Борис фон Шмерцек - Второй Грааль
— Я ни о чем не жалею, — ответила Донна. — Я должна была сделать выбор — и сделала его. Про-сто в отличие от доктора Гольдмана и тебя я не часто сталкиваюсь с операциями. С непривычки это производит сильное впечатление.
— Понятно. Но я верю, что через двести лет ты про это забудешь.
В десять часов все встретились в конференц-зале, где царила приятная прохлада. Откуда-то доносилось гудение кондиционера.
Донна сидела рядом с Томасом Бриггсом по одну сторону стола переговоров, шейх Ассад, Сергей Люшкин и сенатор Блумфилд — по другую. Доктор Гольдман занял место во главе стола.
— Сегодня утром я хотел обсудить с вами программу на следующие дни, — начал он. — Наша вчерашняя экскурсия никак с ней не связана. Я уже упоминал: то, что вы видели вчера, может стать будущим нашего проекта и подарить нам вечную жизнь. Сейчас реальной целью являются только восемьсот лет.
— Мне этого хватит — во всяком случае, для начала, — нетерпеливо прокаркал сенатор Блумфилд. — Давайте рассказывайте уже. Как вы хотите вдохнуть жизнь в мои старые кости?
— Прежде чем ответить на этот вопрос, я хотел бы вам кое-что показать, — сказал Гольдман.
Он нажал несколько кнопок лежавшего перед ним на столе пульта дистанционного управления. Пластинчатые жалюзи затемнили окна, и старомодный диапроектор послал изображение на установленный на противоположном конце стола экран.
Картинка была разделена на две части и напоминала фотографию арестованного, сделанную в полицейском участке. Она изображала темнокожего старика, анфас и в профиль. На теле ничего, кроме набедренной повязки. Глубокие морщины избороздили лицо, череп лысый, спина сгорбленная. Донна предположила, что речь шла об одном из похищенных из Вад-Хашаби. Суданская деревня была так интересна для Гольдмана потому, что там жило необычно много стариков. Окруженная пустыней, Вад-Хашаби была словно остров. В деревне гены долгожительства в течение многих поколений передавались по наследству. Она была настоящим раем для исследователя, посвятившего себя гериатрии.
— Никто не знает, сколько этому мужчине лет, даже он сам, — сказал доктор Гольдман. — Мы считаем, что ему около девяноста. Теперь, сенатор, посмотрите сами, как работает наш метод лечения.
Он снова задействовал дистанционное управление. Диапроектор загрохотал, и на экране появилась другая фотография: несомненно, все тот же мужчина, но морщин у него по сравнению с первой фотографией значительно поубавилось. Кроме того, он теперь стоял выпрямившись, и на его некогда лысом черепе пробивались седые кудрявые волосы.
Теперь мужчина казался шестидесятилетним. Блумфилд был заметно поражен.
— Наша методика включает в себя два этапа, — сказал доктор Гольдман. — Здесь вы видите результат первого этапа — регенерации. Ее целью является повернуть вспять уже наступившие возрастные изменения. К сожалению, здесь есть свои ограничения. Юношу из вас нам уже не сделать. Но полагаю, результат говорит сам за себя.
— Разумеется, — согласился Блумфилд. — Что именно вы планируете сделать со мной, доктор?
— Против возрастных изменений вашего организма мы будем бороться различными способами, например целенаправленной витаминотерапией.
— Всю свою жизнь я ел фрукты. Это мне не помогло. Кроме того, хочу надеяться, что десять миллионов долларов я заплатил не за то, чтобы в меня заталкивали апельсины.
— Регенерационное действие витаминов в значительной степени недооценивают, — ответил Гольдман, не обращая внимания на саркастичный тон Блумфилда. — К примеру, один модифицированный нами препарат витамина Е действует весьма благотворно на восстановление организма. Но я соглашусь с вами: один только прием витаминов не оправдал бы таких затрат, как десять миллионов долларов. И конечно, не привел бы к такому результату. К витаминам добавляется прием некоторых гормонов, которые оказывают действие преимущественно на функции вашей вилочковой железы.
— До сих пор даже не знал, что владею такой железой. Чем она так хороша?
