Кэтрин Джинкс - Инквизитор
— Бруна понесет наказание за то, что она скормила гостию свинье. Она с готовностью призналась в этом проступке, совершенном по совету приятельницы, которая также будет наказана. Но это был грех по невежеству, а не случай колдовства. Она просто глупая старуха.
— Так вы говорите, что все свиньи имеют имена, — сказал Пьер Жюльен. — А не черной ли они масти? А не было ли с ними каких-нибудь превращений на вашей памяти?
— Брат! — Он совсем меня не слушал. — В Лазе нет колдунов!
— Откуда вам это известно, если вы не задаете необходимых вопросов?
— Потому что я знаю этот город. Потому что я знаю людей. И потому что вы задаете эти вопросы и вы не обнаружили ни одного колдуна!
— Нет, обнаружил, — радостно сообщил он.
Я вытаращил глаза.
— Один из жителей Сен-Фиакра признался в том, что он вызывал демона, — продолжал мой патрон. — Он сказал, что хотел овладеть замужней женщиной, предложив дьяволу куклу из воска, слюны и лягушачьей крови. Он положил куклу под порог ее дома, уверив ее, что если она не поддастся, то ее замучит демон. И она поддалась, а потом он убил бабочку, принеся ее в жертву этому демону, проявившему себя в дуновении ветра.
Нетрудно представить, что я был просто сражен, хотя и не по тем причинам, которые, наверное, воображал себе Пьер Жюльен.
— Он… он признался в этом? — изумился я.
— С его показаний сейчас снимают копию.
— Вы, должно быть, водили его в подвал. — Мне вдруг все стало ясно. — Вы вздернули его на дыбе.
— Нет.
— Да.
— Нет же. Его не пытали. — Видя, что я безмолвствую, Пьер Жюльен воспользовался своим кратким преимуществом. — Я думаю, вы согласитесь, что, имея на руках такое неопровержимое доказательство, подобает выявить и уничтожить пагубное и еретическое поветрие колдовства в нашем стаде. Ибо непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство[84]. Вы непокорный человек, сын мой: вы должны предоставить старшему понимание этих дел и задавать вопросы, которые я требую.
С этими оскорбительными словами он велел мне выйти вон, ибо ему нужно было подготовиться к следующему допросу. Озадаченный, я подчинился. Я не разгневался. Я даже не хлопнул дверью, будучи слишком занят мыслями о непредвиденном повороте событий. Как, спрашивал я себя, это могло случиться? Что могло вызвать столь странное признание? И правда ли это? Или Пьер Жюльен лжет?
Я отправился разыскивать Раймона Доната, который до сих пор работал в скриптории. Войдя туда, я сразу догадался по смущению Дюрана, напряженной позе Раймона и по тому, как брат Люций схватился за перо, что они говорили обо мне. Но это меня не обеспокоило. Этого следовало ожидать.
— Раймон, — начал я без предисловия, — это вы записывали признания о восковой кукле для отца Пьера Жюльена?
— Да, отец мой. Сегодня утром.
— Применялись ли пытки во время допроса?
— Нет, отец мой.
— Совсем нет?
— Нет, отец мой. Но отец Пьер Жюльен пригрозил дыбой.
— Ага.
— Он объяснил, как она работает и как разрываются суставы.
— Понятно. Спасибо, Раймон.
— Мы даже спускались вниз взглянуть на нее.
— Да. Спасибо. Я понимаю.
Я тоже бывал внизу. Задумавшись, я не сразу обратил внимание на любопытный взгляд Дюрана и громкий скрип пера, которым водил каноник, переписывая какой-то документ большой важности. Он так низко склонился над столом, что почти касался его носом.
— Отец Бернар, — Раймон прочистил горло и протянул мне готовый протокол признаний Бруны, — отец Бернар, простите, но должен ли я отдать это брату Люцию для снятия копии? Или мне подождать, пока вы снова допросите ее?
— Я не буду больше ее допрашивать.
Нотарии переглянулись.
— У меня нет причин допрашивать ее снова. У меня и без того дел предостаточно. Раймон, когда отец Августин читал старые реестры, он обнаружил, что одного не хватает. Вы помните?
Раймон, казалось, был несколько сбит с толку таким поворотом в нашем разговоре. Как я и ожидал, это отвлекло его от размышлений о том, должен я или не должен снова допрашивать Бруну д'Агилар. Он захлопал глазами, разинул рот и прохрипел что-то нечленораздельное.
— Вы помните? — настаивал я. — Он попросил вас проверить в библиотеке епископа наличие обеих копий. Вы сделали, что он велел?
— Да, отец мой.
— И обе копии находятся там?
— Нет, отец мой.
— Только одна?
— Нет, отец мой.
— Нет? — Под моим пристальным взглядом он неловко заерзал. — Что значит «нет»?
— Т-там вообще их не было. Ни одной.
