Татьяна Молчанова - Дело о таинственном наследстве
– И ведь отказать нельзя было, и брать такое не хотелось, а с другой стороны обидишь, старалась же!
– Кого, кто? – встрепенулась Наташа.
– Да Князева же! В прошлом году на празднике эти горшочки дарила с фиалками и гордилась – в ее собственной мастерской изготавливали! Ты не помнишь? Ах да, вы тогда в городе были. Только, Наташа… – и Ольга еще раз внимательно посмотрела на рисунок, – горшочек под твое описание подходит, а цветок под рисунок нет. Это, – и она показала пальчиком на синенькие цветочки, – Fialkus vulgarius – фиалка обыкновенная, а это, – и она еще раз всмотрелась в рисунок, – что-то совсем другое, я даже не знаю что…
– А этот vulgarius у вас вот так вот весь год и стоит, да? – тоненьким от радости голосом поинтересовалась Наташа.
– Ну да, на кухню поставили, а когда Князева заезжает, то иногда в столовую выставляем, чтобы не обижалась.
– Ааа! – Облегчение, испытанное Наташей, было колоссальным, но и по нелогичности, свойственной человеческому сознанию, огорчение тоже. Где же теперь все эти горшки искать! Ведь ее память запечатлела отнюдь не фиалки, в нем росшие. Такое растение, как на рисунке, перепутать с фиалкой трудно…
– Оленька, а Князева всем-всем эти фиалки дарила?
– Наталья, ну как я могу помнить?! Мы вроде гулять собрались, давай к ней и заедем, сама все спросишь…
Наташа подозрительно посмотрела на подругу. Что-то та была слишком сговорчива сегодня и нелюбопытна.
«Ну ладно, – подумала она. – Олино настроение – это не первоочередная загадка на сегодня, пока отложим».
По пути к Князевой находился дом Софьи Павловны. Наташа, из-за необходимой сейчас тщательности в изысканиях, поморщившись, просила повернуть туда.
– У Зюмихи только два фикуса в гостиной и столовой проживают, – прогнусила скучным голосом Ольга. – Да и приехала она в наши места позже праздника, так что зря мы туда едем, хотя… в спальне я у нее не была, цветов там не видела… Кстати, не представляю, как ты туда проберешься…
– Ты, Оленька, – тихо ответила Наташа, – ты проберешься. А то или она меня там первой попавшейся статуэткой ударит, либо я ей гадостей наговорю, а женщин на дуэль не вызывают. А тебя она примет… Ну, Оля, пожалуйста! Дело важное. Честно!
– Хорошо! – кротко пообещала подозрительно тихая Ольга.
Впрочем, ничего особенного не произошло. Дом стоял нахмуренный и пустой. Софья уехала. Вышедшая на стук какая-то сумрачная девица позволила барышням осмотреть весь дом, совершенно не вслушиваясь в объяснения Наташи, зачем им это нужно.
Искомого цветка и горшка не было. В спальне стоял приторный и терпкий запах Софьи Павловны. Запах чувственности, цинизма, лжи и одиночества…
* * *Небо окончательно прояснилось в момент, когда подруги садились в двуколку, и девушки сразу повеселели.
– Знаешь, Наташ, – высунулась из двуколки Ольга, глядя на солнце и смешно жмурясь на него. – Я недавно в журнале прочитала, что там, где меньше солнца, люди совсем печальные ходят. Интересно, а как тогда люди живут в том месте – мне учитель географии про него рассказывал, – где солнце по полгода не показывается? Они, наверное, все время плачут?
– Это мы будем плакать, если туда попадем, а они, я думаю, приспособились как-то… – При слове «приспособились» что-то секундным воспоминанием кольнуло память, но тут же унеслось. Наташа замерла и перестала дышать. След от укола секунды две как бы чесался: вот-вот и раскроет свое значение, но спустя эти мгновения пропал начисто. Наташа шумно выдохнула и потрясла головой.
– Ну что, Оленька? – спросила она задумавшуюся о судьбах жителей Заполярья подругу. – К Князевой поедем?
У Князевой оказалось штук пятнадцать горшков с синими, розовыми и желтыми кружочками. В них бурным цветом цвели разномастные фиалки и всенепременнейшая для провинциальных домов герань. Наташа обошла и обнюхала все горшочки. Горько-сладкий запах герани она терпеть не могла, и после третьего горшка у нее разболелась голова. Одинокая Князева как всегда была рада гостям и пришла в истинный восторг, когда Наташа, чтобы как-то объяснить визит, сказала, что очень разведением цветов начала интересоваться. Часовая лекция, последовавшая от Князевой, была поучительна и скучна. Чтобы приблизить ее конец и узнать хоть что-нибудь действительно нужное, Наташа спросила:
– Нина Петровна, а вы не помните, кому из гостей на празднике дарили ваши замечательные цветы?
Помещица задумалась, сведя в «куриную гузку» тонкие губы.
– Нет, Наташа, – спустя несколько секунд ответила она. – Просто подходили, поздравляли, а я в ответ горшочек с бантиком. Человек десять, наверное, получили: по-моему, больше у меня горшков тогда и не было, а кто именно… Соседи все наши, я думаю, вряд ли я кому-нибудь из плохо знакомых могла такой подарок сделать… А точно кому… Нет, не вспомню… А давайте-ка, барышни, покушаем, а?
Помещица накормила подруг превосходным холодцом и пирожками с яблоками. Во время перекуса она жаловалась на многочисленные болячки и хвалила искусство доктора Никольского так восторженно, что девушкам стало даже неудобно. И Наталья, и Ольга поняли, что такими дифирамбами вдова пытается выразить чувство симпатии к такому же одинокому, как и она, доктору. И явно задумывается о разделении с ним этого одиночества. Хотя врач он был действительно хороший. Наташа задумчиво посмотрела на помещицу в легкомысленных рюшках и бантиках и попыталась представить ее вместе с Никольским. Картина получилась весьма странной, хотя и не совсем нереальной.
И снова, как давеча, что-то кольнуло память: тень, обрывок картинки, слова… Ощущение близости открытия тайны на сей раз продержалось на долю секунды дольше и было на крупинку сильнее, чем в прошлый раз. Наташа резко выпрямилась, но тут же все исчезло.
«Ну ладно, – смиренно подумала она. – Бог троицу любит. Раз начало на меня что-то наплывать, значит, рано или поздно проявится».
«Лучше бы рано», – не преминул заметить саркастический голосок.
«Само собой», – подумала Наташа.
Стали прощаться. Помещица поинтересовалась, куда они едут дальше. Ольга вопросительно посмотрела на подругу. Та, что-то соображая, ответила:
– К жене банкира, я ей книжку обещала, – и помахала специально для этой поездки захваченным томиком.
– Ой, как хорошо! – засмеялась вдова. – Значит, мимо Семен Николаевича будете проезжать. Наталья, если вам не составит труда, не могли бы вы завезти ему одну вещь…
Наташа неохотно кивнула. В посыльных любви ей сегодня быть совсем не хотелось.
Князева протянула Наташе небольшую, аккуратно перевязанную стопочку журналов.
– Это подборка моего покойного мужа… В прошлый свой визит доктор нашел там массу интересного, но постеснялся взять, а нынче не знаю, когда теперь пожалует. Так что просто передайте ему, скажите, что Князева кланяется. Ну спасибо вам, с Богом!
Подруги окончательно попрощались с помещицей и сели в двуколку.
* * *– А еще, – когда лошади тронулись, продолжала Ольга познавательный разговор, начатый давеча, – ты только представь, как интересно! Оказывается, г-н Кант, Иммануил, ну ты должна знать, философ. Он написал в своей жизни одно-единственное стихотворение! «Февраль» называется. Вот ведь как любопытно, да, Наташа? Почему одно? Почему дальше не писал? Может, ему не понравилось то, что получилось. А может, он тайно написал их десятки, а потом взял и сжег, а это случайно на полях его философских записок осталось. Я даже наизусть его выучила, хорошее такое:
Есть в каждом дне своя забота,Их тридцать в месяце. Вот квота,Так ясен счет, но очень жаль…
– Ой, дальше забыла, – Наташа взяла подругу за руку и продолжила:
Февраль недодает нам что-то,И мы сбиваемся со счета.И все ж прекрасен ты, февраль!
– Да, Наташа, правильно. Скажи, хорошее? – Наташа кивнула.
От весьма разнотемных демонстрируемых Ольгой познаний Наташа пришла к выводу, что ту, наравне с экспериментами по улучшению внешности, потянуло на энциклопедические крайности. Тем более что журналы для дам сейчас много пишут о необходимости всестороннего развития для современных девиц. Мол, самые выгодные партии ожидают тех, кто легко сможет поддержать разговор и о неевклидовой геометрии, и об основных постулатах физиогномики.
Так, продолжая беседовать, они подъехали к дому Никольского. Часть дома была приемной и наисовременнейшей, любовно созданной доктором лабораторией, другая часть – жилыми помещениями. Поскольку было три часа дня, то есть время рабочее, девушки направились в приемную часть. Никольского там не оказалось. Его помощник объяснил, что тот прибудет минут через пять, и просил барышень обождать.
Барышням не сиделось. Ольга, вышедшая из приемной комнаты, куда-то исчезла, потом появилась вновь и призывно замахала Наташе перчаткой.
– Там докторская лаборатория открыта, пойдем, посмотрим, ужас как интересно!
