Александра Девиль - Чужой клад
— Не могу знать, — пожал плечами слуга.
— Вот, значит, как… — Томская переглянулась с Криничной, которая, выйдя из кареты, еще не пересела в свою коляску. — Спешила мать к сыну, а сына-то в городе нет. Что ж, надо спрашивать о нем у Веры.
— Ничего; он, может быть, скоро вернется, — успокоила ее Татьяна Степановна. — Сейчас отдохните с дороги, а через часок, если не возражаете, я зайду за вами и мы вместе пойдем к гетманскому дворцу, там и встретитесь со своей родственницей. А по пути и город посмотрим.
— Сделайте милость, зайдите, буду очень рада.
Попутчицы расстались самым любезным образом, чуть не расцеловавшись. Каждая про себя подумала: «Вот бы мне иметь такую подругу. Жаль, что мы живем в разных краях и не связаны никаким родством».
Пересев в свою коляску, которая двигалась следом за каретой Елены Никитичны, Татьяна Степановна через несколько минут добралась до дома Боровичей. У нее было опасение, что они вместе с Настей тоже отправились во дворец. Но Илья с Гликерией оказались на месте и весьма любезно, хоть и с немалым удивлением встретили родственницу.
— Как, тетушка, вы решились на такое путешествие? — воскликнул Илья. — Ведь вы же больны.
— Ну, не столь уж я больна, — улыбнулась Криничная, по очереди обняв племянника и его жену. — Мошенник Гурий наговорил вам лишнего.
— Как же вы не больны, когда вызвали к себе Настю, да еще так спешно? — встревожилась Гликерия.
— Я? Вызвала Настю?.. — растерялась Татьяна Степановна. — Кто вам это сказал?
— Разве вы не прислали за ней слуг еще четыре дня назад? — спросил Илья почти с испугом. — Настя уехала в Кринички прямо с репетиции…
— Да никого я к ней не присылала!.. — теперь настал черед Татьяны Степановны испугаться. — Я не видела Настю с тех пор, как вы увезли ее в Глухов.
Боровичи переглянулись и стали дружно успокаивать тетушку, уверяя, что она просто разминулась с Настей в дороге и что девушка поехала в Кринички самовольно, беспокоясь о здоровье матери. Конечно, их уверения мало утешили Татьяну Степановну, и она, усевшись под навесом широкого крыльца, стала обмахиваться веером, чувствуя приступ легкой дурноты, вызванной волнениями, дорогой и послеполуденной жарой.
Гликерия засуетилась, побежала готовить тетушке лекарство, а Илья пошел распорядиться, чтобы конюх позаботился об экипаже Татьяны Степановны. Через несколько минут вышла Гликерия с пузырьком лечебных капель, но напоить Татьяну Степановну не успела, потому что к воротам вдруг подъехала дорожная карета, из которой торопливо выскочила взволнованная Настя. Увидев свою дочку целой и невредимой, Татьяна Степановна вскочила на ноги с такой радостной стремительностью, что нечаянно выбила из рук Гликерии пузырек.
Мать и дочь бросились друг к другу, обнялись, расцеловались, и Татьяна Степановна стала сыпать вопросами:
— Ну, кто это мог вызвать тебя в Кринички? Я ведь вовсе за тобой не посылала! И как ты не побоялась ехать одна? Или, может, тебя кто сопровождал?
— Потом, мамочка, все вопросы потом, — сказала Настя. — Я спешу, Иван Леонтьевич срочно требует меня на репетицию! Гетман приедет уже завтра — раньше, чем ожидали. А Теплов, говорят, уже сегодня здесь. Все волнуются, а я чуть не опоздала. Сейчас переоденусь — и бегом во дворец! Еремей, отвези карету к своему барину! — Она оглянулась на кучера, который Татьяне Степановне был совершенно незнаком.
Илья и Гликерия тоже кинулись навстречу Насте с расспросами, но девушка сдержанно отстранилась, сославшись на спешку, и только спросила:
— А вы разве не едете на репетицию?
— Едем, но позднее, — ответила Гликерия. — Оперу будут слушать в самом конце. Так что у нас еще есть время. А ты, если спешишь, можешь взять нашу пролетку. Мы пройдемся пешком. А то ведь эта карета, кажется, чужая?
Настя промычала что-то неопределенное и кинулась к крыльцу, чуть не наступив по дороге на кота, что вылизывал пролитое Гликерией лекарство. Татьяна Степановна пошла вслед за дочерью. Тем временем из кареты, кряхтя, выкатилась тучная Прися. Гликерия встретила ее весьма любезно, усадила на скамью и принялась расспрашивать:
— Значит, Настенька была в Криничках? И с кем же она приезжала? Наверное, с паном Томским? Это он нанял карету?
— Да, этот ученый пан приезжал к нам осматривать Кривую могилу, — ответила словоохотливая Прися. — Конечно, неудобно, что панночка принимала гостя без матери, но да ведь она же не знала, что Татьяна Степановна уедет.