— Вообще? Вы хотите сказать, что оба реестра исчезли?
— Да, отец Бернар.
Какими словами мне выразить мое изумление? Мое недоверие? Воистину, я уподобился народу Исаии, что слухом услышал, но не уразумел.
— Не может быть! — воскликнул я. — Вы уверены? Вы искали?
— Отец мой, я ходил туда и искал.
— А вы хорошо искали? Вы должны поискать снова. Идите в библиотеку епископа и ищите.
— Да, отец Бернар.
— А если не найдете их там, я сам поищу. Я попрошу у епископа объяснений. Это очень важно, Раймон, мы должны найти эти реестры.
— Да, отец.
— Вы докладывали отцу Августину? Нет? Как нет? Почему нет?
— Отец Бернар, но он же погиб! — Раймон начал взволнованно оправдываться. — А потом вы уехали в Кассера! Я и забыл! А вы так и не спросили!
— Но почему я должен был спрашивать, когда… Ну ладно уж, — я махнул рукой, чтобы он успокоился. — Идите. Идите и разыщите их. Сейчас. Отправляйтесь!
— Святой отец, я не могу. Сейчас… я…
— Он будет нужен отцу Пьеру Жюльену на допросе, — вмешался Дюран.
— Когда?
— Очень скоро.
— Тогда вы замените его, — сказал я Дюрану. — А вы, Раймон, вы идите. Я хочу, чтобы вы проверили каждый реестр в библиотеке епископа. Вам понятно?
Раймон кивнул. Он ушел, все еще сам не свой, а я остался выслушивать претензии Дюрана. Он не обрушил на меня поток громогласных жалоб, как сделал бы при подобных обстоятельствах Раймон. (Я вообще был удивлен тем, с какой готовностью Раймон выполнил мое приказание, которое наверняка причинило ему массу неудобств.) Наоборот, недовольство Дюрана обыкновенно выражалось в молчании, которое могло быть весьма красноречивым.
Однако на этот раз его несогласие выразилось в словах.
— Отец Бернар, должен ли я понимать, что отец Пьер Жюльен угрожает вздернуть заключенных на дыбе?
Это был не столько вопрос, сколько протест. Я понял, что он пытался сказать.
— Мы можем только надеяться, что одной угрозы будет достаточно, — отвечал я.
— Отец мой, простите меня, но вы, возможно, помните, что когда я дал согласие сотрудничать со Святой палатой…
— Вы поделились некоторыми своими чувствами. Да, Дюран, я очень хорошо это помню. И вы, вероятно, заметили, что когда вы работаете со мной, то я не оскорбляю ваших чувств. К несчастью, теперь вам приходится работать с отцом Пьером Жюльеном. Если вы не одобряете его методов, тогда я советую вам просто смириться, как сделал я.
Наверное, я был слишком груб и прямолинеен. Я, конечно, давал выход своему собственному гневу, ища облегчения сердцу, обремененному печалями. Повернувшись, я ринулся вниз по лестнице к своему столу, где стал копаться в поисках бумаг отца Августина. Однако я догадываюсь, что вы, возможно, не понимаете подоплеки моих действий. Вы, возможно, забыли, что Бруна д'Агилар не была последней из подозреваемых отцом Августином в подкупе отца Жака. И вообще — вели ли вы подсчеты?
Олдрик Каписколь уже умер. Раймону Мори вынесли приговор. Бернар де Пибро голодал в заключении. Эмери Рибоден нашел способ избежать суда. Поступок Бруны д'Агилар подвергся тщательному расследованию. На подозрении оставалась только Петрона Капденье.
Ей ставилось в вину, — на основании показаний одного совершенного, допрошенного отцом Жаком, — что она кормила этого совершенного и давала ему кров. Подобно Олдрику, она согрешила задолго до появления в Лазе отца Жака. И все же, при том что реестр с признанием Олдрика (весь замасленный и испещренный пометами) находился среди бумаг отца Августина, я не нашел реестра, содержавшего показания Петроны или вынесенный ей приговор. Очевидно, отец Жак не приказывал ее арестовать — и если причиной явился тот факт, что она уже была осуждена ранее, то доказательств тому, кажется, не существовало.
Вспомнив, как отец Августин искал недостающий реестр, я подумал, что там могут быть записи по делу Петроны Капденье. Этот вывод подсказывала одна помета, сделанная рукой отца Августина на полях показаний совершенного, о котором я упоминал выше, где он написал дату и имя прежнего, давно покойного инквизитора Лазе. Очевидно, отец Августин заключил на основании имевшихся у него сведений, что ему следует проверить реестры, относящиеся к тому времени. И он конечно же искал эти реестры. И то обстоятельство, что ни одного из них не было среди его бумаг, означало, что либо поиски упоминаний о Петроне Капденье в этих реестрах не дали результатов, либо реестр, где они содержались, исчез.
