Антон Чиж - Безжалостный Орфей
— Андреев делает женские прически, — все-таки вставил Родион.
Монфлери засмеялся так презрительно, как умеет только истинный француз, с оттенком легкого сожаления над глупым вопросом, но такого сожаления, что не обидит друга:
— Женские прически! Да предложи мне мешок золота… — Он оглянулся, словно ожидая, что мешок уже несут. — …и я откажусь от этого мешка! Чтобы Монфлери прикоснулся к женским прическам? Никогда! Вы слышите, никогда этому не бывать!
— Вы не любите женщин? — опять влез Родион.
— Монфлери не любит женщин? Монфлери преклоняется перед женщиной! Но он никогда не прикоснется к их прическам. Что такое женская прическа? Торжество пошлости, бантики, завитушки, локоны. Как гора чепухи и чудовищной глупости! Чтобы сделать женскую прическу, не надо быть мастером. Любой цирюльник справится. А попробуйте сотворить мужскую прическу! Сколько надо такта, тонкости и глазомера, чтобы сотворить мужскую прическу. Тут бантиком не скроешь отсутствие таланта. Волосок к волоску должен лежать. Женская прическа — обтесанный булыжник. Мужская — тонко ограненный алмаз. Женская — взрыв хаоса. Мужская — торжество порядка и гармонии. Вот вам пример. На днях наш друг Лебедефф привел своего приятеля. Мальчик скромный, но милый. Вроде ничего особенного. Немного простоват. Ножницы Монфлери сделали из него настоящего красавца и героя! Аристократа и модника! Вот что такое мужская прическа!
Аполлона Григорьевича сильно заинтересовала утренняя газета. Настолько углубился в чтение, что закрылся ею, как занавесом. Даже страницы забыл перелистывать. Беспокоить друга неудобными вопросами Родион не стал.
— Неужели в столице нет хороших мастеров женских причесок? — спросил он. — Скажем, в Литейной части.
Монфлери печально и презрительно улыбнулся в зеркало. В хрустальном отражении улыбка его была особо утонченной:
— Не бывает мастеров женской прически! Мастера бывают только в мужской стрижке. Да и то на весь Петербург один. Господ, что называют себя парикмахерами и делают женские прически, я знать не желаю. Это не парикмахеры. Они не имеют ничего общего с высоким искусством куафера! Это ремесленники, маляры, а не художники. Мне незачем их знать. Я руки им не подам. Так и знайте! И не пытайтесь меня убедить!
Такое бесполезное дело не стоило усилий. Ванзаров вдруг вспомнил, что забыл про чрезвычайно важную встречу. Время пролетело так приятно и незаметно, а он на часы не взглянул. Под удивленными взглядами Лебедева и причитаниями Монфлери Родион накинул пальто и взялся за шляпу:
— Прошу простить мою рассеянность! У вас чудесный салон. Обязательно вернусь на днях, если позволите. Как раз щетина отрастет. Всего доброго, господа.
Он выскочил, плотно закрыв дверь, словно за ним ожидалась погоня. Дойдя до угла, Родион сбавил шаг, неторопливо прогуливаясь и высматривая извозчика.
— Господин Ванзаров! — окликнули его.
Идеально выбритый господин спешил прямо к нему. Догнал и улыбнулся:
— Позвольте познакомиться лично. — Он протянул руку. — Мы с вами, кажется, ровесники. Можно без отчества?
Родион не возражал.
— Наш Монфлери — большой оригинал. Ему прощают некоторые странности. Он милый и по-своему занимательный, — сказал Григорий. — Вас интересуют мастера дамских причесок?
— Вам они знакомы?
— По служебной необходимости. Тружусь в торговой комиссии, выдаем лицензии лавкам, парикмахерским, трактирам и прочее.
— А я подумал, что вам известны маленькие секреты супруги.
Григорий оценил шутку и назвал двух самых популярных мастеров в Литейной части: господин Жос и господин Давос. Ни одна дама в округе не может пройти мимо этих заманчивых мест. Родион уточнил адреса, поблагодарил и спросил:
— Монфлери неплохо знаете?
— Уже года три к его салону приписан, — ответил Григорий.
— Найдется у вас время, чтобы рассказать подробнее о вашем замечательном друге?
— С удовольствием! Только таких друзей, как я, у Монфлери, наверное, полгорода.
— Он всегда столь…
— Болтлив? — Гриша подмигнул. — Перед вами устроил показательное выступление. Обычно он все больше слушает и переживает за беды клиентов. Чем заслужил всеобщую любовь. Кстати, знаю отличное место для ужина. Тут поблизости, на Моховой улице, трактир открылся, позвольте пригласить!
Ванзаров извинился за то, что вынужден прервать столь интересную беседу, уточнил место встречи и обещал быть непременно.
