Татьяна Молчанова - Дело о таинственном наследстве
Уже в который раз Наташа развернула листок с рисунком. Тот с готовностью демонстрировал все одно и то же: темно-зеленые с бахромкой листья, немного светлее снизу, цветочки сиреневые, как башмачки. Небольшое растеньице, не очень приметное… Наташа прикусила губу: «Ну видела же, видела!» Перед глазами даже всплыл кусочек какой-то белой ткани – то ли занавески, то ли скатерти, – на фоне которой виделся этот цветок. И горшок, в котором рос цветок, – что-то там синее было на нем нарисовано, точечки или кружочки… Мука воспоминаний была смертная. Наташа раздражалась все больше.
«Вершина творения, называется! Человек разумный! – ворчала она про себя. – Да о каком тут разуме может идти речь, когда совершенно недавно виденные вещи память отсылает в какие-то дальние дали, запирает на огромный амбарный замок, а ключ тщательно прячет! И достать из этих далей нужную картинку теперь до конца жизни, наверное, не удастся!»
«Вот бы мне такую машинку, вроде фотографической, только еще лучше, чтобы, скажем, увидел то, что запечатлеть нужно, – раз, и изображение в тот же момент готово! Потом, когда понадобилось что-то вспомнить, повернул ключик – и, пожалуйста! Появляется нужная картинка!»
«Нету. Не изобрели еще… – буркнул, видимо, тоже мучившийся от предгрозового состояния саркастический голосок, – сама вспоминай!»
«Не могу!» – честно призналась самой себе Наташа. И в ту же секунду ее осенило! Что видеть она этот горшок с цветком могла только или у соседей, или в Пскове. За это говорил один малообъяснимый для посторонних, но совершенно определенный для нее самой аргумент. Четкость вспоминаемой картинки. Когда она что-либо вспоминала, то, в зависимости от давности произошедшего события, картинка, появляющаяся перед ее мысленным взором, была или яркой, или уже потускневшей, размытой. Понятно, что события эти, соответственно, случались или недавно, или, наоборот, достаточно давно. Вот и сейчас, внимательнейшим образом изучив картинку загадочного цветка на предмет ее четкости, вывод складывался определенный. Ежели бы она видела цветок, скажем, в Петербурге, где последний раз была с полгода назад, то картинка воспоминания явилась бы значительно более тусклой. Однако нынешняя ее яркость говорила примерно о трехмесячном сроке увиденного. То есть видеть этот цветок она могла только где-то поблизости, ну в самом крайнем случае в Порхове или Пскове. Так почему бы тогда не проехаться по соседям да на подоконники не посмотреть? И в Псков можно съездить. И все сразу в этом ужасном деле станет намного, намного понятнее. Просто надо найти, у кого растет этот убийственно-невинный цветок.
Сразу вспомнилось, как совсем недавно она вот так вот уже собиралась проехаться по соседям на поиски загадочного рубщика дров. И опоздала… Не опоздать бы в этот раз!
«А еще графу надо уезжать… – хмурилась Наташа, ковыряя носком туфельки цветные камешки, насыпанные вокруг фонтана. – Нельзя ему здесь оставаться. Опасно…»
Небо, наконец, выбрало подходящее место и метнуло молнию прямиком в умирающий около озера вяз. Тот даже не успел застонать – смерть была мгновенна и легка. Начавшийся ливень торжественно оплакал мертвое дерево…
* * *Не откладывая поездку в долгий ящик, сразу после дождя Наташа направилась к Затеевым. Синенькие цветочки в горшках, и только синенькие цветочки цвели и множились у нее в голове, и, чтобы убрать их оттуда, существовал единственный способ – увидеть их воочию. Бродить по соседям в одиночестве не хотелось. С Ольгой все было бы веселее. Да и вдвоем сподручнее будет подоконники осматривать.
Олин гамак в саду висел весь пропитанный водой и грустно покачивался от собственной тяжести. Он мокро смотрел на Наташу, печалясь, что скоро его снимут, и придется долгую холодную зиму и плаксивую весну лежать обездвиженным в чулане… И замерзшие мышки будут задумчиво жевать разлохматившиеся его кончики…
В доме, казалось, никого не было. В столовой – тишина, в гостиной – ленивые пылинки рассекали прозрачным танцем пустоту. «Есть кто-нибудь?!» – крикнула Наташа и прислушалась.
«Никого и ничего!.. Куда же все подевались, интересно?!» Она поднялась на второй этаж, специально громко притопывая ногами. Дверь в Ольгину комнату стояла приоткрытой. Наташа заглянула туда и… в ту же секунду чуть не лишилась ума: в еще не рассеявшихся после дождя сумерках на нее медленно наплывало белое лицо висельника с рыжей мохнатой веревкой вокруг шеи. Короткое платье висельника открывало белые полные ноги. Висельник хрипел и протягивал к ней страшные белые руки. В следующую секунду Наташа завизжала и что было сил толкнула привидение прямо в грудь. То отлетело на кровать, и от удара изо рта его вылетел кусок чего-то красного.
