Кэрол Макклири - Иллюзия убийства
— Теперь поняла! Он читает вторую записку про себя и узнает о чем она, но сообщает публике, что говорилось в первой. Фокусник все время идет на шаг впереди, делая вид, что читает послания сквозь конверт, в то время как он на самом деле уже вскрыл предыдущий конверт и запомнил его содержание.
— Всегда есть простые объяснения сложным фокусам. В жизни все иначе.
— Это верно. — Сара хмурит брови, глядя на меня, и я думаю, не хочет ли она сказать что-либо о моей неудачной попытке выявить человека, нанявшего Вирджинию Лин. Тогда мне станет ясно, что наняла ее именно Сара.
— Иди в свою каюту и ложись спать, — говорит, однако, она. — Ты правда плохо выглядишь. И прими порошки от головной боли. Если это не поможет, у меня есть винишко с кокой.
Я отказываюсь от этого «винишка», крепкого, с настоем из кокаиновых листьев, и ухожу поджав хвост в свою каюту.
Обезьянка начинает визжать и прыгать вверх-вниз в клетке, но сразу замолкает, увидев выражение моего лица.
Я сажусь на кровать и не знаю, то ли мне вопить от гнева, то ли реветь от жалости к себе. Какой промах! И еще эти чертовы огни рампы.
— Я не отступлюсь, — говорю я обезьянке.
Я просто выжду, а когда буду готова, сделаю решающий ход; пока же мне остается продвигаться шаг за шагом. Даже если это будут маленькие шаги, я стану ближе к намеченной цели.
Незадолго до полуночи в дверь стучит горничная.
— Ваши друзья просят вас вернуться и встретить с ними Новый год.
Я неохотно возвращаюсь в ресторан. Там всем разливают шампанское. Фредерик дает мне бокал.
— Я поставила себя в глупое положение, — признаюсь я.
Он с удивлением смотрит на меня и качает головой, словно не понимает, о чем я говорю. Странно. Неужели он такой хороший актер? Или я не права в своих подозрениях и это не он организовал визит ко мне мнимой Амелии Кливленд?
Когда судовой колокол бьет восемь раз, мы встаем, запеваем «Старое доброе время»[34] с бокалами в руке и после последнего куплета пожимаем друг другу руки, желая счастья в Новом году. 1889 год закончился, начинается 1890-й со всеми его радостями и печалями.
Фредерик провожает меня до моей каюты, и мы стоим друг перед другом в коридоре, зная, что каждый из нас скрывает свои тайны. Какое-то время царит неловкая тишина. Он нарушает ее:
— Нелли, охота на крупного зверя — опасное занятие. Оно требует большой выносливости и способности жить в самых тяжелых условиях. Я никогда раньше не брал женщину с собой на такое дело и поклялся никогда не брать, но, встретив вас, понял, что был не прав. Вы способны превзойти большинство мужчин, хотя вдвое уступаете им в росте и во много раз — в силе.
Я сияю от нескромной гордости.
— Но это не все, — продолжает он. — Вы еще красивы и обаятельны.
— А вы большой лжец, — говорю я, все еще сияя. — Продолжайте.
Он улыбается.
— Я рад, что встретил вас, Нелли, и надеюсь, что когда-нибудь вы составите мне компанию во время одной из моих поездок. Думаю, у нас получится хороший тандем.
Сердце мое тает, когда я смотрю в его добрые синие глаза.
— Мне бы очень хотелось этого, — говорю я, но в глубине души сомневаюсь в его словах. Я все еще не доверяю ему.
— Очень хорошо. Значит, решено. — Прежде чем уйти, он медленно наклоняется и целует меня в губы. — С Новым годом, Нелли.
Вскоре я засыпаю, убаюканная звуками знакомых песен, которые поют мужчины в курительной комнате под моей каютой, с ощущением теплых уст Фредерика на своих губах и его тела, льнущего ко мне.
54
В Иокогаме мы с Сарой сходим с парохода, потому что пять дней проведем в Японии и остановимся в гостинице.
Сара не перестает удивлять меня. Актриса вышла на палубу в мужском обличье: одежда, волосы, даже тонкие усы, которые, если она не может творить чудеса, фальшивые.
— Тебя что-то смущает, девушка, — говорит Сара с бруклинским акцентом.
— Зачем это? — спрашиваю я, имея в виду не то, почему она изменила внешность — это мне понятно, — а почему одета как мужчина.
— Мне надоело быть женщиной. Я люблю разнообразить свой наряд. Я играла роль принца Гамлета, дорогая моя. А изобразить американца вообще дело пустяковое, поверь мне.
Она говорит не то чтобы совершенно нормальным мужским голосом, но очень похожим.
