Эля Хакимова - Дело княжны Саломеи
— Спасибо вам, Максим Максимович, и вам, Иван Карлович, — поклонившись обоим до земли, с чувством произнес он. — Не думал, что найдете душегуба. Да еще так быстро. Скоро ждите меня обратно, как решил, так и сделаю. Буду жить здесь, один.
Кузьма, тяжело переставляя ноги, вышел из конторы, зажав в руке бумаги, выданные письмоводителем, и маленький узелок, в который был увязан весь его скарб. Всего за пару дней этот человек словно постарел на несколько десятков лет. Видно, непросто ему было пережить смерть Фени, как бы легкомысленно она сама ни относилась к его большим планам на их совместное будущее. Видно, много передумал он, сидя в камере, подавленный несправедливыми обвинениями.
Решил Грушевский попрощаться и с Призоровым. Он прошел в кабинет, в котором вновь обосновался хозяин после недолгого пребывания здесь Зиновия. Но не успели Тюрк с Грушевским переступить порог, как Призоров подскочил к ним и начал с воодушевлением жать руки компаньонам.
— Ну вот, конец, тасскать, делу венец. Господа, благодарю вас за неоценимую помощь в таком сложном и запутанном деле. Если бы не вы, то я даже не знаю…
— Но постойте, о каком завершении дела вы говорите? — изумился Грушевский. — Мы же не знаем, как погибла княжна…
— О чем вы? Княжна, бедняжка, утопилась сама под гнетом, тасскать, страшных событий. Или, так это назовем, под воздействием бушевавших чувств. Помилуйте, да и кто бы выдержал? В нее стреляли, ее душили, в конце концов, ее отравили. Да если бы она в бессознательном состоянии (я уверен в этом и так и сообщил батюшке, который решал, по какому канону хоронить несчастную княжну) не бросилась в озеро, то непременно умерла бы от действия яда, как это случилось с горничной. Ведь умерла бы, вы мне сами заявляли!
— А как же справедливость?!.
— Не понимаю, чего вам еще не хватает? — раздраженно перебил доктора Призоров. — Душитель свое отсидел. Да, недолго, но сколько надушил! Мельгунов, ранивший княжну, до скончания века будет расплачиваться за этот и многие другие грехи. Даже отравитель, на раскрытие личности коего мы не надеялись, и тот понес такую кару, которая утешит и убитых горем родителей княжны.
— Нет, уважаемый Владимир Дмитриевич! — убежденно возразил Грушевский. Он вспомнил каторжника-убийцу с топором, который умер от удара в тюрьме, также не дождавшись суда. — Что-то здесь не то, вот хоть режьте меня на части, я чувствую подвох. Я уже жалею, что мы отпустили Зимородова.
— Не беспокойтесь, далее его делом будет заниматься местный прокурор, — легко отмахнулся Призоров. — Если возникнет малейшее сомнение, что во всем этом есть что-то криминально-уголовное, он докопается до истины и не отпустит свою добычу. Это же купец, миллионщик, нормальный представитель общества, а не какой-то там студент или слесарь, замеченный в революционной деятельности. Вот за кого товарищи прокурора горой стоят и чьим преследователям палки в колеса суют.
Призоров достал графин и с видом оттрубившего конец времен архангела разлил в бокалы янтарную жидкость. Это заграничный напиток «уиски» ему преподнесли товарищи на день ангела несколько лет назад. И распивал драгоценную жидкость экономный чиновник только по особым случаям. С первым же глотком расплавленного огня из недр его души вырвался вздох блаженства, какой мог бы издать освобожденный галерный раб.
— Или вы снова-здорово, тасскать, за свою графиню Панину принялись? — с лукавой усмешкой подмигнул он вздрогнувшему Грушевскому. — Полноте, Максим Максимович, этакий вздор только прачкам к лицу да впечатлительным горничным. Мы с вами не та епархия, которая отвечает за наказание инфернальных сущностей, с нас и мельгуновых довольно.
Но не успел Максим Максимович ему опять возразить, как затрезвонил телефон и Призоров поднял трубку.
— Князь просит немедленно к себе, — ошарашенный чиновник опустил трубку. — Кажется, похитили его детей…
Считанные минуты потребовались взволнованным компаньонам и чиновнику, чтобы преодолеть расстояние между конторой и квартирой князей. Князь сам встретил их у настежь распахнутых, как при покойнике, дверей. Возбужденная княгиня металась по гостиной, то и дело заламывая руки и болезненно всхлипывая, когда воображение особенно живо рисовало ужасные картины гибели малюток.
— Бога ради, — упала в ноги Грушевскому княгиня, как только он вбежал в комнату. — Найдите их, умоляю, умоляю…
Князь кинулся поднимать жену. Призоров налил воды, но несчастная женщина оттолкнула бокал, расплескав ее на чиновника. Она с трудом находила силы выговаривать слова, повторяла только: «Умоляю, умоляю…» Страшно представить, сколько она еще выдержит в таком состоянии, нервы несчастной были напряжены до предела. Бледное лицо с блуждающим взором, постоянная крупная дрожь и невозможность усидеть на месте свидетельствовали о крайней степени ужаса и волнения. Она и не хотела верить, и одновременно была почти убеждена в смерти своих детей. «Я проклята, проклята», — звучал еще один мотив в навязчивой песне ее горя. Максим Максимович, побледнев, присел, ибо ноги его вдруг отказались нести свою службу, так ужаснула его мысль о судьбе несчастной женщины, во второй раз обреченной переживать потерю всех своих детей.
— Что случилось, князь? — спокойный голос Тюрка вынудил князя отвлечься от супруги.
— Д-да… Да, господа, — он в смятении пригладил идеальную прическу. — С утра было все, как всегда, завтрак, потом мы с женой поехали на кладбище, отвезти еще цветов на могилу… Приехали, никого нет.
— Прислуга?
— Горничная еще с вечера отпросилась на весь день, не знаю, где она… Бонна исчезла.
— Никого нет! Дядюшка, — всхлипнула княгиня. — Он тоже…
— Но, возможно, они вышли прогуляться или по магазинам? — предположил удивленный Призоров. С чего они вообще решили, что случилось что-то непоправимое? Возможно, дело просто-напросто в расшатанных нервах княгини…
— Никогда, никогда не уходит дядюшка, не написав записку или не предупредив, — нервно вскрикнула несчастная мать. — Он всегда сообщает, где он, на случай, если понадобится мне. Понимаете, никогда! Даже один. А с детьми тем более. Он ведь знает, как никто другой знает, что…
Княгиня, не договорив, разразилась истеричными рыданиями, видимо вспомнив, как много лет назад она выпустила из виду тех двоих, утерянных навеки и безвозвратно в холодных водах безжалостной весенней Невы.
— Записку искали? — снова спросил Тюрк.
— Да, боже мой, да. Все обыскали.
— Поищем еще раз, — немедленно решил Грушевский, вскакивая с дивана, на котором билась в истерике княгиня.
Мужчины бросились искать записку. Они тщательно и методично перерыли все комоды, передвинули все вазы, заглядывали под все столы и диваны, надеясь найти хоть там листок, унесенный, возможно, сквозняком. Когда мужчины вернулись в гостиную, там все так же плакала княгиня и тихонько сидел в уголке на кресле Тюрк, задумавшись над чем-то, ему не мешали ни драматичные события вокруг, ни женские рыдания. Грушевский в этот раз не на шутку рассердился на своего компаньона. Дело принимало пренеприятный оборот, а Иван Карлович расселся здесь, как в парке на скамейке, и о чем-то размечтался!
Вдруг в прихожей раздались звонкие детские голоса и отвечавший им умильный дядюшкин лепет. Все в гостиной переглянулись, княгиня, вскочив с дивана, бледная, с опухшими глазами, замерла, напряженно ожидая, когда пришедшие войдут в комнату.
— Мама, мама! — вбежали дети и бросились обнимать стоявшую как соляной столб княгиню.
Мука исказила ее лицо, губы растянулись в гримасе, но дети, неверно поняв мучительное выражение ее лица, подумали, что она улыбается, и тоже рассмеялись.
— Мы ходили смотреть панораму на Невском проспекте, такие маленькие человечки и домики, как будто мы птицы и летим над настоящими Помпеями во время извержения Везувия, — щебетали они, обнимая мать.
— Где вы были?! — бросился к ним отец.
— Я водил их смотреть панораму… Разве вы не прочитали мою записку? — страшно удивился дядюшка.
— Не было никакой чертовой записки! — взревел князь, но тут же опомнился, заметив, как испугались дети.
— Я оставил ее вот на этом столике. — Дядюшка указал дрожащей рукой на столик, рядом с которым сидел Тюрк.
— Наверное, вы имеете в виду вот это. — Тюрк, как волшебник, развернул вдруг клочок бумаги, который достал из кармана. В задумчивости он тут же положил его обратно. — Простите, я задумался и не сообщил вам о ней сразу же, как нашел…
Но княгиня уже ничего не слышала, она, все так же рыдая, но теперь уже счастливыми слезами, горлицей обнимала своих птенцов. Дядюшка, ничего не понимая, тоже разрыдался и присоединился к своим подопечным. Князь, видя, что все прекрасным образом разрешилось, тоже отошел и начал невольно улыбаться, глядя на всеобщую радость и объятия.