В этот момент сумрак пронзил бодрый солнечный свет, такой чистый, какой бывает только после осенней сильной грозы. Он осветил валяющуюся у ног Наташи большую красную – и она наклонилась, чтобы подтвердить свою догадку, ну так и есть! – клубничную конфету. Свет подкрался и к висельнику, и часть оставшегося трезвого Наташиного рассудка узнала в нем Ольгу. Та вставала с кровати, держась за грудь:
– Ох, Наташа, спасибо! Если бы не ты, наверное, умерла бы. Застряла, проклятая, в горле – ни вдохнуть, ни выдохнуть! – Ольга подняла с пола конфету и, брезгливо осмотрев ее, выкинула в корзину. Наташа, еще не оправившаяся от сумеречного видения, поняла, что за веревку приняла толстую рыжую косу подруги, но…
– Оленька, – еще севшим от ужаса голосом произнесла Наташа, – а что у тебя с лицом? И с ногами?
Бело-желтые потеки на лице Ольги и в самом деле производили страшное впечатление, как и абсолютно белые ноги. Подруга накинула на рубашку шаль и протянула Наташе какой-то журнал:
– Вот, посмотри! – Французский журнал был открыт на странице «Новейшие средства ухода для мадам и мадемуазелей». Один из заголовков гласил: «Как избавляться от веснушек и конопушек». Ольга, пока Наташа рассматривала журнал, водила пальцем по лицу и попробовала на вкус то, что на нем осталось.
– Сметана с лимоном! – улыбнулась она. – В советах написано: три курса по 5 дней, и можно забыть о веснушках до следующего лета!
Наташа молча перевела глаза на Олины ноги. Подруга, проследив за ее взглядом, под слоем своей сметанной маски немедленно покраснела:
– На ногах они у меня тоже есть, – и заторопилась: – Ну ладно, ты иди вниз, посиди в гостиной, а я сейчас умоюсь и спущусь. Прикажи пока Соньке чай подать. Вдвоем будем. Мама с мигренью лежит. Ну иди, иди! – И Ольга, подталкивая Наташу, выпроводила ее за дверь.
«Да!» – коротко прокомментировала ситуацию Наташа и решила, пока Ольга умывается, пройтись на всякий случай по первому этажу, порассматривать подоконники… Слава богу, ничего похожего на искомое растение там не обнаружилось. Для очистки совести заглянула на кухню, где Сонька хлопотала над чаем. И тут уже второй раз за последние десять минут у Наташи потемнело от ужаса в глазах – на подоконнике стоял симпатичный горшочек с синими цветочками. Он был разрисован веселенькими голубыми кружочками.
«Не может быть!»
Потрясенная, она вернулась в столовую и тихо присела на краешек дивана. Через пять минут, без единой вразумительной мысли, пришедшей за это время в голову, она подняла вопросительные глаза на спускавшуюся по лестнице подругу. Веснушки и конопушки на Ольгином лице действительно побледнели и съежились, не иначе как от страха за неминуемое исчезновение…
Наташа со вставшим поперек горла комком достала перерисованный отдельно от текста заветный рисунок и протянула подруге:
– Не спрашивай зачем, но мне нужно найти, где этот цветок растет, – и, предупреждая Ольгино негодование, добавила: – Ну ты же меня знаешь, пока сама все не пойму, не могу другим рассказывать. А вот понять кое-что ты мне можешь помочь. Вспомни, может, ты видела этот цветок у кого из наших соседей. Знаешь, он еще в таком горшочке с синими кружочками должен быть!
И про себя, отчаянно боясь практически любого Ольгиного ответа, начала читать молитву. Ведь если этот цветок и вправду тот цветок, и именно он сейчас стоит на кухне Ольгиного дома, то… Наташа сжала губы, и тело ее окаменело, в напряжении ожидая ответа подруги.
Ольга послушно ничего спрашивать не стала, только приподняла удивленно брови и принялась изучать рисунок. Затем, закрыв глаза, задумалась. Надолго… Наташа наклонилась было послушать, не раздастся ли сонное Ольгино сопение, как та открыла глаза:
– Ну как же, мы его на кухню отправили, некрасивый больно!
И, вскочив, побежала на кухню.
«Господи, нет!» – прошептала Наташа. Она уже кляла себя за все те догадки, которые пришли ей в голову, за свое неуемное любопытство, за все то, во что с самого начала не следовало бы лезть вообще. А Ольга уже шла назад, неся в руках горшок.
– И ведь отказать нельзя было, и брать такое не хотелось, а с другой стороны обидишь, старалась же!