С парохода, бросившего якорь в заливе на некотором расстоянии от берега, до пирса нас доставляют на небольшом паровом катере. Первоклассные отели во всех портах имеют собственные катера, но, как и в омнибусах на конной тяге, имеющихся у американских отелей, пассажиры должны платить, хотя эта услуга рассчитана на то, чтобы привлекать клиентов.
Фредерик садится к нам на катер. Он в хорошем расположении духа и одаривает меня нежной улыбкой, но когда я вижу, как он смотрит на Сару, я готова вонзить ей нож в сердце.
Порт в Токийском заливе имеет приятный и опрятный воскресный вид. На японских рикшах ярко-синяя одежда, ноги обтягивают трико без единой морщинки, на теле короткие куртки с широкими, развевающимися на ветру рукавами. У рикш комичные, похожие на грибы шляпы, и с коротко подстриженными волосами на затылке они разительно отличаются от своих коллег в других странах, где мне довелось бывать. На спине и рукавах верхней одежды у них, как у всех мужчин, женщин и детей, которых я вижу, вышиты их гербы.
После прошедшего ночью дождя улицы стали грязными, а воздух — прохладным и бодрящим, но солнце, пробивающееся сквозь дымку раннего утра, согревает нас благодатным теплом.
Мы с Сарой останавливаемся в «Гранд-отеле», большом здании с длинными верандами, просторными холлами и номерами, из окон которых открывается великолепный вид на озеро.
После недолгих уговоров Сара соглашается осмотреть со мной достопримечательности Иокогамы.
— О Боже! — Это все, что я могу произнести, когда некоторое время спустя мы с Сарой встречается в вестибюле гостиницы.
Из дерзкого бруклинского парня она превратилась в престарелую женщину — седые волосы собраны в пучок, трость, сгорбленная осанка при ходьбе, даже большая брошь на груди; точно такая была у моей бабушки. Да, она настоящая актриса.
— Зачем это? — опять спрашиваю я. В ее присутствии мне всегда не хватает слов.
— Мне сказали, что японцы с большим уважением относятся к пожилым людям, вот я и подумала: внучка с бабушкой гуляют по городу — как это будет мило.
— Хорошо. После экскурсии по Иокогаме мы могли бы поехать в Токио, благо он близко. Надеюсь, это будет тебе по силам, бабушка?
Рикша везет нас по улице, на которой мужчины, женщины и дети играют в бадминтон и запускают змеев. Сара застенчиво улыбается мне.
— Я заметила, что ты смотришь на этого красавца Фредерика как влюбленная барышня. Почему ты не пригласила его вместо меня?
— Вздор, ничего такого ты не могла видеть. Кроме того, меня больше устраивает твое общество.
— Не ври. Я видела, как вы бросаете друг на друга похотливые взоры.
— Какие взоры? Не намекаешь ли ты…
— …что вам назначено судьбой быть любовниками? Конечно. Если ты собираешься прятать свои страсти под одеялом, дорогая моя, пусти туда мужчину и раздели с ним жар страстей.
— Сара, ты невыносима. Пожалуйста… Между мной и мистером Селусом ничего нет.
— Дорогая Нелли, меня не проведешь. Тебе ведь очень хочется, чтобы он… — Она наклоняется ко мне и тихо произносит нечто непристойное.
— Прекрати! Или я сейчас выпрыгну. — Щеки у меня пылают, но я не могу решить, то ли смеяться, то ли бежать от ее бесстыдства.
— Нелли, ты взрослая женщина. Ты же наверняка мечтаешь, как он шепчет тебе на ушко всякие нежности, а ты лежишь с ним, и он…
— Хватит! Я тебя не слушаю. — Я зажимаю руками уши.
Она отдергивает одну руку.
— Не будь ребенком. Я ожидаю большего от тебя. Я даю хороший совет. Никто другой тебе этого не скажет. Давай наслаждайся волшебной чувственной страстью, которую он тебе даст. Не пожалеешь.
— Не останусь ли я после этих наслаждений матерью-одиночкой?
— Да ладно тебе; каждая женщина знает способы, как избежать беременности. Если не знаешь, я подскажу, но не думаю, что ты несведуща в этих вопросах. Постой! — Сара наклоняется ближе и шепчет: — Может, ты предпочитаешь женщин?
— Я предпочитаю, чтобы ты перестала изводить меня и намеренно смущать. Но уж коли ты завела разговор о любовниках, почему бы тебе не рассказать, что происходит между тобой и тем таинственным человеком, о ком ты упомянула на «Виктории»?
— Смотри. — Она показывает на группу японок, которых мы обгоняем на улице. — Не кажется ли тебе, что они самые красивые на свете? Можно подумать, что их лица принадлежат кисти художника. Эти идеально очерченные алые губы, румяные щеки. Не говоря уже о черных шелковистых волосах. Меня поражает, как грациозно они идут в этих ужасных деревянных сандалиях.
