Элис Клэр - Пепел стихий
— Никогда, — вторил ей Жосс.
Наставница наблюдала за ними, нахмурившись, словно пребывала в глубоком раздумье. Потом выражение ее лица смягчилось, и она сказала:
— Если любой из вас обманет мое доверие, я узнаю. Не сомневайтесь, узнаю. — Элевайз была абсолютно уверена, что так и будет. — И если такое случится… — Наставница подошла к Жоссу, и, как несколько минут назад с Элевайз, пристально вгляделась в его глаза. — Если это случится, и кто-то из вас выболтает наши тайны, я убью другого.
Потрясенные, они не могли вымолвить ни слова. В голове Элевайз пронеслась одна-единственная мысль: «Как же это мудро!»
Кто-нибудь, или она, или Жосс, возможно, не устоял бы перед искушением и в одну из темных ночей шепнул о том, что видел, в чье-нибудь «чуткое» ухо. В конце концов, человеку по природе свойственно поверять кому-нибудь свои секреты. Еще со времен бедного цирюльника царя Мидаса хорошо известно, на какие мучения обречен тот, кто знает тайну и хранит ее лишь для себя одного.
Да, кто-нибудь из них мог бы вдруг почувствовать, что стоит рискнуть. Если бы речь шла лишь о собственной безопасности, которой они в этом случае пренебрегли бы.
«Но другим, — думала Элевайз, взглянув на большого, доброго, сильного мужчину, который начинал и нравиться ей, и восхищать ее. — Но другим — о Боже Всемогущий! — я бы не осмелилась так рисковать!»
И аббатиса хорошо понимала, что он — тоже.
С чувством удовлетворения Наставница кивнула. По мнению Элевайз, зная, о чем подумала аббатиса и, вне всяких сомнений, Жосс, Наставница имела полное право чувствовать удовлетворение.
Наставница подняла руки и повернула их ладонями к Элевайз и Жоссу.
— Покиньте лес, — произнесла она нараспев. — Не возвращайтесь в наши скрытые от посторонних глаз владения. Сейчас мы уходим отсюда, но мы вернемся.
Она попятилась, и неяркие изысканные цвета ее плаща начали сливаться с густой темно-зеленой листвой и ветками кустарника. Становилось все труднее разглядеть ее…
Из-за деревьев донесся ее мелодичный голос:
— Идите с миром.
Некоторое время Элевайз и Жосс стояли возле потока. Потом, нарушая обступившую их тишину, Элевайз проговорила:
— Мы желаем того же вам.
* * *Во время их долгого и трудного обратного пути через лес Жосс несколько раз спрашивал аббатису, не устала ли она, не предпочла бы посидеть у тропинки и подождать, пока он сходит за лошадью, чтобы отвезти ее домой. А Элевайз каждый раз отвечала: «Нет, Жосс. Я могу идти».
Рыцарь беспокоился о ней. Лицо аббатисы было очень бледным, и синяк на лбу стал еще больше. Опухоль все увеличивалась, спускаясь под левую бровь и на полузакрывшийся глаз. Жосс с сочувствием подумал: она выглядит так, словно побывала в шумной стычке в пивной.
У нее все еще немного кружилась голова, особенно когда она поворачивала ее слишком быстро. Что бы Наставница ни жгла в костре прошлой ночью, действие зелья было весьма продолжительным.
Быстро обернувшись в десятый раз, чтобы проверить, успевает ли за ним аббатиса, Жосс позволил себе мысленно вернуться назад, к тем невероятным событиям, в которые они оба оказались вовлечены. И из которых — что казалось достаточным основанием для сердечной признательности и благодарности — они только что вырвались.
Нет. Неправильно. Следовало бы сказать: из которых им только что разрешили вырваться.
Боже, каким тревожным был момент там, у ручья! «Согласно древнему закону вы должны быть преданы смерти…» — так она сказала. Как бы она исполнила это предписание? Дротик в спину, как с беднягой Хаммом Робинсоном? Вряд ли, ведь Жосс и аббатиса стояли перед ней, — едва ли можно метнуть дротик в того, кто находится всего в ярде от вас. Тогда, может быть, удавка, стремительно наброшенная на шею? Или кинжал в горло? Один аккуратный глубокий порез, а потом — забвение?
Усилием воли рыцарь заставил себя остановить этот леденящий душу поток мыслей.
«Теперь мы знаем, что связывает Калисту с лесом, — принялся он размышлять на другую тему. — Ее сестра-близнец до сих пор живет с Лесным народом, а, принимая во внимание хорошо известную внутреннюю связь близнецов, можно предположить, что ей передались волнения сестры. Волнения, вероятно, усиленные обрядами, в которых участвовала Селена.
Да. Что может быть более естественным, чем желание Калисты быть с Селеной? Предложить ей поддержку, ободрить ее, хотя бы утешить. В конце концов, если бы Калиста, а не Селена родилась первой, скорее всего именно она оказалась бы на той поляне». Все это представлялась весьма вероятным.
