Леонид Девятых - Магнетизерка
Татищев усмехнулся и продолжал:
— Даже в Библии имеются зашифрованные места именно с применением шифра замены. Вы читали Библию?
— Конечно, — ответила Турчанинова, судорожно стараясь припомнить непонятные места Священного писания.
— Не трудитесь, сударыня, — усмехнулся Татищев, выказывая, что и он не лыком шит и достаточно разбирается в человечьей натуре, — такие места в Библии вообще мало кто замечает, а уж вспомнить… Книга пророка Иеремии: «а царь Сессаха выпьет после них». Вспомнили?
— Н-нет, — покачала головой Анна.
— Ну, не важно, — произнес подполковник, довольный своей маленькой победой. — Важно, что такого царя или царства не было в природе. И сие не ошибка писца, а самый настоящий шифр. Так вот, ежели мы вместо последней буквы алфавита напишем первую, вместо предпоследней — вторую, и так далее (конечно, на языке оригинала), то получим взамен слова «Сессах» слово…
— Вавилон! — воскликнула Турчанинова. — Ну, конечно!
— Вы чрезвычайно сообразительная особа, — заметил немного задетый за живое Павел Андреевич. Сам он этого Сессаха, каковую задачку им, офицерам Тайной экспедиции, однажды задал старик Шешковский, расшифровал не так скоро, как сия острая умом особа. Правда, она знает разные языки. Да, она действительно может быть полезна в расследовании загадочной смерти генерала Талызина.
Татищев снова склонился над запиской.
— Сия записочка, несомненно, имеет шифр замены. Но он осложнен ключом, скорее всего цифровым. Даже если в ключе всего две цифры, то это уже сотня вариаций. А ежели три цифры или четыре? Это же тысячи, десятки тысяч вариаций! И чтобы перебрать их все, нам может не хватить и нескольких наших жизней.
— Что же делать? — уныло спросила Турчанинова.
— Будем думать, — произнес Павел Андреевич, пряча записку в нагрудный карман мундира.
— А я? — снова уныло спросила Анна Александровна, понимая, что, в общем-то, подполковник как-то незаметно обошел ее, и она взамен отданной записки не получила ничего, кроме его согласия взять ее в дело, да и то весьма расплывчатого.
— Вы? — он усмехнулся, как показалось ей, с ехидцей. — Я свяжусь с вами, когда в том назреет необходимость.
— А она назреет? — в упор посмотрела на Татищева Анна.
Подполковник кивнул. Однако являлся ли этот кивок согласием в ответ на ее вопрос или прощальным жестом, было совершенно непонятно.
Глава двадцать вторая
Как подполковник Татищев домой возвращался. — О пользе каббалистических и исторических знаний. — Получилось, черт побери!Странным образом уходил от Анны Александровны подполковник Татищев.
Он не взял коляску, а двинулся пешим ходом, держа направление в сторону набережной Невы, незаметно оглядываясь и сворачивая в проходные дворы без всякой на то надобности. Возле галантерейного магазейна Бута он остановился и какое-то время смотрел в стеклянную витрину, следя за отражениями прохожих. Слежки за ним не было.
«Посмотрим, как вы, мадемуазель Турчанинова, ответите на мой вопрос, что я делал после того, как вышел от вас», — не без злорадства подумал Павел Андреевич. После этого, уже не проверяясь, он двинулся к себе на квартиру недалеко от дома Бестужева-Рюмина, где помещался Правительствующий Сенат со своими департаментами, — принадлежность к Тайной экспедиции обязывала жить в непосредственной близости от места службы.
Дома он первым делом прошел в кабинет и нашел на полках книжного шкапа несколько книг. То были «Полиграфия» немца аббата Иоганна Трисемуса, описывающая вариации тайнописи, «О тайной переписке» Джованни Порта и две книги италианского математика Джироламо Кардано по криптографии. Однако ничего полезного, могущего помочь в расшифровке записки генерала Талызина, Татищев в них не нашел. Не подходили к расшифровке записки ни шифры Леонардо да Винчи, ни потаенное «затейливое письмо» Приказа тайных дел при Федоре Иоанновиче, ни выкладки дешифровальной службы «Черного кабинета» при Петре Великом, ни криптография математика и астролога Леонарда Эйлера, обеспечивавшего и курировавшего тайную переписку Анны Иоанновны. Не возникло и «светлых» мыслей, которые — Павел Андреевич знал это по опыту — приходят тогда, когда ты находишься на правильном пути. Выходит, наступило время порассуждать.
Павел Андреевич раскрыл осьмушку листа и положил ее на стол.
«Это шифр замены букв с применением цифрового ключа».
«Верно».
«Шифр очень старинный, подобный ему применяли египтяне, древние иудеи и Гай Юлий Цезарь, а сие значит, что человек, написавший записку, знаком с древней историей».
«И с тайнописью».
«Стало быть, этот человек не только из высшего и образованного круга, но, возможно, из дипломатического корпуса, где шифровальные сообщения в большом ходу».
