Алексей Фомичев - Сам без оружия
Выйди участие дипломатов Японии в этой операции на свет — отношениям двух империй мог настать конец. Это не вербовка осведомительниц из числа фрейлин Ее Императорского Величества, не подкуп купца первой гильдии, даже не взятка офицеру Генерального штаба в виде выигрыша на скачках.
Что простительно дипломату и разведчику, не простят диверсанту и террористу.
Однако…
«Партнер» не зря подробно объяснил, с помощью чего надо проводить диверсию. Взрывчатка фактически будет на месте. Следует лишь подготовить ее к взрыву и уйти. Но если это так важно «партнеру», почему он сам все не сделает? Не может? Не хватит сил? Его не будет в поезде?..
Несколько охранников — видимо, рабочие-взрывники какой-нибудь шахты — не самая большая проблема для подготовленных людей. Убрать их незаметно можно. Но что потом? Как сделать так, чтобы японца не заметили пассажиры? Где его спрятать?
Идзуми вдруг поймал себя на мысли, что уже обдумывает сам план акции, а не целесообразность ее проведения. Значит, он уже согласен? Значит, принял решение?
Идзуми открыл глаза, посмотрел на секретаря и советника. Они терпеливо ждали. Судя по их виду, им есть что сказать. Но теперь это не так важно. Теперь он готов рискнуть.
— Мы сделаем это! — заявил помощник посла. — Хотя это акт диверсии в отношении нашего союзника, но ради высшей цели мы пойдем на это.
На лицах Горо и Кинджиро проступило удивление и одобрение. Видимо, хоть и сомневались, но все же были «за».
— Кинджиро, на вас план операции. Продумайте все детали и учтите — никто не должен заподозрить в диверсии наших людей. И тем более никто не должен их видеть. Заодно решите, сколько человек потребуется.
Секретарь склонил голову. Имея чин тайи (капитана) разведки армии, Кинджиро владел многими навыками, в том числе ведения диверсионных операций. В посольстве именно он отвечал за все силовые акции, а также за скрытую охрану.
— Горо. Нам с вами надо попытаться вычислить этого «партнера» среди пассажиров.
— Если он все же здесь, — уточнил Горо.
— Думаю, он здесь. У него просто нет иного способа следовать за нами на такой же скорости. Если только в его распоряжении нет аэроплана. Но это вряд ли.
Легкая усмешка пробежала по губам Идзуми. Горо тоже растянул губы в улыбке. Нет способа засветить себя больше, чем следовать за поездом на аэроплане. Это могло бы пройти в Европе, может быть, в Америке. Но только не в России с ее бескрайними просторами и не самым лучшим состоянием авиации.
— Мы заставим его проявить себя, — сказал Идзуми. — Найдем способ… Кстати, Кинджиро, вы не знаете, в каком из новых чемоданов лежит черный шарф?
В Красноярске Идзуми отправился на прогулку в новом наряде. На фоне коричневого пальто вязаный черный шарф был особенно хорошо заметен.
В сопровождении Кинджиро Идзуми прогулялся вдоль состава, раскланялся со Щепкиным, Гоглидзе, Скориным, выслушал мнение Брауна о погоде, поцеловал руку Холодовой. Даже немного поговорил о синема с Зинштейном.
Пройдя еще дальше, помощник посла увидел, как к поезду цепляют сразу два вагона. Обычные грузовые, крытые. Увидел и сопровождение — четверых молодых людей в гражданской одежде. Оружия при них не видно, значит, это револьверы или пистолеты. Судя по виду — простые люди, не тренированные бойцы или агенты. Хотя русские могли переодеть и жандармов из специальных групп.
Совершив променад, Идзуми повернул обратно. Кинджиро следовал рядом, внимательно глядя по сторонам, хотя головой и не вертел. Вблизи их вагона топтались Кихо и Касуми. Им было приказано следить за обстановкой, чтобы вовремя заметить какого-нибудь мальчишку, который мог подбросить новое послание. Однако пока никого не было.
На обед дипломаты пришли чуть раньше обычного, отметили присутствие русских артистов и нескольких пассажиров первого класса. Но никто из них на роль «партнера» не подходил.
Поиск стал напоминать ловлю черной кошки в темной комнате, где той не было и в помине. Идзуми позабавила бы эта игра, если бы на кону не стояла его собственная жизнь и честь страны. Он с застывшим лицом очищал тарелки, потом пробовал десерт, а за ним пил чай.
Поезд миновал Тайшет, Тулун и мчался к Иркутску. «Партнер» молчал. Снял ли он сигнал или нет — неизвестно. Где он — неизвестно. Что собирается делать — неизвестно.
