Эрик Джиакометти - Братство смерти
Антуан выпрямился и осмотрелся. Двое других не замедлят прийти на помощь своему приятелю, поэтому лучше было уйти. Вымещая злобу, он ударил каблуком по кисти негра. Он понимал, что это бесполезно, вернее, подло, но, поступив так, он испытал облегчение. Его темная сторона, как сказала бы бывшая жена, которая не раз делала ему замечания по поводу жестокости, всегда готовой вспыхнуть в нем.
Он отряхнул куртку, выругался, задев по неосторожности место, куда попала цепь, и пошел, сдерживая дыхание.
Марка выбрался из тупика, погруженного во тьму, держась рукой за стену.
Когда он дошел до главной улицы, воцарилась ночь.
Марка бросился бежать.
78
Париж, дом палача, 21 марта 1355 года
— Мы стоим у самых истоков всего, — повторил Бернар де Ренак, — и мы манипулировали палачом, чтобы он нашел для нас книгу.
— Но почему он? — осмелился спросить Фламель.
Хранитель печатей посмотрел на труп рассеянным взглядом.
— На фанатиков всегда можно положиться. Он ненавидел книги. Достаточно было пустить его по следу.
— Но откуда вам известно, что ему удалось найти книгу?
Бернар де Ренак посмотрел Фламелю прямо в глаза.
— Потому что мы следили за ним. Как и вы.
Объятый ужасом переписчик поперхнулся. Бернар де Ренак чувствовал себя обязанным первым узнавать обо всех делах в королевстве.
Никто, кроме самого Бернара де Ренака, не знал, какое количество интриг, заговоров и лицемерия необходимо для того, чтобы стать хранителем печатей.
Нельзя сказать, что все придворные честолюбцы мечтали получить эту должность, но держать в своих руках правосудие и тайную полицию королевства означало иметь такую власть и подвергаться такой опасности, что все дрожали перед хранителем печатей. Это также означало, что всем, кто добивался этой должности, непременно приходилось отражать недозволенные удары, пресекать попытки нарушить сложившееся равновесие и даже способствовать исчезновению неугодных.
Продвигаясь наверх, Бернар де Ренак научился владеть своим лицом как актер, превратив его в свое лучшее оружие. И каждый раз, когда он видел результат, его захлестывала волна удовольствия.
Лекарь Аркур хранил молчание. Сидя на стуле, он смотрел на труп, к которому так неосторожно приблизился. Несомненно, он перебирал в уме все свои связи начиная с короля. Время от времени он поднимал голову и смотрел на присутствовавших самодовольным взглядом. Но иногда он опускал глаза и нервно потирал руки.
Хранитель печатей внимательно наблюдал за его реакцией. Лекарь, пусть даже королевский, отныне не представлял особого интереса. Он превратился в пешку в игре, сложный смысл которой ему никогда не понять. И обуревавшие его мысли не имели ни малейшего значения.
Гораздо интереснее был Фламель, примостившийся в уголке у окна. Он забыл о своем письменном приборе, перьях, пергаменте, похожий на дичь, попавшую в силок. На зайца, который лихорадочно ищет выход, чтобы убежать.
Бернар де Ренак погладил бороду. Он думал о том, какая буря бушует в мозгу переписчика. Безумная, беспорядочная реакция на то, что он оказался в зыбком центре дела, которое продолжало запутываться. Конечно, на первом плане события лихорадочно сменяли друг друга, но за кулисами все обретало стройную форму.
При условии, разумеется, что Фламель согласится сотрудничать. А для этого надо было действовать. Быстро и энергично. Он крикнул:
— Фёбла!
Поджарый мужчина с красным лицом покинул свой пост у дверного проема и широким шагом приблизился к хранителю печатей.
— Прикажите двум своим людям тайно вынести тело палача. Пусть они доставят его в монастырь доминиканцев и положат в одну из келий. Там прохладно. Это поможет. Внизу я видел ковер. Заверните в него тело и вынесите вместе с мебелью. Если вас будут спрашивать на улице, скажите, что это доказательства, необходимые для следствия.
Повернувшись к Фламелю, Бернар де Ренак заявил:
— Фламель, я полагаю, мы должны поговорить наедине…
Он сделал знак Фёбла, направившемуся в центр комнаты, и произнес:
— Non nobis domine sed nomine tuo.[18]
С быстротой молнии Фёбла поднес руку к поясу и вытащил кинжал.
Когда Аркур заметил это, его живот уже разверзся и кишки вывалились со странным бульканьем. Он упал в лужу крови.
