Валерий Введенский - Приказчик без головы
– А дело мое?
– Обсудим по дороге!
Выйдя на лестницу и заперев дверь, Тарусов сказал:
– Слушаю!
– Осетрова поймали.
– Молодцы, быстро! – похвалил Дмитрий Данилович.
– Понимаете… Мы с Калиной не то чтоб друзья, но… Он в околотке моем проживает, и, стало быть, инспектирую я его. Туды-сюды… Понимаете?
– В общих чертах.
– Когда в камеру Калину заводили, подмигнул он мне, мол, загляни. Хоть и не положено, я зашел. Вдруг поесть хочет или покурить? А Фомич предо мной на колени упал. Выручай, говорит, брат! Клянусь, чем скажешь, не убивал я Сидора!
– В первый момент многие отпираются. Но потом, когда следователь фактами прижмет, начинают каяться. А Осетров – мужик хлипкий. К вечеру сознается.
– Не сознается, – возразил Челышков. – Божится, что голову ему подкинули.
– Почему ему? Почему не мне? Почему не вам?
Челышков словно не слушал:
– Говорит, не виноват!
Беспокойство за судьбу приятеля вызывало уважение, однако Тарусову было не до Осетрова. Хотелось еще раз взвесить, настроиться, подобрать слова. Поступок предстоял непростой, а принятое решение, как знать, могло оказаться последним. Потому Дмитрий Данилович закруглил разговор:
– Не волнуйтесь, Климент Сильвестрович, суд разберется.
– Правильно говорите, – обрадовался околоточный. – Суд! А там Калине адвокат толковый нужен.
– А-а-а! – до князя дошло. – Хотите, чтоб присоветовал? Так, так… Спасов, конечно! Но больно дорого берет. Вот Александрович совсем не хуже, однако не так знаменит. Думаю, с ним сговориться дешевле.
– Калина вас просит.
Князь от неожиданности остановился на проезжей части Таврической улицы, которую они переходили.
– Я ослышался?
– Сказал, раз Антипа вытащили, значит, и его сможете.
– Да это анекдот, причем скверный!
– Давайте двинемся, а то под лошадь угодим.
– Давайте. – Князь перешел улицу, но, вступив на тротуар, снова остановился. – Спасибо за честь, но…
– Предлагает тыщу рублей, – перебил Челышков. – При любом исходе. А если оправдаете, еще пять в придачу.
У Дмитрия Даниловича округлились глаза. Он, безусловно, надеялся, что дела его теперь иначе потекут, но чтоб так, да столь скоро, и мечтать не мог! Вот Сашенька обрадуется…
Сашенька!
Мысли вернулись к дуэли. За этой оградой, в Таврическом саду, гуляют его дети. И человек, с которым Сашенька ему изменила. Надо ли его убивать? Счастья все одно не вернешь. А ведь может статься наоборот: не он, а Лешич продырявит ему грудь. Дети лишатся отца, а воспитывать их будет… Боже!
– Не соблазнились, ваше сиятельство? – напомнил об Осетрове Челышков.
– Я подумаю.
– Некогда, ваше сиятельство! Пока Калина в части сидит, могу вас провести, но вечером его в съезжий дом переведут, туда до окончания следствия не попадете. А Осетров до зарезу хочет посоветоваться.
Тысяча – отличный гонорарий! А на шесть… На шесть можно следующим летом отвезти детей за границу. И самому наконец побывать. Жаль, без Сашеньки! Как они мечтали о поездке… Париж, Рим, Венеция, Флоренция! Увы, теперь и в Петербурге придется жить раздельно.
Черт! Размечтался! Шесть тысяч! Как, интересно, он докажет, что Осетров невиновен, если сам припер его уликами?
– Боюсь, вынужден отказать. По этическим соображениям.
Снова глупость сморозил – откуда околоточному такие слова известны?
Оказалось, знает!
– Неэтично, ежели на Антипа вину свалите! А на кого другого – в самый раз.
– Я кто, по-вашему, сыщик? Это вы, полиция, обязаны убийц ловить.
– Мы университетов не кончали, потому простых мазуриков еще могем, а вот умных да хитрых – пасуем! – хитро прищурился Челышков. – Да и тыща, князь, хорошие деньги, на дороге не валяются.
Прав околоточный, прав! Деньги нужны, особенно в складывающейся ситуации. Рано или поздно заведется другая женщина, а на две семьи денег понадобится вдвое больше.
– Ладно, согласен. Едем!
– А дуэль? – удивился Челышков.
– Не будет дуэли.
Челышков остановился. Князь про себя чертыхнулся – опять опростоволосился! Решит околоточный, что потомок ордынских правителей – трус! Ну, да и пусть…
Но ошибся. Климент Сильвестрович произнес с уважением:
– И правильно, Дмитрий Данилович! Стрелять, да в знакомого, да ежели прежде не убивали, ох и сложно. А вот покалечить друг дружку – запросто. Какая с этого радость? Никакой! С супругой своей вы теперь квиты. Вы ей изменили, она вам. Девицей небось брали? Оно, конечно, приятно, да только что мужик, что баба сперва нагуляться должны.
