Пропажа государственной важности - Монт Алекс
— Который теперь час? — оставив в покое скатерть и запустив пальцы в бороду, сипло процедил тайный советник.
— Без четверти минут одиннадцать, — щелкнув крышкой брегета, Сергей изумленно уставился в безумно блуждающие глаза тайного советника, которого била мелкая дрожь.
— Вам следует поторопиться, — заметно запинаясь, с трудом вымолвил он. — С минуты на минуту князь отбудет в Царское Село на всеподданнейший доклад, где уведомит государя о пропаже пакета и вручит ему прошение об отставке, — на этом он тяжело поднялся и неверной качающейся походкой скрылся за соседней дверью.
Спустя минуту он вернулся, держа трясущимися руками запечатанный красным сургучом пакет императора…
Горчаков покинул Министерство, когда Чаров прибыл на Дворцовую. «Черт, на этих клячах княжьих расаков не догонишь!» — с досадой обозрев извозчичьих лошадей, в тревоге подумал он и, запрыгнув в пролетку, помчался на квартиру Несвицкого. На его удачу, князь оказался дома, намереваясь в ближайшее время посетить Манеж. Поигрывая хлыстом и принимая вальяжные позы, он с нескрываемым удовольствием оглядывал в зеркале свою стройную, с мускулистыми породистыми ляжками, фигуру. В Манеже его ожидала новая пассия, страстная любительница ипподромных скачек, на которую он положил глаз позавчера в театре.
— Чаров? Что случилось? — недоуменно воззрился он на заполошно выглядевшего приятеля.
— Дай мне немедля своего Запала, инако случится непоправимое, — пожирая Несвицкого взглядом, горячо умолял Сергей. Князь понял, что дело нешуточное и, судя по всему, крайне спешное. Махнув рукой на свидание, он приказал Тимофею вывести жеребца из конюшни. Чаров опрометью побежал вслед…
Карету вице-канцлера он нагнал на 12-й версте Царскосельской дороги. Размахивая пакетом и пугая коней, он неистово кричал, приказывая кучеру, остановиться. Наконец прозвучало долгожданное «тпру-у-у», возница натянул вожжи, и экипаж застыл посередине шоссе.
Соскочив на землю, он подбежал к карете и, распахнув дверцу, протянул пакет не верящему своим глазам Горчакову. Беспрестанно поглаживая его руками, министр вертел его так и сяк, пока не решился сломать сургуч. Бумаги оказались на месте и пребывали в том самом порядке, как он запечатал пакет.
— Не нахожу слов, дабы выразить вам свою искреннюю признательность и благодарность, дорогой Сергей Павлович, — слезы неизъяснимой радости выступили за стеклами очков князя.
— Рад служить вашему высокопревосходительству! Узнав цель вашего визита в Царское, не смею вас далее задерживать, а то, не ровен час, по моей милости, на доклад к государю запоздаете. Счастливого пути, ваше сиятельство! — захлопнул каретную дверь Чаров и, развернув великолепного Запала, у которого едва взмокли бока, поскакал назад в город.
К пяти часам он был у Валуева. Званый фаив о клок грозил обернуться долгим и скучным чаепитием, пока камердинер не доложил о приходе задержавшегося Шувалова.
— Прошу прощения, Петр Александрович! Перед отъездом неотложных дел скопилась сущая пропасть, часть которых, я предполагаю отдать в Совет Регенства[57], — здороваясь с вышедшим к нему хозяином дома, он обвел взглядом его гостей, остановив взгляд на Сергее. Тот тоже смотрел на Шувалова и его глаза красноречиво говорили, что у него есть важное сообщение для шефа жандармов.
— Стало быть, этот Кавендиш давно шпионил у Горчакова, а тот ни сном ни духом. Впрочем, я никоим образом не ставлю сие в вину князю. Довольно и то, что не выправил мадам паспорта. Однако вы молодец, Чаров. Буду просить государя о достойной вас награде, — уединившись с графом в соседней комнате, он поведал Шувалову о происшедших за последние сутки событиях, опустив историю с пакетом.
— Премного благодарен, ваше высокопревосходительство, однако должен напомнить о содействии, оказанном мне следователем сыскной полиции коллежским регистратором Блоком.