Ренак подождал до тех пор, пока тело не перестало двигаться, и повернулся к Фламелю, который с ужасом смотрел на него.
— Non nobis domine sed nomine tuo, — повторил дворянин. — Мне всегда нравилось это выражение тамплиеров. Им можно все оправдать… Вы видели, мой дорогой переписчик, как этот несчастный неожиданно сошел с ума и вспорол себе живот? Я скажу нашему доброму королю, чтобы он подобрал себе другого лекаря.
Хранитель печатей погладил свою бороду.
— Вы мне расскажете о книге, дорогой Фламель?
79
Нью-Йорк, Гарлем, наши дни
Он бежал вслепую всего лишь пять минут. Неожиданно он выбрался из мрака и очутился на оживленной улице, освещенной вывесками магазинов, закрытых, разумеется, но свидетельствовавших о человеческом присутствии. Он посмотрел на табличку и с облегчением понял, что случай привел его на улицу, которую он искал.
Возле невзрачной бакалейной лавки он увидел торопливо шагавшую молодую женщину с двумя маленькими детьми. Глаза малышей уже выражали жестокость, которую он заметил у подростков, игравших в игры без правил. Едва он повернул голову, как они исчезли за углом.
Марка миновал приспущенные жалюзи музыкального магазина, судя по номеру которого он был недалеко от цели. Через двадцать метров он нашел то, что искал.
Это было роскошное здание в классическом викторианском стиле. Настоящая диковинка в этой разоренной вселенной. Резной каменный наличник замурованной главной двери свидетельствовал о былом великолепии, о прошедшей эпохе, когда в камне высекали знаки для потомков, эпохе, которую считали вечной. Весь фасад был украшен выпуклыми узорами, образовывавшими умопомрачительную ленту без начала и конца. Как и дверь, все окна тоже были замурованы. Марка вздохнул. Поскольку у него не было заступа, его поиски заканчивались здесь.
Он уже собирался уходить, когда заметил над портиком, покрытым густым слоем коричневой краски, хорошо знакомый символ. Компас и наугольник. Взволнованный, он улыбнулся. Близкий ему символ, встреченный за тысячи километров от дома, придал Антуану сил.
Рядом со входом в здание небольшая витрина, излучающая красноватый свет, давала понять, что там размещалась лавка… колдовства вуду.
Он толкнул дверь и вошел. Зазвенел колокольчик. Его звук разнесся по всему магазинчику, пропахшему тяжелыми благовониями. Марка решил, что это мускус. Стены были увешаны постерами с изображениями рогатых богов, женщин с раскрашенными лицами, одетых в провокационные платья, бородатых святых с насмешливыми улыбками и Малькольма Икса[19] в одеянии жреца вуду. Стоявшие на этажерке чучела животных, набитые соломой, дополняли декор. Объявление гласило, что здесь можно получить консультацию по Таро за пять долларов. В глубине магазинчика слабо заколыхалась занавеска ярко-сиреневого цвета.
— Чего желаете, мсье?
Ему навстречу вышла высокая мулатка с тонкими чертами лица, одетая в белую тунику. Она недоверчиво смотрела на него. Вероятно, нечасто белые открывали дверь ее лавки, особенно по вечерам.
Антуан улыбнулся и протянул ей двадцатидолларовую банкноту.
— Я хотел бы, чтобы вы предсказали мне прошлое.
— Это не принято. Не уверена, что это возможно, — сказала она.
Ее взгляд стал более жестким. Марка вытащил еще одну банкноту, на этот раз пятидесятидолларовую.
— Я настаиваю. Я не из полиции, если это может вас успокоить.
— С твоим акцентом? Я бы удивилась.
Лицо женщины просветлело. Она живо схватила банкноту и указала на стул, стоящий рядом с круглым столиком. Он сел, изображая безмятежность. Марка понимал, что если она позовет своих дружков, они запросто перережут ему горло, а соседи ничего не заметят. Он бросил взгляд на дверь, которую она предусмотрительно закрыла. Молодая женщина села перед ним и извлекла откуда-то гадальные карты Таро, служившие ей уже не один год.
— Я слушаю тебя, бледнолицый, — с легким презрением произнесла она.
— Я хотел бы узнать, можно ли войти в здание, приютившее твой спиритический магазинчик, — ответил Антуан. — Я франкмасон и разыскиваю древние ложи Нью-Йорка.
Взгляд девушки снова стал суровым.
— Франкмасон… Похоже, вы все защищаете евреев и богачей. Почему я должна помогать тебе? Вы веками притесняли мой народ.
Марка не хотел вступать в полемику. Он вытащил еще одну банкноту и положил ее рядом с колодой карт.