* * *
Леонид Самойлович приложил все усилия и добился своего. Теперь у него был крохотный, но свой кабинет. Прочие чиновники сидели в общем присутствии. А это значит, чужие глаза и уши следят за каждым вздохом. Лишнего слова не скажешь, не то что нужного посетителя принять. Теперь наслаждайся жизнью, не боясь, что кто-то узнает и донесет начальству. Хотя с начальством господин Пигварский находился в дружеских, то есть деловых отношениях, но зачем лишний раз пробуждать лихо. Пусть спит тихо.
Для счастья у него было все, что надо: стол, кресло, лампа с зеленым абажуром и даже самоварчик для чая. Но счастьем в кабинете не пахло. Леонид Самойлович сидел мрачный, уставившись в окно, а не в бумаги, что лежали неразобранной стопкой.
Дверь отворилась без стука. Он нахмурился, чтобы строго указать нарушителю приличий, но грозные слова остались на языке. Он растерянно пробормотал:
— Что ты здесь делаешь?
Дама затворила дверь и села на стул, предназначенный для просителей.
— Ты не рад мне, Леонид? — спросила она.
— Нет, конечно, рад… Так неожиданно… Ты никогда… Что-то случилось?
— Разве может еще что-то случиться? Я опять чего-то не знаю?
— Что ты… Конечно… Прости…
— Не стоит, ты прав. У нас случилась большая неприятность. Сегодня к нам приходил сыщик.
— Какой сыщик? — не понял Леонид Самойлович и тут же закусил губу.
— Чиновник сыскной полиции, если так тебе яснее. Некий Ванзаров. Случайно не твой приятель?
Миниатюрная дама рядом с лысеющим господином плотного сложения казалась особенно хрупкой. Но хрупкость эта обладала редкой силой. Елена Михайловна смотрела на мужа, как хозяин на провинившегося пса. И каждый знал отведенную роль.
— Зачем он приходил? — Чиновник внезапно охрип.
— А ты как думаешь? Напряги воображение…
— О господи… Опять…
— Нет, Леонид, в этот раз «не опять». Теперь все только начинается. Я хорошо поняла этого господина: юнец на вид простоват, но иметь с ним дело я бы не рискнула. Съест и не подавится. Тебе с ним не тягаться.
Самообладание Пигварского растаяло, как мороженое в жару.
— Что же делать? — придушенным шепотом вскрикнул он.
— Трезво взглянем на вещи, — предложила Елена Михайловна так, что отказа быть не могло. — Я тебе верю. Я обязана это делать, потому что я твоя жена. Но как посмотрит следствие?
— Но ведь дело закрыто!
— Если новый следователь задает вопросы, значит, его открыли вновь. Это хуже всего. Стали проверять и искать виноватых. Ты чиновник и лучше меня знаешь, что бывает, когда начинают проверку закрытых дел.
— О боже!
— Причитаниями делу не поможешь, Леонид. Пришла пора действовать.
Леонид Самойлович превратился в одну большую лужу.
— Что же делать? — повторил он.
— Ты должен думать о семье. Ради семьи ты должен сделать все.
— Конечно, Леночка, я готов… Приказывай.
— Ты должен уехать, скрыться. Пусть следствие идет без тебя. Авось найдут кого-нибудь. Твой отъезд всегда можно объяснить болезнью родственников или чем-то еще, не важно. Главное исчезнуть…
— Когда мне…
— Немедленно. Беги в банк, сними немного денег — и сразу на вокзал. Садись на первый поезд до Вологды, там отсидишься у тетки. Вещи тебе пришлю.
— Но как же так…
— Напиши прошение о срочном отпуске без содержания, я передам твоему начальнику. Надо действовать прямо сейчас… Помни о семье. И все образуется.
— Хорошо… Конечно… Я все сделаю… Раз я виноват… — Пигварский схватил перо, лихорадочно набросал прошение и отдал жене.
— Я останусь здесь, подожду… — сказала она, суша чернила легкими взмахами. — Нас не должны видеть вместе. Торопись…
Леонид Самойлович сорвался с места, подхватил пальто, хотел обнять жену, но строгий взгляд не позволил, и выскочил из кабинета. Он удачно проскользнул мимо присутствия, никто его не окликнул, и сбежал по лестнице. В воображении вставали страшные картины, как его везут в кандалах и цепях. Дверь манила свободой. Пигварский был в шаге от нее, когда его окликнули.
Чиновник замер на бегу.
— Куда-то спешите? — спросили его.
Незнакомый молодой человек смотрел с особым интересом, в котором мерещились и цепи, и кандалы. Пигварский понял все и сразу, похолодел до самых пяток и не нашелся что ответить.