— Она регулирует защитные системы вашего организма. К сожалению, у взрослого человека со временем железа сморщивается. Наша гормонотерапия позволит ей снова увеличиться, вследствие чего сопротивляемость вашего организма возрастет. В конце концов, речь идет не только о том, чтобы протянуть несколько сотен лет, а о том, чтобы прожить их полноценно, активным физически и духовно. По этой же причине в первой фазе мы проводим также курс лечения свежими нативными[19] клетками. Совсем необычное и очень эффективное лечение. После этого курса вы будете не только выглядеть заметно моложе — как объект исследования на диапозитиве, — но и чувствовать себя значительно моложе. Ваши внутренние органы будут лучше функционировать, мышечная ткань восстановится, кости станут более прочными. Одновременно, точнее говоря, вскоре после введения нативных клеток лечение переходит на второй этап — замедления. В этой фазе стабилизируется ваше восстановленное физическое состояние, и процесс старения замедляется.
Он ненадолго прервался, прежде чем дать дальнейшие пояснения.
— Человеческая клетка может делиться примерно пятьдесят раз, затем она умирает. Этот феномен называют эффектом Хайфлика, по имени первооткрывателя. Так как ДНК при каждом делении немного укорачивается, рано или поздно наступает гибель клетки.
По выражению лица Блумфилда доктор понял, что нужны более подробные объяснения.
— Хромосомы человека на концах имеют нечто вроде колпачков. Они состоят из повторенной несколько раз определенной последовательности азотистых оснований, защищающих ДНК от разрушающего воздействия вредных веществ. Колпачок действует как защитный шлем. При каждом делении клетки он открывается и закрывается снова. Но у старых клеток эта последовательность оснований все больше и больше разрушается. Шлем становится хрупким. После пятидесятого деления клетки шлем поврежден так сильно, что ДНК становится уязвимой. Наследственная информация не может больше считываться. Клетка перестает делиться и погибает. Но мы можем заставить человеческие клетки исправно делиться примерно пятьсот раз — иначе говоря, стареть, но только крайне медленно.
Блумфилд кивнул. Его глаза горели. На лице отражался триумф мужчины, который намеревался поставить судьбу на колени.
— Так что же вы тянете! — воскликнул он. — Я едва могу дождаться, когда наконец все начнется.
49
Энтони Нангала, уставившись пустым взглядом в потолок, лежал в маленькой, пахнущей дезинфицирующими средствами комнате. Он едва мог двигаться. Запястья и голеностопные суставы были скованы кожаными манжетами, крепившимися стальными цепями к кровати. Физически он чувствовал себя хорошо. Правда, пальцы рук и ног казались ему немного онемевшими, но, вероятно, из-за того, что он не мог двигаться. Рана на голове тоже почти не доставляла хлопот. Легкое пульсирование в черепной коробке, больше он не чувствовал ничего. С точки зрения боксера-тяжеловеса — комариный укус.
Но с психическим состоянием все обстояло много хуже. Вчерашняя операция стала самым тяжким испытанием в его жизни. Беспомощность, страх и неизвестность — все это чуть не довело его до безумия. И еще ярость оттого, что Донна Гринвуд — одна из немногих людей, которым он доверял, — предала его. Вероятно, и другие члены общества были с нею заодно. Разочарование было глубоким.
Нангала услышал, как открылась дверь.
— Добрый день.
В комнату вошла бледная молодая женщина, которая вчера занималась им, после того как его привели из тюремной камеры. Сегодня ее кожа казалась еще прозрачнее. Нангала заметил, что она — намеренно или бессознательно — уклонялась от его взгляда. Тем не менее ее глаза излучали нечто, дававшее ему проблеск надежды, — теплоту. Единственный проблеск в этих катакомбах без окон.
— Как ваше самочувствие?
Это был не просто дежурный вопрос. Что-то в ее голосе заставляло поверить, что она искренне интересовалась его состоянием.
— Когда я вас увидел, сразу стало намного лучше.
Она застенчиво улыбнулась, но не стала поддерживать беседу. Вместо этого вынула из ящика цифровой термометр.
— Откройте рот, — потребовала она.
Нангала повиновался, и она сунула ему термометр под язык.
— Как фас совут? — спросил он, термометр явно мешал разговору.
— Рейхан. Рейхан Абдалла.
— Меня — Энхони.
Она рассмеялась, взглянув на него сияющими миндалевидными глазами.
— Энхони? Красивое имя.
Нангала попытался ее поправить, но она не позволила:
— Держите рот закрытым. Я знаю, как вас зовут.
Через несколько секунд термометр издал звуковой сигнал.
