интрижку с этой Элен мне никто не помешает.
— Скажите, что я должен сделать?
— Заберите ее с собою в Россию, в России она устроится лучше!
— А она согласна?
— Да-да, конечно! Она хочет уехать в Россию! Мы говорили об этом! У нее готовы все документы, она только ждет удобной оказии.
— Что ж, если так, не вижу препятствий. Если ваша Элен не боится морских путешествий, я возьму ее с собою.
— Спасибо, вы замечательный! — Екатерина Семеновна на мгновение прильнула ко мне и коснулась губами моей щеки.
— Право, это пустяк.
Девушка протянула мне первую попавшуюся книгу в дорогом кожаном переплете, взяла меня за руку и потянула за собой. Мы вернулись в гостиную.
— Превосходная книга, — промолвил граф Воронцов.
Я взглянул на обложку и удивился, так как название и автор были на русском языке: «Фридрих Готлиб Клопшток. Смерть Адама».
— Папенька, граф Воленский согласился помочь Элен.
Граф Воронцов улыбнулся, а по лицу Новосильцева пробежала тень. «Хе-хе, — подумал я, — да ты, брат Николя, никак сохнешь по этой Элен!»
Екатерина Романовна удалилась в свои покои. Откланялся и Николай Николаевич. Прощаясь со мною, он незаметно постучал указательным пальцем по фолианту и шепнул:
— Не забудьте завтра похвалить, перевод сделала сама Екатерина Семеновна.
Мы с графом Воронцовым остались одни. Я думал, он не захочет ждать до утра и заговорит о делах. Но ошибся.
— Катенька хлопотала за Элен де Понсе? — не то спросил, не то констатировал граф. — Она хотела, чтобы просьба прозвучала из ее уст.
— Я не мог отказать ей, — ответил я.
— Я присоединяюсь к ее просьбе, — улыбнулся граф Воронцов. — Элен — француженка. Милая девушка. Виконтесса Элен де Понсе. Ее родителей обезглавили. А ей удалось бежать в Англию.
— Они были роялистами, — понимающе протянул я.
— Разумеется, — кивнул граф Воронцов.
Я представил себе девушку, воспитанную в достатке и неге, внезапно осиротевшую, оказавшуюся в чужой стране без средств к существованию.
— В России она устроится лучше. Я дам ей рекомендательное письмо, моему другу нужна французская гувернантка, — пояснил граф Воронцов.
— Но ведь Наполеон открыл Францию для роялистов, — сказал я. — Любой может вернуться, достаточно принести присягу на верность первому консулу.
— Тысячи французов так и поступили, — согласился граф Воронцов. — Но Бонапарт презирает законы. Он казнит роялистов, ссылает на острова по малейшему подозрению. И присяга не спасает. Виконтессу де Понсе можно понять. Ее родителей гильотинировали.
— Будьте покойны, ваше сиятельство, я позабочусь о ней, — пообещал я графу Воронцову.
— Вы сделаете богоугодное дело. Она не станет обузой. Надеялась, что вы не откажете, и уже приготовилась к отъезду. И кстати, — хозяин дома понизил голос, — она действительно прехорошенькая.
Он заботился о других, еще не зная о собственной судьбе. Мне стало совестно, словно не российский император, а я лишил его имений.
— Семен Романович, — промолвил я, — я привез неприятное для вас известие. Вы уж простите великодушно, но молчать до завтра не представляется возможным.
Граф Воронцов взял меня за руку и по-дружески сжал ее.
— Не волнуйтесь, Андрей Васильевич, — вымолвил он. — Я все знаю. Новости часто опережают официальные депеши.
— Значит, вы знаете?
— Знаю, — улыбнулся он. — Его величество изволили конфисковать мои имения. Ничего страшного. Императоры приходят и уходят. Россия остается. Россия дала, Россия забрала. Все хорошо. Мой сын на службе в Преображенском полку. Дочь… дочь выйдет замуж. Все будет хорошо, — он взял меня под локоть, — а теперь пойдемте. Вам необходимо отдохнуть.
Его слова звучали спокойно, без пафоса. Он никого не винил и не питал злобы, а его дочь встречала гостей с фрейлинским шифром на груди.