А. Веста - Оракул
– Зачем? – удивился Парнасов.
– Возможно, это тонкая насмешка посвященного над профанами или, наоборот, над самими посвященными, заигравшимися в детские игры.
– Все ваши тайные общества слишком явно рвутся к власти, – проворчал Парнасов.
– А что прикажете делать? Если именно мы – мозг планеты, а все остальное стадо играет роль ресурса, мирового планктона, протоплазмы для наших проектов. Тайные шифровки и кодовые команды управляют человеком всю жизнь, но он этого не замечает. При этом ключи к управлению миром иногда лежат на поверхности, вроде картинок в детской книжке.
Гадатель выбросил на столик первую нумерованную карту. На карте старичок в наряде алхимика колдовал над треножником. Над его головой витала горизонтальная восьмерка.
– Обратите внимание, знак бесконечности над головой «Фокусника» – это признак высшей, божественной касты. Восьмерка может изображаться явно, а может быть зашифрована в изящно изогнутых краях широкополой шляпы. Этот правильно прочитанный «знак отличия» возводит странствующего фокусника-комедианта в ранг Божественного Творца. Оказывается, что когда-то и Карло в широкополой шляпе ходил с шарманкой по городам, пением и музыкой добывая себе на хлеб. Согласитесь, что как будто бы случайное упоминание о шляпе папы Карло, на самом деле случайным не является. Ведь не скажите же вы, что кроме шляпы на нем ничего не было? Было… Но все дело – в шляпе! Оглянитесь вокруг: наш мир – иллюзия, розыгрыш Всевышнего. Карло тоже творец иллюзий: именно он нарисовал очаг и котелок над огнем на куске старого холста, да так правдоподобно, что Буратино с голодухи сунул нос в кипящий котелок. Вы, Парнасов, тоже сунули нос, куда не следует, и даже нашли заветную дверцу… Но что толку в этих тайнах, если деревянный дурак забыл, зачем его сотворил добрый папа Карло. Он продает книгу вселенской мудрости за пять сольдо, вследствие чего его заблудшая душа попадает в лапы «кукольного владыки». А вот и он! – Гадатель выложил на столик карту, на которой козлоногий и рогатый властелин ада с перевернутым факелом в руке удерживал на цепях нагих мужчину и женщину.
Парнасов вздрогнул от ужасной догадки.
– Да, вы правы, – обрадовался гадатель, словно успел прочитать его мысли, – это Карабас Барабас, хозяин кукольного театра, Князь мира сего. Нити марионеток – это путы и страсти, крепко связывающие вас с царством дьявола.
Обратите внимание, как элегантен Толстой в подборе аксессуаров, за версту виден урожденный аристократ! Семихвостая плетка Карабаса-Барабаса так похожа на перевернутый факел в руках дьявола. Плеточка намекает, что «чертовы куклы» находятся в полной власти «хозяина кукольного театра», от макушки до ее нижнего антипода. Но золотые, полученные из рук Карабаса-Барабаса, не приносят Буратино и малой толики счастья. На запах денег сбегаются сущности без чести и совести, бродяги, шатающиеся по свету в поисках «дурака», – это вечно голодные «низкие страсти», их зловещие фигуры соответствуют карте восемнадцатой «Луна», а Поле Чудес, на которое они заманивают Буратино, – безрадостному и зловещему пейзажу на этой карте. Это мир тоскующих привидений, безжизненный пустырь, где слоняются отрешенные, потерянные для мира души. Взгляните, на карте присутствуют два столпа. У Толстого пейзаж дополняют две покосившиеся колокольни. Наш сказочник аккуратен и точен. Два столпа – это сквозной символ Таро и не только. Эти столпы – необходимая принадлежность масонского храма, и Толстой рисует их постоянно то под видом деревьев по краям сцены, то под видом двух башен из раскрашенных кирпичиков. О, что я вижу?
Незнакомец выложил на столик последнюю карту с леденящей душу картинкой. На карте извивался бедняк, подвешенный вниз головой. Из карманов его сыпались монеты, полученные, должно быть, от рогатого господина на пятнадцатой карте.
– Вот мы и подошли к финалу, – вздохнул Оракул. – Да, недаром эти карты часто называют зеркалом судьбы… Это двенадцатая карта, ее называют «Повешенный». Помните, как злодеи подвесили бедняжку Буратино вниз головой, чтобы вытрясти из него монеты? Это расплата за отказ ходить в школу и излишнюю тягу к удовольствиям! Кстати, двенадцатый номер карты указывает на декабрь, конец года.
– Я умру под Новый год? – упавшим голосом спросил Парнасов.
– Карты намекают именно на такой исход. Финита ля комедиа! – и гадатель снял маску.
