Алексей Фомичев - Сам без оружия
Кинджиро опустил голову. Ответа он не знал.
— Кихо говорил, что его спас американец. Но я не считаю его русским офицером. — Идзуми позволил себе легкую усмешку. — В крайнем случае, только помощником. Его могли купить.
— Там еще были люди из тех, кто снимает фильм. Э-э, господа Щепкин, Гоглидзе… Но они в вагон не заходили…
— Верно. Но портфель они взять могли.
Кинджиро задумался. Он старательно напрягал память, желая вспомнить все подробности пожара. Но кроме отрывочных эпизодов, в голове ничего не было.
— Скорин мог решить, что в портфеле деньги, — осторожно заговорил секретарь. — Стал искать, но в спешке пропустил второе отделение. Оно же потайное. Зато нашел документы и подумал, что они могут стоить дорого. Поэтому и вытащил их.
— А зачем художнику шарить по чужим портфелям? — спросил Идзуми. — Он что, бедный?
— У русских это вполне возможно.
— Так. Ну хорошо… Он взял документы, понял, что там ничего ценного… или, наоборот, очень ценное. Что сделает русский, найдя такие документы?
Поняв, что Идзуми не рассуждает, а спрашивает его, Кинджиро на миг задумался, потом медленно проговорил:
— Он должен передать их властям. Потому что секретные бумаги русского Генштаба не могут оказаться у японцев просто так.
— Верно. Но в этом случае мы бы не наблюдали господина Скорина вместе с нами. А он едет дальше. Почему?
На этот раз Кинджиро задумался сильнее. Действительно, выходило странно. Если Скорин простой вор, он должен либо выбросить бумаги, либо отдать их властям, как и всякий патриот страны. Правда, у русских понятие «патриот» несколько отличается от японского. Русские позволяют себе такие высказывания против императора и власти, что в Японии они бы попали на виселицу или плаху.
Если же Скорин офицер, то… то получается тупик.
Кинджиро посмотрел на Идзуми и виновато произнес:
— Я не могу понять, что он хочет сделать. Простите, Идзуми-сама.
Тот довольно прищурился и кивнул.
— Нет позора в признании, Иоши-кун. Вы просто не довели до конца свою мысль. Если бумаги у Скорина и он не отдал их властям, то есть только одно объяснение этому.
Идзуми сделал небольшую паузу, словно в театре, и наставительным тоном закончил:
— Он захочет вернуть документы. За вознаграждение!
Кинджиро широко раскрыл глаза, потом склонил голову, признавая ум начальника.
— Теперь надо посмотреть, как он себя станет вести, — продолжил Идзуми. — Если моя догадка верна, он станет искать с нами встречи. Поэтому мы будем и дальше посещать ресторан и выходить на станциях прогуляться. Наше с ним общение не вызовет подозрений. Господин Скорин дважды помогал нам в трудной ситуации… равно как и господин Браун. И мы вполне можем высказать им свою благодарность.
— Я бы с удовольствием выпустил ему кишки, — прошипел Кинджиро, вновь склоняя голову и прося прощения за резкие слова.
Идзуми улыбнулся.
— Мы не можем позволить себе дать волю чувствам, мой мальчик. Не сейчас.
Идзуми жестом отпустил Кинджиро, стер улыбку с губ и посмотрел за окно. Его догадка относительно русского художника, скорее всего, верна. Если же нет… что ж, он успеет подумать о плохом.
Сейчас же его больше волновало, куда пропал «партнер». После последнего контакта в столице он на связь не выходил. А теперь вторая часть документов была для Идзуми крайне нужна. Это хоть как-то оправдает его в глазах руководства.
И если раньше Идзуми еще сомневался, выполнять ли условия сделки с «партнером», то теперь все сомнения отбросил. Он сделает все, что хочет этот человек, лишь бы получить желаемое. Он сделает даже больше. Лишь бы был прок!
Сомнение, ожидание, тревога терзали помощника японского посла все последующие сутки. А потом стало не до них. «Партнер» вышел на связь.
11
В Ново-Николаевск поезд прибыл ближе к вечеру, все еще отставая от графика на полтора часа. Стоянка здесь была сокращена до минимума, однако пассажиры высыпали на перрон размять ноги и подышать свежим морозным воздухом.
Тут же на перроне были несколько разносчиков газет, булочек, пирожных и сигарет. К ним устремились некоторые пассажиры второго класса, на ходу доставая деньги. А кое-кто прошел в вокзал в буфет и в небольшой трактир, видимо, пополнить запасы спиртного.
