Мэтью Перл - Тень Эдгара По
Приведу несколько примеров: Эдгар По был ограблен сторожем какого-то притона; умирающего По нашли на груде бочонков на Лексингтонском рынке, облепленного мухами. «Нет, — возражала третья газета, — По встретил приятелей по Вест-Пойнту, где обучался военному делу. Эти бывшие кадеты были задействованы в некоей секретной правительственной операции, и По тоже «влип»; возможно, дело связано с его службой в польской армии во время Польского восстания (факт проверенный!)». «Ничего подобного, — встревала четвертая газета, — По участвовал в пьяном дебоше по случаю дня рождения своего приятеля, от спиртного и умер. Как бы не так — он виновен в грехе самоубийства. Некая «знакомая» заявила, будто дух покойного По передает ей его стихи; так вот, по ним выходит, что он умер от жестокого избиения, а били его, чтобы забрать некие письма, с которыми По не желал расставаться!» Тем временем из печатного органа нью-йоркского Общества трезвости телеграфировали в аналогичный балтиморский печатный орган. Смысл телеграммы был следующий: нашелся свидетель бесчинств Эдгара По, совершавшихся им накануне того дня, когда его нашли в закусочной «У Райана»; редакция «Судного дня» заключила, что По сам повинен в своей смерти.
Итак, я корпел над газетными статьями в читальном зале, когда ко мне приблизился престарелый библиотекарь.
— Здравствуйте, мистер Кларк! Знаете, я все думаю — кто тот человек, который передал мне для вас статьи о мистере По? Что интересно, я отлично помню, в каких выражениях он просил отослать статьи вам.
Газетные строчки поплыли перед глазами.
— Что вы сказали, сэр?
Мне и в голову не приходило, что вырезки были получены библиотекарем вместе с особым указанием. Поэтому я и переспросил, правильно ли понял смысл фразы.
— Совершенно правильно, мистер Кларк!
— Какая неожиданность! — воскликнул я, пораженный мыслью о роли одной-единственной газетной статьи о «настоящем» Дюпене в целой череде событий.
— Неожиданность, сэр?
— Да, потому что… — Я вовремя остановился и продолжил уже «с новой строки»: — Сэр, расскажите мне об этом человеке все, что знаете. Это крайне важно. Правда, сейчас я очень занят, но через несколько дней снова приду в читальный зал. Пожалуйста, постарайтесь не упустить ни одной детали.
Вот так поворот! Голова моя положительно горела, воображение рисовало самые невероятные картины-версии. Необходимо было успокоиться, отвлечься, и я решил поговорить с Хэтти. Между нами появилась неопределенность, и я надеялся расставить все точки над «i». Я написал Хэтти длинное письмо, в котором признался, что сделать это меня подвигла тетя Блум, избравшая жестокую тактику (несомненно, из лучших побуждений), и выразил надежду на совместное строительство планов о нашем с Хэтти будущем, как только Хэтти пошлет весточку.
16
В процессе слежки за Бароном Дюпеном, с привычной частотой менявшим гостиницы и дававшим интервью, мне удалось выяснить, что Бонжур нанялась горничной к доктору Джозефу Снодграссу, который, по словам доктора Морана, четвертого октября вызвал для бесчувственного Эдгара По экипаж и велел кучеру ехать в больницу. Барон Дюпен в поисках подробностей тревожного, чреватого бедой октябрьского дня нанес визит доктору Снодграссу, однако получил от ворот поворот. Доктор Снодграсс не пожелал «делать вклад в индустрию сплетен о смерти достойного, одаренного поэта».
А через неделю Бонжур пришла наниматься в горничные. Особо отмечу — доктор Снодграсс вовсе не искал новую горничную, у него хватало прислуги. Бонжур явилась по адресу Норт-хай-стрит, 103 в чистом, отутюженном, однако скромном платье. Дверь элегантного кирпичного особняка открыла молодая ирландка.
Бонжур быстро сориентировалась. Она, мол, слыхала, будто господа ищут прислугу на второй этаж, в спальни (Бонжур сообразила, что молодая ирландка прибирает в холле и гостиной и, по традиции, не ладит с горничной из верхних комнат). «Разве?» — удивилась ирландка. Ей про то ничего не известно. Бонжур извинилась — она-то думала, горничная из верхних комнат взаправду собирается увольняться, только не хочет господам заранее говорить, а сказала только подружке, вот Бонжур и пришла, потому ей это место вот как надобно.