Однако ни Жосс, ни Элевайз никогда не узнают правды. Если только аббатисе не удастся выведать что-нибудь у Калисты. Но почему-то он не верил, что Элевайз приложит к этому усилия…
Лесные люди убили Хамма Робинсона по собственным веским причинам. Жосс знал, что это преступление официально никогда не будет раскрыто, и преступник избежит правосудия. «Избежит правосудия внешнего мира, — поправил он себя, — что не одно и то же. Ведь утверждение, что бросивший дротик в Хамма Робинсона должен быть казнен, с точки зрения Лесного народа звучало бы как предложение обвинить в убийстве каждого палача в Англии».
Он обернулся, чтобы снова взглянуть на аббатису. Она шагала уверенно, как и прежде, лицо ее было спокойно. Теперь, благодарение Небесам, идти уже оставалось не так далеко.
Жосс только начал отрешаться от всех тревог, наслаждаясь воображаемой картиной хорошего ужина с одной или двумя кружками вина, когда его душевный мир пошатнулся от непрошеной мысли.
Наставница сказала, что они не убивали Юэна Ашера.
Рыцарь уже знал это, хотя, если бы она призналась в этом преступлении, новость стала бы приятным сюрпризом.
Но она не призналась.
С тихим вздохом Жосс подтянул повыше мешок, висевший на плече. Как бы он ни устал, когда они с аббатисой доберутся до Хокенли, его ждет много работы.
Это ужасное дело еще не закончено.
СМЕРТЬ В ЗАЛЕ
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Подняв голову, чтобы ответить на радостные приветствия тех, кто с нетерпением ждал их в аббатстве Хокенли, Элевайз заметила, что позади стайки встревоженных монахинь стояла Калиста.
«О дитя, я непременно должна поговорить с тобой!» — подумала Элевайз, посылая девушке мимолетную улыбку.
— Аббатиса, дорогая, ваш лоб! — причитала сестра Евфимия, одновременно пытаясь добраться до раны и ощупать ее пальцем. — Повязка такая грязная! Вы сию же минуту должны пойти со мной, и я позабочусь о вас!
— Сестра Евфимия, я благодарна вам, но…
— Аббатиса! О аббатиса, ночь, проведенная в лесу, и никакой горячей еды все это время! — сокрушалась сестра Базилия, крепко ухватившись за рукав Элевайз, как будто собираясь собственноручно потащить ее в трапезную и накормить вкусным свежим хлебом и стоявшим на огне тушеным мясом с овощами.
— Аббатиса, мне нужно поговорить с вами наедине, — тихий голос сестры Эмануэль зазвучал возле левого уха Элевайз. — Дело очень срочное…
— Пожалуйста! — не выдержала Элевайз, перекрывая всеобщий гвалт. — Сестры, благодарю вас за встречу и ваше беспокойство. Вы не можете представить, как я рада вновь оказаться среди вас! Все мы в свое время пойдем молиться и воздадим хвалу Господу за его заботу. Итак. — Она стала обращаться к монахиням по очереди: — О моей ране хорошо позаботился сэр Жосс, и боль не очень сильная. Обещаю, что приду к вам в больничный покой и приму вашу помощь, как только смогу. Сестра Базилия, и сэру Жоссу и мне пошла бы на пользу горячая пища. Не будете ли вы так любезны проводить сэра Жосса в трапезную прямо сейчас? Я присоединюсь к вам через некоторое время. Сестра Эмануэль, что за…
Но сестра Эмануэль уже бесшумно ускользнула.
Мысленно пообещав себе найти ее в первую же свободную минутку, Элевайз поймала взгляд сестры Калисты и едва заметным жестом попросила девушку следовать за ней.
С великим облегчением выбравшись из группы суетящихся, преисполненных благих намерений монахинь, аббатиса поспешила в уединение своей собственной маленькой комнаты.
* * *Когда Элевайз и Калиста оказались наедине за плотно закрытой дверью, аббатиса без всяких предисловий начала:
— Я видела твою сестру. С ней все хорошо, и она беременна.
Сестра Калиста прижала руку ко рту.
— Аббатиса, мне так стыдно! — выпалила она, не отнимая руки.
— Стыдно? — Элевайз устроилась поудобнее в своем кресле. — Почему, сестра?
— Что вы должны думать обо всем этом! — воскликнула Калиста. — Ведь Селена — моя сестра, моя плоть и кровь!
Некоторое время Элевайз размышляла.
— Калиста, мы не выбираем семью, в которой нам суждено родиться. Кем бы они ни были, какое бы место ни занимали в жизни, даже к какой вере бы они не принадлежали — поверь мне, не в наших силах повлиять на это. Тем не менее мы должны сделать собственный выбор, ведомые нашим Небесным Отцом, в надежде, что мы поступаем правильно. — Она помолчала. — Твоя сестра без какой бы то ни было ее вины, живет в обществе людей, чьи нормы очень отличаются от наших, и эти люди не обладают даром Святого Божественного света.