Идзуми мрачнел, молча сидел в купе, глядя в окно и успокаивая себя очередной чашкой чая. Когда поезд проскочил Тулун, он потребовал у Кинджиро саке. А потом долго смотрел на бутылку, не притрагиваясь к ней.
Он так и заснул сидя. Когда вагон дернулся на стыке, помощник посла мягко упал на подушку и продолжал лежать. Кинджиро дважды подходил к купе, слушал, но за дверью было тихо.
Идзуми проснулся за полчаса до прихода поезда в Иркутск. Под внимательными взглядами Кинджиро и Горо оделся, упрямо намотал на шею шарф и вышел из вагона. В этот раз он не пошел никуда, стоял у вагона, глядя по сторонам и слушая вокзальный шум.
Поезд уже нагнал потерянное время, и стоянка длилась запланированный час. Здесь было довольно холодно, дул пронзительный ветер, в воздухе кружили снежинки.
Идзуми насчитал сорок три штуки, когда пробил станционный колокол и проводники стали звать пассажиров в вагоны. Досчитав до пятидесяти, Идзуми повернулся и пошел к тамбуру. Он почти дошел до него, когда стоявший с другой стороны вагона Кихо вдруг охнул и схватился за ногу. А потом поднял с перрона небольшой камень, завернутый в бумагу.
Кихо спрятал камень в кулаке и шагнул в тамбур. Через минуту он протягивал Идзуми кое-как разглаженный лист, на котором мелким убористым почерком было написано послание. «Партнер» наконец-то вышел на связь.
12
Отслеживать возможные контакты японцев группа Щепкина начала сразу. Но толку от этого занятия было чуть. По поезду японцы не ходили, разве что посещали вагон-ресторан. К ним в вагон, понятное дело, никто не лез. Так что тут и смотреть было нечего.
На станциях японцы тоже от поезда не отходили. Несколько раз отправляли телеграммы в Петербург и во Владивосток, получали ответы. Идзуми в сопровождении секретаря прогуливался по перрону, но все время был на виду. К нему и к другим членам делегации никто не подходил.
Правда, был какой-то эпизод с мальчишкой, который крутился возле лоточника. Но местная полиция заверила, что малец — мелкий воришка, частенько кравший пачки сигарет или папирос с лотков. Его же мелкие торговцы подряжали выполнять кое-какие поручения. Так что появление на перроне этого шустрого паренька вполне оправдано.
Щепкин докладу полиции поверил, хотя и высказал пожелание, чтобы во время стоянки поезда перроны охранялись лучше. Его пожелание учли и больше никаких воришек, попрошаек и прочих личностей к вагонам не пускали.
Японцы вели себя спокойно, привычно и скучно. И это почему-то напрягало Щепкина. После утраты документов он ждал от них активности. Однако ее не было.
Телеграфные сообщения японцев перехватывали, но там ничего секретного, конечно, не было. Если и был скрытый шифр, понять его не удавалось. Поди разбери, как трактовать фразу «Поезд дошел до Урала. Граница Европы пройдена». Или «Здоровье у всех хорошее, осложнений нет».
Каких осложнений? При чем тут граница Европы? Можно такое накрутить, ища скрытый смысл, — и сам не разберешь.
Гоглидзе, которому мирное путешествие было поперек сердца, предложил подсмотреть за японцами с крыши. Мол, что-то интересное да увидим. Щепкин авантюру не одобрил — вряд ли Идзуми будет выкладывать секреты в застольной беседе и писать секретные послания на русском вплотную к окну.
Хотя сама идея неплоха, но только для особого случая. Какого, пока Щепкин и сам не знал.
Из столицы пришло сообщение — переданные фальшивки проверили, выявили высокое качество подделки печатей и подписей. Но больше ничего интересного не сказали. Батюшин пока на след предполагаемого предателя в стенах Генштаба не вышел. Что здорово нервировало самого полковника.
Дорожная жизнь шла своим чередом. Зинштейн дописывал сценарий, проигрывая эпизоды с актерами. Диана теперь большую часть дня проводила с ними, взяв на себя контроль группы, а заодно всего соседнего вагона. За Скориным она смотрела вдвойне внимательно, но тот вообще вел себя тихо, рисовал интерьеры по просьбе Зинштейна и успешно крутил роман с Ольгой Ваниной. После пожара художник стал более замкнут, но в компании с американцем Брауном и своей Джульеттой отходил, пел песни, даже играл на гитаре.
Офицеры до поры мало лезли к группе, встречаясь только в ресторане и иногда у Зинштейна. Правда, Мария Плавская явно воспылала страстью к Гоглидзе и все норовила остаться с ним наедине.