Как Бонжур и рассчитывала, ирландка, особа довольно неуклюжая и склонная питать неприязнь к привлекательным девушкам, не замедлила поставить Снодграссов в известность о коварных планах горничной из верхних комнат, а Снодграссы сочли правильным рассчитать бедняжку, не слушая объяснений. В награду за разоблачение неблагодарной (а также имея нужду в новой горничной) Снодрассы с готовностью приняли героиню драмы — Бонжур, явившуюся в нужное время. И хотя Бонжур была гораздо красивее завистливой ирландки, последняя не считала ее соперницей из-за непопулярной в известных кругах субтильности и шрама и быстро поладила с ней.
Все это сообщила мне прежняя горничная из верхних комнат, возмущенная несправедливым увольнением. Однако теперь, когда Бонжур заняла прочное место в доме, шансы добыть сведения о ее хозяине практически свелись к нулю.
— Пусть ее трудится на Снодграссов, а вы, мосье Кларк, давайте-ка закругляйтесь с Бароном. Довольно слежки, — сказал Дюпон.
— Бонжур давно бы сбежала от Снодграссов. Если она все еще у них, значит, информация имеется! Сами судите, мосье Дюпон, Бонжур более двух недель в услужении! — возразил я. — Что до Барона, он занят продажей билетов на лекцию о смерти По.
— Быть может, информации не так уж и много — просто мадемуазель медленно работает, — вслух размышлял Дюпон.
— А давайте сообщим доктору Снодграссу, что Бонжур никакая не горничная!
— Зачем, мосье Кларк?
— Как зачем? — удивился я. Ответ представлялся очевидным. — Чтобы она не могла шпионить для Барона!
— Вся информация, собранная Бароном и Бонжур, неминуемо дойдет и до нас с вами, — выдал Дюпон, однако причин своей уверенности не объяснил.
Дюпон регулярно расспрашивал о поведении Бонжур, ее прилежании к работе и отношениях с другими слугами.
Каждый вечер Бонжур покидала дом Снодграссов, чтобы встретиться с Бароном. Однажды я проследил ее путь. Она направлялась в порт. То и дело очередное питейное заведение исторгало из своих недр удовлетворенного клиента, и приходилось либо перешагивать через его бесчувственное тело, либо — если зазеваешься — спотыкаться об него. Пивная или бильярдная попадались на каждом шагу; воздух был пропитан запахами человеческого пота, перегара и испражнений. Внешний вид Бонжур вполне соответствовал обстоятельствам места — волосы растрепаны, шляпка набекрень, платье в соблазнительном беспорядке. Бонжур часто меняла образ — в зависимости от характера задания, на которое была послана Бароном, она могла явиться представительницей любого социального слоя, однако с ней не происходило тех демонических метаморфоз, что с ее супругом и повелителем.
Итак, Бонжур поравнялась с компанией пьянчуг, которые громко смеялись и похабничали. Один из них указал на Бонжур:
— Гляньте, какая краля! Что-то я не встречал здесь этой ночной бабочки!
Словами «краля» и «ночная бабочка» вульгарные представители низших слоев обозначали проституток, что выходят на промысел исключительно ночью.
Бонжур проигнорировала замечание. Тогда мужлан вытянул руку, преграждая ей путь. К слову, размерами он чуть ли не вдвое превосходил Бонжур. Она остановилась и принялась рассматривать эту толстую, с дурной кожей ручищу, непристойно открытую взгляду (рукав был закатан).
— Что это у тебя, детка? — Мужлан выхватил у Бонжур клочок бумаги. — Небось письмецо любовное? Ну-ка, прочтем: «…находится джентльмен в весьма плачевном состоянии…»
— Руки убери, — распорядилась Бонжур, делая шаг вперед.
Мужлан поднял письмо над головой так, чтобы она не могла дотянуться, чем вызвал веселье своих приятелей — веселье, едва ли соразмерное инциденту. Правда, один из них, низенький и коренастый, вдоволь посмеявшись, предложил вернуть письмо «деточке», но добился этим только тычка и эпитета «слюнтяй».
Бонжур с легким вздохом шагнула к обидчику; глаза ее были вровень с толстой его шеей. Пальчиком Бонжур коснулась вздутой мышцы, повела по руке мужлана, как бы чертя невидимую линию.
— А знаете, мистер, таких сильных рук, как ваши, я в Балтиморе еще не видала, — сообщила Бонжур завораживающим шепотом, однако так, чтобы ее слышала вся компания.
— Не надейся, крошка, что я сейчас растаю от твоих слов и руку-то опущу.
— Да мне вовсе и не надо, чтоб вы ее опускали. Мне надо, чтоб вы ее повыше подняли — вот так!
Мужлан, возможно, против собственной воли, повиновался и поднял руку. Бонжур потянулась к его толстой шее.
— Гляньте, гляньте, — обрадовался мужлан, — бабочка сейчас вспорхнет и чмокнет меня!
