Валерия Вербинина - Одна ночь в Венеции
Бюсси удалился быстрым шагом, а комиссар отправился проведать адвоката. Не потому, что надеялся – тот окажется тем самым слабым звеном, просто считал его одним из главных зачинщиков совершенного преступления. Вернее, цепи преступлений, если вспомнить убийство Викторины Менар и корсиканца Андреа.
При виде Папийона Урусов вскочил с места. Его холеная борода стояла дыбом.
– Господин комиссар! Я протестую! Я подданный Российской империи… Вы не имеете права меня задерживать!
– Имею, еще как имею, – усмехнулся полицейский. – Ведь речь идет об убийстве, совершенном на территории Французской республики. Сядьте, месье, и потолкуем.
– Мне не о чем с вами толковать, – возразил уязвленный Урусов. – Вы не услышите от меня ни слова!
– Консьерж сообщил нам, что часто видел вас с тростью. В вашей квартире ее не нашли. Может быть, вы скажете, где она?
– Я ничего вам не скажу!
– И алиби на момент убийства Викторины Менар у вас тоже нет, – мягко продолжал Папийон. – А Андреа Беллагамба помните? Корсиканца, которого вы зарезали? Он еще не приходил к вам… во сне?
Урусов побледнел.
– Вы не добьетесь от меня ничего, – каким-то тонким, чужим голосом проговорил адвокат. – И должен вам заметить, месье, что я считаю ваши методы омерзительными!
– Должен заметить вам, месье, – парировал Папийон, – что я нахожу омерзительными убийства. И убийства с целью наживы – в том числе.
Но сломить Урусова оказалось не так-то просто.
– Вы еще пожалеете, что тронули нас, комиссар! То, что граф Ковалевский застраховал свою жизнь в пользу Марии Тумановой, еще ничего не значит! У вас нет никаких доказательств!
– Все доказательства, какие мне нужны, уже нашли у месье Нелидова, – усмехнулся комиссар и шагнул к двери.
– Ну и что? – воинственно выкрикнул Урусов ему вслед. – Что это доказывает? Ничего! Вы сломаете себе шею на этом деле, комиссар! Выйдя отсюда, я сделаю все, чтобы вас отправили в отставку! Вы еще пожалеете, горько пожалеете, что схватили ни в чем не повинных людей!
После Урусова Папийон отправился проведать Марию Туманову. И перед ним предстала измученная царственная особа – допустим, Мария Стюарт после пяти лет заточения в гостях у своей кузины королевы Елизаветы.
– Господин комиссар, – тихим безжизненным голосом проговорила дамочка, комкая кружевной платочек, – могу ли я узнать, в чем меня обвиняют?
– Боюсь, что в убийстве, мадам, – отвечал Папийон.
– В убийстве? – Женщина широко распахнула глаза. – Но ведь это просто смешно!
«Сейчас она зальется слезами», – помыслил «жестокосердный» комиссар, которому за время службы довелось повидать немало актрис разной степени таланта. И в самом деле, Мария Туманова заплакала – беззвучно и очень, надо признать, трогательно, вздрагивая плечиками.
Но едва за Папийоном затворилась дверь, ее плечики перестали вздрагивать, а рука – комкать платок.
Прежде чем отправиться к Нелидову, полицейский взял копию страхового договора, по которому в случае смерти графа Павла Ковалевского Мария Туманова должна была стать богаче на миллион франков золотом.
Нелидов сидел, весь съежившись и обхватив себя руками. На комиссара он взглянул с явной враждебностью.
– Надеюсь, вам уже лучше? – спросил Папийон.
– Да, благодарю вас, – выдавил из себя молодой человек.
– Вам известно, за что вас арестовали?
– Вы уже говорили по дороге сюда, в это ваше омерзительное управление… За убийство графа Ковалевского.
– Вы признаете себя виновным?
– С какой стати? – колюче возразил Нелидов.
– В вашей квартире были найдены вещи, украденные из дома убитого графа: статуэтка севрского фарфора и кольцо, а также ключ, с помощью которого вы проникли в дом. Вам не кажется, что отпираться дальше бесполезно?
Нелидов распрямился и сидел так некоторое время, очень бледный. Наконец довольно напряженно произнес:
– Мне их подбросили.
– Когда баронесса Корф увидела статуэтку, вы попытались ее убить. Нападение на даму вы признаете?
– Я ничего не помню, – промямлил Нелидов, закрывая руками лицо. – Я… у меня случаются провалы в памяти…
«Та-ак, – скучающе помыслил комиссар. – Значит, решил косить под сумасшедшего. Знакомая песня…»
Однако Папийон не стал ничего говорить, а только положил перед Нелидовым копию договора.
– Что это? – спросил тот безучастно.
– Копия договора, доставленная из страхового дома «Бертен, Арнольди и компания». Не хотите взглянуть?
– Для чего она мне?
– Вероятно, вы были не в курсе, что убитый вами граф Ковалевский за несколько месяцев до смерти застраховал свою жизнь на миллион франков. Между прочим, в пользу госпожи Тумановой, вашей… э… родственницы.
Комиссар внимательно следил за лицом молодого человека и сразу убедился, что Амалия Корф права. Нелидов ничего не знал о страховке!
– Не понимаю… – пробормотал убийца. – Вы говорите, миллион? Но…
Нелидов умолк, совершенно растерянный.
Папийон поднялся с места.
– Полагаю, вы захотите изучить документ внимательно. Что ж, предоставляю вам такую возможность.
«Жалкий использованный дурачок, – подумал комиссар, выходя за дверь. – Нет, он мне не подходит… Такой будет упорствовать до конца, защищая даму сердца, а когда наконец одумается и захочет говорить, вряд ли сумеет сообщить что-то для меня новое. Нет, мне нужен другой человек».
Затем он заглянул к слуге Урусова, который сидел, поджав губы, и всем своим видом показывал, что ни слова не сказал и не скажет. В последней комнатке для допросов находилась горничная Тумановой, и едва увидев ее лицо, полицейский понял: это то, что надо.
– Добрый день, мадемуазель. Я комиссар Папийон, со мной инспектор Мелло. Он будет записывать нашу беседу для протокола.
Комиссар сел напротив горничной и принял официальный вид.
– Вы Элен Ласер, родились в Бельгии… Где именно?
– В городе Льеж.
– В каком году?
– В 1880-м.
– Род занятий?
– Я… я работаю горничной у госпожи Тумановой.
– Замужем?
– Нет, – еле слышно ответила Элен.
– Вам известно, почему вас задержали и доставили сюда?
– Я… я догадываюсь. Это как-то связано с убийством графа Ковалевского.
– Совершенно верно.
Папийон пристально посмотрел на собеседницу. Мелло, прилежно стенографировавший в своем углу, затаил дыхание.
– Скажите, именно вы украли у графа ключ от двери черного хода?
На лице Элен появилось затравленное выражение.
– О, боже мой… Боже мой! Я не хотела, месье… Но я всего лишь горничная… Кто станет меня спрашивать, чего я хочу?
– Вы понимаете, что вам может грозить? – продолжал неумолимый Папийон. – Отдаете себе отчет в том, что выступили пособницей убийства?
Элен зарыдала.
– И если вы не хотите для себя самой тяжкой участи, вам лучше во всем добровольно сознаться, – спокойно закончил комиссар. – Такое признание будет учтено присяжными и смягчит вашу вину.
– Я ни в чем не виновата, месье! – простонала его собеседница. – Это все они!
– Кто?
– Моя хозяйка, ее кузен Нелидов и этот… месье Урусов… Это они все спланировали.
– Убийство графа Ковалевского?
– Да.
– Расскажите подробнее то, что вам известно, начиная с самого начала.
Элен всхлипнула. Потом заплакала навзрыд, отчего сделалась еще более некрасивой, чем была. И наконец заговорила сквозь слезы:
– Эта история началась несколько лет назад, месье комиссар, когда моя госпожа познакомилась с графом.
– Вы уже тогда служили у нее, верно?
– Да.
– Как вы к ней попали?
– Моя мать умерла, а отец снова женился, мачеха настояла, чтобы сдали меня в приют. Оттуда я через несколько месяцев бежала. Одна женщина помогла мне, и я стала работать у нее служанкой. Правда, она почти не платила мне, а когда выпивала, еще и поколачивала… Когда я получила паспорт, то сразу же от нее ушла и перебралась во Францию. Мне говорили, что в Париже можно найти работу. Но без рекомендаций нелегко устроиться прислугой… Я была счастлива, когда наконец получила место у мадам Тумановой. Правда, предыдущая горничная предупреждала меня, что с хозяйкой придется нелегко, только я никогда… никогда не думала, что дело дойдет до такого. О, боже мой…
Девушка снова расплакалась, потом принялась долго и обстоятельно сморкаться. Папийон размышлял. Ясно, почему Туманова взяла Элен себе в услужение – некрасивая, без родных и друзей, полностью зависит от нее…
– Мадам знала французский, но предпочитала говорить по-русски, и в конце концов я выучилась понимать этот язык. Платила она не всегда аккуратно, правда, иногда дарила свои вещи, старые платья, шали… Мы жили в основном в Париже, а также приходилось ездить в Россию. Мы несколько раз ездили. Конечно, мне трудно было привыкнуть к ее… к ее мужчинам. Рядом с ней постоянно кто-то был… Только они не задерживались, не знаю почему. Потом в ее жизни появился граф Ковалевский. Мадам решила: это то, что надо, – богат, знатен. Стало быть… нужно его заполучить. И она повела дело так ловко, что в конце концов развела месье Поля с женой. А вот с ее собственным разводом дело обстояло не так безоблачно… Муж мадам требовал денег, больших денег.