— Похвально, что не одному себе заслуги приписываете. Насчет Блока не тревожьтесь. Его тоже не забудем. Способных людей ценить и поощрять надо. А то, что оный Кавендиш согласился подготовляемые нами сведения своим хозяевам отсылать — это удача. Любопытные перспективы я здесь вижу и превесьма. Кстати, Горчаков пожаловался мне, что возле министерского подъезда трутся сомнительные личности и, похоже, следят за его сотрудниками. У вас есть какие-либо соображения на оный предмет? — исподлобья глянул на него шеф жандармов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Абсолютно никаких идей, ваше высокопревосходительство, — изобразив неподдельное изумление, заявил Сергей и мысленно выбранил Шныря. «Попался на глаза, кому не следовало, а я теперь расхлебывай! Слава Богу, что его личность агент графа, ходящий сейчас за Акинфиевой, не срисовал». — Полагаю, ревнивая супруга кого из чиновников его сиятельства наняла человека для слежки за своим благоверным, — вывернулся он.
— М-да… Может, вы и правы, — глубокомысленно протянул граф, прислушиваясь к доносившимся из гостиной разговорам.
— Имел намерение еще один вопросец обсудить, — заметив движение Шувалова уйти, поспешно молвил Сергей. — Взятый вчера под арест учитель Закона Божия, вольнослушатель университета Нечаев оказывает большое влияние на своих товарищей и завлекает их своими речами. Если освободить его и студента Лиховцева под негласный надзор полиции, мы могли бы контролировать связанных с ними революционно настроенных нигилистов. К тому же есть основания полагать, что покойный Палицын, будучи информатором Герцена, успел ему написать о Нечаеве. Не исключено, что теперь уже он, коли окажется на свободе, станет распространять «Колокол», а мы сможем отследить его связи. В противном случае Герцен примется за поиски нового, неизвестного нам, человека. Убежден, арест Нечаева принесет больше вреда, нежели пользы, ваше высокопревосходительство.
— Полагаюсь на вашу проницательность, доказанную уже не однажды. Считайте, что он и тот второй…
— Лиховцев.
— Да… Лиховцев, выйдут завтра на волю.
— Отец Лиховцева состоит в браке с некой Ржевуцкой. Убежден, революционные умонастроения в семье питают ее родственники, отбывающие ссылку в Сибири за участие в мятеже в Царстве Польском.
— Вот как! Опять поляки!
— Наверняка они затесались в среду русских нигилистов и лелеют планы нового покушения на священную особу государя, однако нельзя не брать в расчет и преступные помыслы одиночек. Фанатики чрезвычайно опасны своей непредсказуемостью, ваше высокопревосходительство.
— Казнь Каракозова и взятые нами меры заставили оных господ поджать хвосты, однако вы правы, Чаров. Следует быть начеку. Кстати, вы сказали «мы». Означает ли это, что вы решились на переход в мое ведомство, когда выйдет срок вашей обязательной службы в Окружном суде?
— Благодарю за доверие, но я должен подумать, принимая во внимание всю важность сделанного выбора, — воздержался от окончательного ответа Чаров.
— Хорошо, будь по-вашему, думайте. Касаемо ваших перспектив, мы вернемся к ним после моего возвращения из Франции, а сейчас идемте к гостям, — безапелляционно заявил облаченный в щегольский генерал-адъютантский мундир Шувалов.
Эпилог
Париж, 25 мая 1867 года.
Из телеграммы министра императорского двора генерал-адъютанта графа Адлерберга министру внутренних дел Валуеву:
…Божий Промысел охранил Государя Императора. Сегодня, около 5 часов пополудни, на возвратном пути через Булонский парк после военного смотра, выстрел из пистолета был направлен на экипаж, в котором находились оба императора… Выстрел, сделанный со стороны Императора Наполеона, никого не коснулся, но ранил лошадь шталмейстера, сопровождавшего экипаж. Преступник был немедленно схвачен и почти растерзан народною толпою… Подлежащие власти, в руки которых он передан, производят следствие…
Париж, 26 мая 1867 года.
Из телеграммы графа Шувалова министру внутренних дел Валуеву: