Отравленные земли - Екатерина Звонцова
– Вы второй раз высказываете предположения, которые очень удивили бы мою супругу и четверых детей. – Всё-таки я слегка развеселился, даже принял его колкий тон. – Как врач скажу, что да, периодические плотские увеселения полезны, а вот ртуть, которой лечится потом сифилис, – отнюдь. Будьте осторожнее с местными… кем вы интересуетесь? – Я вернул вчерашнюю инсинуацию, а Вудфолл невозмутимо просветил меня:
– В провинциальных борделях, как правило, держат только дам. И меня они устроят, я довольно всеяден, особенно в темноте.
– Не шутите так громко, а то вас проткнут колом, – одёрнул его я. Впрочем, нас никто не слушал, да и говорили мы на английском. Вудфолл, довольный собой, удалился.
День поначалу мучительно тянулся, потом, напротив, полетел. Решив не баюкать свою хандру бездействием, я пошёл по пациентам, а последней навестил Барбару Дворжак, чуть поднявшую мне настроение своим здоровым румянцем. Всё-таки правильно говорят: собственную скорбь можно вылечить только делами во благо других. Моя не лечилась, но хотя бы приумолкла, когда я опять повёл фройляйн Дворжак гулять.
После полудня мы с avvisatori всё же встретились и отправились на кладбище, где обыскали несколько склепов, смутно надеясь обнаружить тех, с кем столкнулись вчера. Успеха мы не добились – только извозились в пыли, насмотрелись на уродливые изыски могильной скульптуры и от двиганья монументальных плит начали валиться с ног. Часовые у ворот провожали нас взглядами, далёкими от дружеских. Я на прощание спросил их, не нашёлся ли Бвальс, и вновь получил отрицательный ответ. О том, что ночью Бвальса видели мы, я решил пока не распространяться, не представляя, как подать эту новость.
Одолженная в «Копыте» лошадь, заменившая мою бедолагу, с непривычки плохо тянула в паре, и тащились мы и туда, и обратно медленно, подскакивая на каждом ухабе. Вудфолл сопровождал это смачным чертыханием, я же не находил себе места среди тревожных мыслей, и тряска в сравнении с ними была ерундой. В какой-то момент обратной дороги я понял, что не могу так больше, что молчание загоняет меня слишком глубоко в чертоги собственного разума. Я, просто чтобы отвлечься, произнёс:
– Вудфолл, мне тут кое-что вспомнилось.
– Полезное? – Он повернулся ко мне.
– Не слишком, – разочаровал его я. – Ваша первая инсинуация. Ещё не в отношении герра Рушкевича, а в отношении моего сына.
– Я и его успел оскорбить? – Avvisatori потёр щетину, которая, казалось, росла не по дням, а по часам. – А я молодец.
Я устало хмыкнул. Мне было не до ёрничанья.
– Вы упоминали дурные идеи, которыми Готфрид увлекается, если я не путаю.
– Ах, это! – Он поскучнел. – Бога ради. Я смирился с вашей слепотой касательно… – наткнувшись на красноречивый взгляд, он стушевался, – но то, что ваш собственный сын тяготеет к масонству[48]…
Тут он меня не удивил.
– Я осведомлён. Они, по-вашему, так же опасны, как вампиры? У меня не вызывают доверия мистические общества, но эти пока сравнительно безобидны.
– Это секта, – ровно отрезал он. – А не общество. Чем скорее это увидят, тем лучше.
Карета в который раз подпрыгнула. Я едва усидел на месте.
– Мне кажется, вы резки. Сами они считают себя преемниками рыцарей…
– Рыцари не размывали веру: богу богово, а архитекторам – архитекторово[49].
– Терпимость к вере – неплохая вещь, – осторожно возразил я.
– Несомненно, – кивнул он. – Но если Богом «ордена» может быть кто угодно, надевший маску Архитектора… с его членами и случиться может что угодно, верно? Боги вряд ли будут работать дружной командой, защищая столь разнокалиберную, ветреную паству. Древнее человечество не зря считало, что они крайне ревнивы.
Тут было не поспорить. Я сам уповал – и то редко – на единственного Бога. Последние события наглядно показали: Он способен и готов меня защитить.
– Не говоря уже о том, что рыцари рубили мечом, а не кололи циркулем. – Avvisatori поморщился. – Вы знаете, как эти «добрые братья» расправляются с отступниками? Разнообразно, но, так или иначе, следов обычно не найти.
– Они что же, и на вас охотятся? – Я пошутил, но попал в цель.
Откидываясь на сиденье удобнее, Вудфолл потёр шрам в углу рта.
– Скажем так, когда я отказался к ним присоединиться, мне стали поступать выразительные просьбы больше врать в статьях. Впрочем, если смотреть глобально, я опасаюсь всех, кто сбивается в стайки. А если в стайки сбиваются люди влиятельные, это опасно вдвойне. По многим причинам, и возможность исподтишка устроить революцию – даже не самая страшная.
– Что же страшнее?
Вудфолл рассеянно посмотрел в окно, за которым проносились нахохленные домики.
– Тьма тянется к тем, кто глядит в неё. Более всего – именно к ним. Любое тайное общество – прежде всего сборище зарвавшихся душ. Масонов интересуют не только, – как они заявляют, – созидательность и благотворительность, но и запретные секреты. Они постоянно что-то ищут, творят вроде бы безобидные ритуалы, хранят в библиотеках книги, которые вы изымаете, а ещё они крепко связаны между собой. Для тёмных сил это привлекательно, согласны? – Он привычным жестом взъерошил свои жёсткие вихры. – А теперь представьте, что бешеная собака перекусает всю свою стаю. Что вы получите?
Пару секунд меж нами висела тишина.
– Стаю бешеных собак.
– Именно. И кстати, как бы нам без всяких масонов не получить её здесь… – Он поколебался, но, испытующе на меня зыркнув, всё же произнёс: – Доктор, нам очень нужно найти того, кто заразился первым. Найти и уничтожить.
Слова отозвались болезненно, и снова захотелось спорить, спорить до хрипоты, ведь я не мог не понять, на что он намекает. Я сдержался и лаконично уверил:
– Найдём.
До постоялого двора мы опять молчали; мне не терпелось разойтись. К счастью, по возвращении оказалось, что меня дожидается посланник Маркуса и что сам нынешний глава города жаждет увидеться. Это удивляло: прежде «породистая дворняжка» прилагала все усилия, чтобы избежать лишнего общения, долго игнорировала даже мои ноты протеста по поводу кладбищенского аутодафе. Лишь с огромным опозданием Маркус прислал мутную записку, в которой клялся, что не имел выбора, кроме как «потворствовать дикости, пока она не переросла в бунт». Этим он, с одной стороны, фактически обелил себя как возможный вампир, а с другой, моя мысль способствовать его карьере потухла.
Поглядев на часы, я согласился нанести визит в Ратушу и уже скоро сидел в знакомой приёмной, в то время как застёгнутый на все пуговицы молодой человек расположился напротив. Он принялся задавать вопросы о сделанных мной заключениях, а я – рассуждать о низком качестве местной пищи и отсталости медицины. Я понимал, что, по-хорошему, нужно встревожить Маркуса, а не успокоить, но делать это сейчас, когда мы, ко всему прочему, отрезаны от цивилизованной части империи, было рискованно. Едва горожане осозна́ют, что их сказки намного страшнее и реальнее, чем кажется, они перестанут сжигать мёртвых. Скорее всего, они действительно начнут сжигать живых, и им помогут те, кто должен быть моей опорой, – солдаты и чиновники. Гибкий Маркус не станет мешать. Породистая дворняжка остаётся дворняжкой: в случае чего всегда затеряется в толпе своих.
Поэтому, вместо того чтобы сгущать краски, я пообещал спустя два или три дня устроить ту самую разоблачающую суеверия auditoria в церкви, после которой горожане перестанут бесчинствовать. Я понятия не имел, как исполню обещание, но я его дал. Помощник наместника удовлетворился, рассыпался в благодарностях и пожелал успехов, но мне не понравилось косвенное подтверждение моих опасений, которое он выказал дальше:
– В последнее время всё совсем скверно по обстановке. Не хотелось бы, чтобы это связывали с появлением голландцев, англичан… вообще чужих. Здесь и солдат неважно терпят. У нас специфичные места, есть чего бояться. Совершенно реальных вещей.
Его голубые глаза требовательно буравили меня, но я ровно кивнул.
– Не беспокойтесь. Сделаю всё, что в моих силах.
– Жаль, – он побарабанил пальцами по подлокотнику, – что ваши коллеги так и не прибыли. Этот ужасный завал…
– Да, несвоевременно, –