«Шпион!»
«Никогда не поверю, что генерал Талызин имел сношения со шпионами. Он был слишком привязан к цесаревичу Александру».
«Его могли использовать втемную».
«Могли, но кто? Английского посланника лорда Уитворда, явного шпиона и заводчика заговора против императора Павла, попросили из России еще в девяносто девятом».
«Зубовы?»
«У этих не хватило бы ума».
«Беннигсен?»
«Тоже нет. Они были достаточно знакомы, чтобы спокойно встречаться и разговаривать вживую, а не слать друг другу, словно тайные любовники, шифрованные записочки».
«И все же, записка, скорее всего, связана с заговором против Павла. Роль Талызина в сем предприятии слишком хорошо известна».
«Содержание записки тебе все равно не узнать, не прочитав ее, так что ищи ключ. Кто, к примеру, могли быть составителями этих шифров?»
«Математики, астрологи, магики».
«Верно. А это значит, что цифровой ключ представляет собой не просто случайный набор цифр, а некое каббалистическое число, то есть число со значением».
Число со значением!
Мурашки, пробежавшие по телу, говорили об одном: он на правильном пути. Пошарив в ящиках стола, он достал большую тетрадь, похожую на амбарную книгу, и стал судорожно листать.
Вот она, числовая азбука!
Павел Андреевич выбрал несколько цифр, которые, как он считал, наиболее подходили к ключу записки:
29 — злой умысел (убийство императора к доброму умыслу отнести трудно);
42 — путешествие (а почему нет, ведь и жизнь, и смерть суть наши путешествия в разных мирах);
48 — суд, приговор, наказание (самое подходящее для заговорщиков определение того, что они собирались сделать).
Теперь надобно применить ключ к записке. Например, 48.
Павел Андреевич размашисто написал на чистом листке бумаги:
ФОТСТ
Затем подписал под буквами:
Ф О Т С Т
4 8 4 8 4
Итак, четвертая буква по алфавиту вперед от Ф — Ш, восьмая от О — Ц, четвертая от Т — Ц, восьмая от С — Щ, четвертая от Т — Ц. Получается… ШЦЦЩЦ. Нет, не то.
Тогда так: четвертая буква по алфавиту назад от Ф — Р, восьмая от О — Ж, потом О, восьмая буква от С — И, четвертая от Т — О. Получается… РЖОИО. Опять не то.
Несусветная галиматья получилась у Татищева, когда он попробовал применить в качестве ключа и цифры 29 и 42. Правда, из сих попыток подполковник вынес и один положительный результат — ключ не мог состоять из двух цифр: только из трех или даже четырех.
Хорошо, пусть из трех.
Павел Андреевич выписал из тетради на листок несколько подходящих для ключа трехзначных цифр, отметая с двумя нулями:
315 — зло, вред;
318 — добродетель;
350 — справедливость (черт их знает, этих заговорщиков, может, устранение Павла они считали делом добрым и справедливым, а может, они просто веселые робяты);
365 — путешествие, усталость;
666 — убийство, зло, вражда.
Начал с последней.
Ф О Т С Т
6 6 6 6 6
Вперед по алфавиту получилось слово ЪФШЧШ, назад — ОЗМЛМ.
Татищев взял цифру 365: мимо.
Черт! Так можно возиться с этой запиской до морковкиного заговенья! Или до той поры, покуда рак на горе не свистнет.
Цифры 350, 318 и 315 тоже не являлись ключом к шифровке.
«Теперь попробуй четырехзначные», — сказал Татищеву его внутренний советчик.
«А ты знаешь, сколько там может быть вариаций?» — возмутился Павел Андреевич.
«Не так уж много, как кажется».
И правда, из числовой азбуки подполковник выбрал лишь с полтора десятка четырехзначных чисел, могущих быть ключами к шифру. Из них наиболее приемлемыми были 1095, 1260 и 1390. Последнее число отчего-то показалось ему знакомым, но на сей раз он решил начать с первого.
Мимо! Второе. Тоже мимо. Ну, если и число «опасность» не подойдет…
Погоди-ка, погоди-ка! Угличская драма! Дело о загадочной кончине царевича Димитрия в 1591 году. Официальная версия была тогда такая: царевич страдал падучей болезнью и, играя ножиком в тычку, в приступе сей напасти упал на нож и закололся. Однако когда в Углич прибыла следственная комиссия во главе с боярином Шуйским и из рва у крепостной стены извлекли вместе с другими труп дворцового дьяка Битяговского, по наущению коего, как говорили в городе, убили царевича, то в портах его была обнаружена грамотка с непонятными словами. Грамотку ту вместе со следственными материалами Шуйский привез в Москву, и оказалась она ни много ни мало как «затейливым письмом», то бишь литореей — настоящей шифровкой. Долго бились над ней умельцы-подьячие из Приказа тайных дел, покуда не расшифровали. А на грамотке сей было всего две строки:
