Алексей Ракитин - Царская экспертиза
Оставался неосмотренным сундук, но Алексей Иванович был уверен, что ничего интересного в нём не окажется. Хёвинен явно не был человеком, имевшим наклонность к эпистолярному жанру; да и то сказать, при его образе жизни и ремесле вести дневник — это то же самое, что добровольно писать донос на самого себя. Шумилов, однако, сбросил с сундука ковёр и открыл крышку. Предчувствия его не обманули и на этот раз: сундук оказался заполнен пустыми бутылками и разной ветошью. И то, и другое, очевидно, было совершенно необходимо в колдовском занятии; бутылки требовались для хранения и розлива разнообразных растворов, а ветошь была нужна для их фильтрования.
Шумилов вышел во двор, прошёл в один сарай, в другой — там не оказалось ничего достойного внимания, кроме пучков каких — то трав, подвешенных в душной темноте под самой крышей. Видимо, эти постройки имели сугубо хозяйственное значение. Однако, как обратил внимание Алексей, на свежем воздухе наваждение о присутствии мстительного духа колдуна исчезло.
Оно было и к лучшему. Пора было заканчивать этот затянувшийся осмотр.
Алексей вернулся к возку Хёвинена, распряг лошадь, дабы она имела возможность свободно перемещаться по двору и голодным ржанием раньше времени не привлекла внимание соседей. Из бочки с водой набрал пару вёдер и поставил их в тени сарая. Лошадь захочет пить и без труда найдёт воду; некошеной же травы во дворе было вполне достаточно для того, чтобы она смогла подкормиться. Впрочем, не удовлетворясь этим, Шумилов засыпал ей в ясли овса, мешок которого обнаружил в сарае. Итак, в течение ближайших суток лошадь будет сыта и напоена. Теперь предстояло приложить последнее усилие. С немалым трудом Шумилов вытащил тело колдуна из возка и уложил его перед слегами. Сняв с себя одежду Хёвинена, Алексей натянул на него рубаху и сапоги, а обрезанную шинель бросил в возок. Тело колдуна перевернул на правый бок, чтобы выступившие трупные пятна по возможности замаскировали следы от ударов нагайкой. Подумав немного, Шумилов вытащил тело из тени забора на самый солнцепёк.
Забрав из возка свой полотняный пиджак, освободил перевязанный платком подбородок, он вышел через калитку на пустынную улицу. И вроде бы остался никем не замечен.
Проходя мимо дома Варварихи, решил зайти к ней: там всё — таки оставался его чемоданчик, следовало его забрать. С хозяйкой попрощался очень душевно, сказал, что подыскал квартирку на берегу Дона, туда, дескать, и переберётся. Купил у Варвары напоследок один из её пуховых платков, чем несказанно её порадовал.
Антонин ждал Шумилова в условленном месте. Он выглядел очень встревоженным.
— Ну как, всё ли в порядке? — обратился он Шумилову, когда тот разместился подле него на козлах.
— День — что и говорить! — выдался очень тяжёлым, — вздохнул Алексей Иванович. — Но возникшие проблемы мы разрешили, полагаю, с минимальным для нас ущербом. Сейчас мы поедем ко мне, надо бричку поставить на место, да и кобылке отдохнуть, а заодно обсудим создавшееся положение.
По дороге в город Алексей рассказал Антонину о том, что увидел в доме колдуна: о детском черепе на столе, батарее бутылок с разнообразными настоями, о залитых водкой мокрицах, бычьем сердце над входом в дом, проткнутом стальными спицами. Затем, покончив с описательной частью, перешёл к анализу:
— Хёвинен нам прекрасно объяснил, чем именно руководствовалась Александра Егоровна, потребовавшая повторного судебно — химического исследования. Дело тут вовсе не в её невиновности, а в брутальном расчёте: она знала, что яд, который дал ей Блокула, — это биологический токсин, не поддающийся определению современными средствами. То есть это никак не мышьяк. Она справедливо полагала, что экспертиза не найдёт того, чем она Николая не травила. Поэтому, когда мышьяк был всё же найден повторной экспертизой, она, полагаю, пережила что — то сродни шоку.
— После рассказа Хёвинена мне тоже непонятно, откуда взялся мышьяк? — спросил Антонин.
— Версий может быть несколько. Первая и наименее достоверная: мышьяк действительно попал при вскрытии, в силу того, что аптекарь перепутал банки с мышьяком и сулемой. Я в эту версию не верю. Объяснение притянуто за уши. Такое совпадение: отравление человека и ошибка аптекаря! Это слишком для одного расследования. Версия вторая, куда более достоверная: Александра Егоровна действовала не одна, существовал второй отравитель, который ничего не знал о её намерениях. Этот неизвестный убийца предпринял попытку отравления одновременно с Александрой Егоровной и независимо от неё. Здесь подозреваемых может быть несколько: мать Александры Егоровны, её любовник Резнельд и, наконец, сестрица любовника. Каждый из них мог иметь собственный мотив для убийства Николая. Третья версия: техническая, так сказать, ошибка отравителя. Возможно, Хёвинен при изготовлении яда использовал посуду, хранившую следы мышьяка, может сама Александра Егоровна в ходе манипуляций допустила небрежность… У неё ведь хранился в доме мышьяк, не следует это забывать! Трудно сказать, в силу чего возникло такое загрязнение, но этой версией пренебрегать нельзя. Она, кстати, представляется мне даже более достоверной, нежели ошибка аптекаря, выдавшего мышьяк вместо сулемы.
Какое — то время они ехали молча, затем Шумилов продолжил свои рассуждения:
— В происшедшем меня удивляет следующее обстоятельство: почему Александра Егоровна сопротивлялась первому вскрытию, на котором настаивал доктор Португалов? Ведь на тот момент никто не вёл речь об отравлении и о судебно — химическом исследовании тоже. По сути дела, неумное поведение вдовы и её глупейшие нападки на доктора, с обвинениями Португалова в вымогательстве, не только сделали вскрытие неминуемым, но и привлекли опасный интерес к смерти Николая!
— А мне как раз — таки это очень понятно. Надо знать Александру. При всей своей нахальности и желании непременно поставить на своём, она мыслит довольно примитивно и действует непредусмотрительно. В ней причудливо сочетаются хитрость и глупость! Когда она столкнулась с сопротивлением Португалова, то действовать дипломатично не смогла просто в силу склада характера; ей вожжа под хвост попала, дескать, как так, он мне перечит, да я сейчас его в бараний рог согну!
— Пожалуй, я соглашусь с вами, — отозвался Алексей. — Логика в её поступках решительно отсутствует. Я тоже об этом думал. Сначала она записывает всё имущество на Николая — а ведь это, согласитесь, поступок преглупый с точки зрения делового человека! — а потом начинает искать хитроумные способы избавления от надоевшего мужа и возврата капитала.
— Делами пароходства, как и всем остальным, она сама заниматься не умела и не хотела. Вот пикнички, чаёк в саду, ночная ловля сома, а потом валяние в пуховых перинах до самого вечера — это по ней. Наряды, опять же и все эти вьющиеся вокруг неё аристархи… Это ж так забавно! Я, знаете ли, даже бывать у них перестал в последние месяцы. Как приеду — Николая никогда нет, а она с этим прохвостом. Еду к Коле в контору — он уставший, везде ему надо поспеть; приказчики, поставщики, строители — все ждут его слова, всем он нужен. Нам даже поговорить, бывало, некогда. Эх… да что там… Конечно, где уж ей было просчитать на шаг вперед: что будет, если вдруг её семейная идиллия даст трещину? Нет, это слишком сложно для нее!.. Не такой она человек. Она всегда отличалась импульсивностью. Помню, это было уж года как три тому назад, меня тогда этот случай поразил. Я приехал в Ростов на неделю, и вечер проводил у них. Собралась компания небольшая, а дело было в июне. Засиделись допоздна. И такая, знаете ли, луна была яркая, огромная… Я вышел на террасу, говорю — смотрите, какая луна, должно быть на Дону сейчас красиво. И эта дурища подхватила: хочу, говорит, кататься. И никакие возражения не принимала — ни то, что Николаю в шесть утра надо было быть на пристани, проследить за погрузкой какого — то важного груза, ни то, что гости не одеты для ночной прогулки по воде, ни то, что капитан катера где — то на берегу… Что же вы думаете? Тут же послала мальчика с запиской к капитану. И уже через час мы стояли на палубе катера, пили шампанское и любовались лунной дорожкой. Сумасбродство чистой воды.
— Но обратите внимание, Антонин, в подготовке отравления она проявила большую волю и упорство. Только представьте себе на минуточку, как это всё происходило: она притворялась любящей женой — чтобы Николай раньше времени не догадался о её планах и не предпринял бы каких — нибудь упреждающих мер — а сама тем временем обдумывала, где раздобыть яду? Догадалась купить в лавке потраву для крыс. Но потом сходила к Гунашихе, и та ей отсоветовала — дескать, опасно, сразу все догадаются. Гунашиха направила её к Блокуле… Потом Николай заболел, и она выжидала — может, сам умрет. Короче, это всё не в один день делалось. Так вот я и думаю — одна ли тут импульсивность? Нет, Антонин, тут иное — и злонамеренность, и расчётливая жестокость.