— И что же, ученый пан сразу кинулся смотреть Кривую могилу?
— Нет, вначале они с панночкой поехали в Будищу. Охрим рассказывал, что возил их прямо к дому лихваря. Уж не знаю, что им там понадобилось. Может, пан хотел что-то заложить. А потом, как вернулись в поместье, так зачем-то пошли к хатке, где жил садовник Осип — тот самый, которого нашли с разбитой головой. Ну а уж после кто-то видел их возле Кривой могилы. Сидели под деревом и о чем-то говорили.
— А где сейчас пан Томский? Он что, остался в Криничках?
— Нет, он тоже вернулся в Глухов, только ехал отдельно от нас, на лошади. Они с панночкой вроде как поссорились. Да и я подумала, что не годится молодому мужчине ехать с девушкой в одной карете.
— Ну, ладно, Прися, ты посиди тут, отдохни, а я пока распоряжусь по хозяйству.
Гликерия подбежала к Илье и пошепталась с ним, после чего супруги, зайдя за угол дома, незаметно от слуг и приезжих скрылись за дверью пристройки.
Тем временем Настя, переодеваясь сама, без помощи служанки, быстро говорила матери:
— Горничная Мотря ушла на репетицию, она тоже играет в пьесе, а я вот чуть не опоздала, чуть не подвела Ивана Леонтьевича. Скорее, мама, помогите мне… и пойдемте со мною, если хотите.
— Я бы пошла с тобой, но сейчас не могу: обещала своей новой знакомой повести ее к гетманскому дворцу.
— Какая это знакомая?
— Очень милая дама, приехала сюда издалека. Мы с ней час назад познакомились в дороге, а мне кажется, что я ее знаю давно.
— Что ж, так бывает, — сказала Настя, торопливо поправляя прическу. — А вы, мама, почему вдруг решили приехать? Прися говорила, вам пришло какое-то письмо?
— Да, письмо от пана Новохатько. Остап Борисович пишет, что ты увлеклась неким столичным повесой и…
— Как вы можете верить таким глупостям, мама?! — воскликнула Настя, сразу вспыхнув румянцем и сердито засверкав глазами. — Будто бы не знаете этого синьора Казанову — сплетника, труса и лихоимца!
— Какого синьора Казанову?.. — растерялась мать.
— Да Новохатько же! И вы плохо знаете меня, если поверили, что я могу наделать глупостей… Ну, все, спешу! — Настя чмокнула мать в щеку и, подбежав к двери, оглянулась и добавила: — Только умоляю вас, будьте поосторожней в разговорах с Ильей и с Гликерией. Вечером я вам кое-что расскажу.
Настя выпорхнула за дверь, а Татьяна Степановна посмотрела ей вслед, покачала головой и, вздохнув, вышла из Настиной комнаты, собираясь разобрать привезенный из Криничек сундук с вещами.
Дом Боровичей с его многочисленными пристройками Татьяна Степановна знала плохо, а потому, несколько запутавшись, пошла не в том направлении. Она уже хотела повернуть обратно, как вдруг услышала слова, заставившие ее насторожиться.
— Почему у тебя так мало решительности, Илья? — звенящим от раздражения голосом говорила Гликерия. — Если бы в тот раз, возле озера, ты успел взмахнуть ножом — все было бы кончено.
— Но ведь там же этот… защитник ее оказался, — растерянно пробормотал Илья.
— Он бы не успел сделать выстрел! Тебе не хватило духу на одно мгновение! Эх, надо было мне взять нож в свои руки!.. А этот «защитник» — прямо наше наказание. Из-за него все теперь пропало.
— Подожди, Ликера, может, все еще обойдется… Может, они не догадаются, что это мы с тобой… Подождем, пересидим… А потом отмолим свои грехи в церкви. Бог наказал нас за то, что позарились на чужое…
— Говорю же тебе, простак, что золото не чужое, а твое! Ведь ты же сам рассказывал, что твой отец незадолго до своей гибели гостил в Криничках. Так?
— Ну, было…
— Так вот, окольными путями я узнала, что твой отец в то время выиграл огромную сумму и некие разбойники стали за ним охотиться. Он знал, что его рано или поздно убьют, а потому накупил на все деньги золота и зарыл его в поместье у Криничных. И наверняка тетка об этом знает, но молчит, чтобы присвоить твое золото. Так что ты не вор, ты просто пытаешься вернуть свое.
— Но теперь что нас ждет?..
— Погоди, я уже обдумала…
Гликерия перешла на шепот, и Татьяна Степановна, ничего более не расслышав, в полной растерянности попятилась от двери и стала на цыпочках пробираться к выходу. Она пока ничего не понимала, но зловещие слова о ноже и золоте, как и совет Насти быть осторожной, заставили вдову ощутить совсем рядом смертельную и загадочную опасность.