Идзуми в сопровождении Горо и Кинджиро тоже вышел на перрон, прошел вдоль него мимо паровоза, который уже медленно отходил от состава, уступая месту новому.
Неподалеку прохаживался лоточник с сигаретами и папиросами. Выкрикивая свои скороговорки, он ловко подбрасывал коробки спичек и ловил их одной рукой.
Когда Горо проходил мимо лоточника из-за него вывернулся малец лет девяти-десяти. Он притормозил возле японца, буквально втиснул тому в руку спичечный коробок и исчез в клубах пара, окутавших паровоз.
Горо прошел дальше, сопровождая Идзуми, вместе с ним постоял у края перрона, а потом так же неторопливо вернулся в вагон. И только там немного замерзшими пальцами раскрыл коробок. Внутри лежал свернутый в трубочку листок бумаги.
Через пятнадцать минут Идзуми закончил по второму разу читать записку, бросил ее на стол и посмотрел на Горо и Кинджиро.
— Это похоже на ультиматум.
— Скорее на ловушку, — хмуро вставил Горо.
Идзуми перевел взгляд на Кинджиро. Тот кашлянул, прикрыв рот рукой, и склонил голову.
— Согласен, это может быть ловушкой. Но возможно, это наш шанс спасти ситуацию. Извините, Идзуми-сама.
Идзуми сложил руки перед собой и задумался.
«В Красноярске к поезду будут прицеплены два вагона с химикатами и пироксилином в ящиках. Охрана — от трех до пяти человек вольнонаемных с личным оружием. Вагоны следуют до Читы.
Если вы все еще желаете получить вторую часть документов, вам следует с помощью содержимого этих вагонов устроить взрыв в одном из тоннелей Кругобайкальской железной дороги. Точные координаты будут переданы позднее. Детали и план операции разработайте самостоятельно. В момент акции вам будет оказана помощь моим человеком. Приметы передам позднее.
Если операция будет успешной, вы получите вторую часть документов во Владивостоке. О денежной части вознаграждения сообщу дополнительно.
Готовность к сотрудничеству — выход на станции Красноярска господина Идзуми в шарфе черного цвета».
Послание было написано на русском языке мелким разборчивым шрифтом. Чтобы прочитать его, Идзуми пришлось использовать лупу. Кроме текста, никаких знаков, подписей, отметок.
По всему выходило, что «партнер» где-то поблизости, видимо, в том же поезде. Он следит за дипломатами, наверное, выжидает удобный момент.
В послании ни слова об утраченных документах, значит, «партнер» не знает о них. Кстати, и о пожаре тоже ни слова. Не придает значения?
Идзуми вдруг подумал о том, что «партнером» может оказаться Скорин. Но потом отбросил эту мысль. Глупо отнимать документы, которые отдал сам. Это просто неумно.
Но кто тогда «партнер»? Возможно, Идзуми видится с ним в ресторане, приветствует во время прогулок по станциям. Но вычислить его не может. И это здорово раздражает, особенно теперь.
Идзуми отвлекся от своих мыслей, посмотрел на Горо и Кинджиро. Те почтительно ждали, когда он вновь заговорит.
— Я не понимаю мотивов действий «партнера», — произнес помощник посла. — Зачем ему авария на железной дороге? Если бы это было во время войны Японии с Россией, все было бы ясно. Но сейчас!
— Возможно, он хочет скомпрометировать нас перед русскими? — осторожно заметил Горо. — После такого случая он получит реальные рычаги воздействия на дипломатов и сможет диктовать нам свои условия.
— Для чего? Он передает нам секретные документы и тут же подставляет русской контрразведке?
— А может… — дождавшись кивка Идзуми, нерешительно начал Кинджиро, — может, его цель как раз завербовать нас посредством такого акта? Ведь это диверсия на стратегическом направлении. Связь центральной части империи с восточной окраиной.
Идзуми нахмурился, тронул листок бумаги, покатал его по столу. Предложение секретаря было не лишено смысла, но… слишком сложная комбинация. И цена вербовки слишком велика.
— Не думаю. Как говорят — игра не стоит свеч.
В купе повисла пауза. Столь странное требование «партнера» поставило дипломатов в тупик. Еще вчера Идзуми был готов на что угодно, лишь бы вернуть документы, но сегодня он уже испытывал сомнения относительно целесообразности участия в подозрительной и насквозь провокационной диверсии.
Выйди участие дипломатов Японии в этой операции на свет — отношениям двух империй мог настать конец. Это не вербовка осведомительниц из числа фрейлин Ее Императорского Величества, не подкуп купца первой гильдии, даже не взятка офицеру Генерального штаба в виде выигрыша на скачках.