И только тут Парнасов узнал его. Не так давно этот бравый паралитик командовал захватом театра «Молния».
«Влип!» – мелькнуло в голове Парнасова, но месяцы успеха придали ему не только веса, но и самонадеянности.
– Ну что ж, благодарю за представление и позвольте откланяться: дела знаете ли, – Парнасов даже попытался улыбнуться. Но улыбка вышла кособокой, как надкушенное яблоко.
– Не стану вас удерживать, представляю, как вы востребованы читателями! – прижмурился инвалид. – Кстати, я тоже ваш поклонник!
Взгляд Парнасова остановился на яркой обложке мелькнувшей в руках «оракула». Это была его последняя книга: «Реквием по Буратино».
– По-моему, вы несколько поторопились окрестить читателей в сем литературном Иордане, – калека похлопал книгой по столу. – Шалости с тайным знанием и попытки похвастать близким знакомством с Изидой-Уранией соблазнительны, но опасны. Помните, смельчак, однажды заглянувший под ее одеяние, больше никогда не улыбался. Вы запутались в нижних юбках Изиды, Парнасов. Но я готов вам помочь! Предлагаю написать опровержение к «Реквиему».
– Никогда! – отрезал Парнасов. – Никогда Россия не будет страной дураков!
– Браво! Браво! – Калека сдержанно похлопал в ладошки. – Итак, Герман Михайлович, что вы предпочитаете? Путь первый: вы добровольно пишете опровержение.
– Ни за что! – отрезал Парнасов.
– Путь второй – это «Сакраментум» – вечное молчание. Но я не уверен, что вы справитесь с этим испытанием. И самое главное, в любом случае вы возвращаете нам гримуары.
– Впервые слышу, – фыркнул Парнасов.
– Поздно отпираться. Столетние мудрецы передавали эти тайны друг другу под величайшим секретом, а вы растрезвонили их на весь мир. В чем ваша заслуга? Вы всего лишь нашли их по наводке старого комедианта. Мы тоже обшарили старое кладбище на городской окраине, но немного опоздали. Тайник был пуст, и птичка улетела! Не упрямьтесь, Парнасов, напишите опровержение и живите спокойно.
– Опровержение? – вскипел Парнасов. – Так вот, зарубите на своем горбатом носу. Ничего писать я не буду! Никаких опровержений! Да и гримуары вам не достать. Руки коротки!
– Будьте осторожны, Герман!
– Как вы смеете! Я известный писатель, – напомнил Парнасов. – Я могу обратится в ФСБ!
– Приводи все отделение! – ухмыльнулся калека.
– Я могу написать разоблачительное завещание, – обреченно пообещал Парнасов.
– Советую поторопиться…
Обозленный, как высеченный мальчишка, Парнасов выскочил из шатра. Не простившись со своей нареченной, он сел в самолет и той же ночью оказался в своем загородном имении. Растопив камин, он собрал все бумаги, найденные под кладбищенской плитой, и до утра кормил огонь листами гримуаров. Теперь он один знал пароли и шифры, ведал сроки и ключи грядущих потрясений. Грея руки в алом жерле камина Парнасов клялся хранить этот секрет от злых, алчущих и преступных людей и, дабы закрепить свою клятву, решительно опустил ладонь на горячие угли.
Утренние новости взбодрили Германа Михайловича. Как он и ожидал, его новая книга «Реквием по Буратино» наделала шуму. «Общество любителей Буратино возмущено! – ухмыляясь, читал Парнасов. – Требуем защитить незапятнанный символ детства от гнусных инсинуаций. Активисты уже собрали оргкомитет, зарегистрировали общество Широкополых шляп и подали в суд от имени папы Карло…»
Мелодичный звонок в дверь оторвал Германа Михайловича от утренней чашки какао. Парнасов с интересом посмотрел в глазок: на площадке было пусто, но когда он попытался приоткрыть дверь, она ответила неожиданной тяжестью. Пыхтя от натуги Парнасов сдвинул дверь и выглянул на площадку. За дверью притулился большой холщовый мешок. Парнасов потрогал его носком шлепанца: из мешка пахнуло смрадом. Несколько экземпляров «Реквиема» были разорваны пополам и перемешаны с вонючими ошметками.
«Мешок гниющих костей со скотобойни! Черная метка!» – с идиотским восторгом ликовал Парнасов. – Зашевелились, масонища! «Чудище обло, озорно, стозевно, стоглазо…» Обложили меня! Обложили!!! – Раздувал он огонек веселого бунта.
Не каждому писателю выпадает случай задеть живой нерв истории. «Вперед, навстречу приключениям!» – пел внутри звонкий мальчишеский голосок.