Докатился! Околоточный его жизни учит…
– Советуете на потаскушках жениться? – бросил в сердцах раздосадованный князь.
И вдруг припустился в глубь сада! Климент Сильвестрович поглядел за решетку: вдалеке по песчаной дорожке шли трое деток с гувернанткой. Под ручку та держала доктора Прыжова.
Какой Лешич подлец, оказывается! Нет, надо хотя бы Наташу от него спасти!
Дети бросились с поздравлениями. Дмитрий Данилович целовал их и плакал.
– Папочка, папочка! Правда, сегодня праздник? – спросил Володя.
Дмитрий Данилович не знал, что ответить. Если праздник, то не его.
– А кто готовить будет? Правда, что Клаша в больнице?
– Маруся сготовит, – выручила с ответом Наталья Ивановна.
– Не хочу, каша у нее липкая!
– В кухмистерскую пойдем, – решил Дмитрий Данилович.
– Ура! – Счастливый Володя тут же побежал с криком по парку, пугая ленивых голубей
– Алексей! Можно вас на минуточку? – Дмитрий Данилович заставил себя посмотреть на соперника.
– Конечно! А мы что, опять на «вы»?
Отошли шагов на десять. У князя чесались кулаки, но он мысленно, словно молитву, повторял доводы, которые пять минут назад его успокоили. По давнему совету Сашеньки Дмитрий Данилович досчитал до десяти и выпалил:
– Как тебе не совестно? Зачем ты обманываешь несчастную девушку?
– Ты пьян? – принюхался Лешич и кивнул Челышкову, который издалека приветственно ему махнул.
Что он тут делает?
– Нет, не пьян. Думаешь, я не знаю?
– Диди…
– Не смей так меня называть! Ты – законченный мерзавец! Но я очень надеюсь, что хоть капля порядочности в тебе осталась. Потому прошу, умоляю, не калечь жизнь Наталье Ивановне.
Прыжов сменил тон:
– Князь! Я отказываюсь вас понимать!
– Прекрасно все понимаешь! Со своей стороны обещаю, что до окончания вакаций[58] мы с Сашенькой разъедемся. Прощай!
Прыжову никогда не нравился финал «Ревизора». Ну разве возможно застыть на пару минут с открытыми ртами? Метафора, без спору, сильная, но абсолютно противоречащая физиологии. Теперь Лешич убедился, что подобные сцены случаются и в жизни. Только когда Наташа коснулась рукой его плеча, он встрепенулся.
– Что случилось? Князь так кричал на тебя! – обеспокоенно спросила гувернантка.
– Он вслед за Клашей сошел с ума…
– Наталья Ивановна! Дядя Леша! – откуда ни возьмись прибежал Володя. – Папу полицейские уводят! Что он натворил?
– Сейчас выясним, – пообещал Лешич, сделал два шага вперед и обернулся: – Меня не ждите. Идите домой!
Нечасто, но бывает: проснулся, но понимаешь, что спишь по-прежнему, и пробуждение тебе тоже снится.
Такое объяснение успокоило и все объяснило: скованность в членах, удушливый до тошноты запах. Будто лошадиный навоз опрыскали дорогим одеколоном.
Надо просыпаться! Иначе ночной кошмар не прекратится.
Но легкое, прежде незаметное движение век отозвалось резкой болью в затылке. А руками-ногами и вовсе не пошевелить, словно все тело сдавили.
Ее разбил паралич? Только не это! Пролежать остаток жизни бессмысленным куском мяса, зависеть от сиделок, понимать, что близкие ждут не дождутся твоего конца… Ждут не от ненависти, а потому что просто устали. Устали ухаживать, устали подчинять себя бесполезному существу, способному лишь на питание и выделение.
Который час? Глаза открыты, но света не видят. Будто тряпку набросили.
Боже, где я? Что со мной?!
Надо вспомнить, попытаться вспомнить, что приключилось! Так: они с Диди бегали в петергофском парке. Невероятно, но одни, а ведь публику пускают туда лишь раз в год, на именины самодержца. Муж был престранно одет: сверху сорочка с бабочкой, а внизу ничего. Совсем ничего! Ее это беспокоило – явится император, а еще хуже императрица… От ужаса и проснулась. Ох, про Петергоф – это был сон! Надо вспомнить, что случилось до него, но в голове пустота, такая же черная, как мрак вокруг. Никаких воспоминаний! Даже как ее зовут, не помнит… Нет, помнит! Благодаря сну. Сашенька – так обращался к ней муж, Диди. Отлично! Когда есть муж, случаются и дети. Их вроде двое. Нет, трое! Володю она родила поздно, в тридцать. Значит, сейчас ей тридцать пять. Все лучше и лучше! С детьми им помогает гувернантка. Звать ее… не важно. Еще есть прислуга, Клаша. Нет, уже нет! Утром ее увезли в лечебницу. Сашенька от радости захлопала ладошками по чему-то мягкому и теплому. Что это? Нет, нельзя отвлекаться, иначе мысль оборвется. На чем она остановилась? Клашу утром увезли… Что потом? Потом был суд, встреча с папенькой, визит к Телепневу…
