Огай Мори - Месть в Годзиингахаре
Ухэй улыбнулся. Кажется, он был доволен, что рассердил невозмутимого дядю.
— Нет, я полон ненависти к Камэдзо. Ему несдобровать, если он мне попадется. Но ни ждать, ни искать больше не могу, даже думать о нем не хочу, пока он не окажется в моих руках. Свидетели мне не нужны. И для опознания никто мне не нужен, я и так его узнаю, если встречу. Возьмите с собой Бункити, я хочу остаться один.
Дело принимало серьезный оборот. Ухэй решительно встал и вышел. Куроэмон попытался его остановить, но того и след простыл. Можно ли было предположить, что он видит Ухэя в последний раз!
К вечеру вернулся Бункити. Куроэмон велел ему поискать Ухэя где-нибудь поблизости, тот иногда захаживал в заведения, где молодежь играла в го, чтобы немного развлечься или в надежде услышать что-нибудь о злодее. Бункити обошел все заведения, Ухэя нигде не было. В тот день Куроэмон до поздней ночи поджидал возвращения Ухэя.
Однажды Бункити прослышал о благодеянии божества Тамадзукури-инари. Одним оно помогало исцелить больных родителей, другим — найти пропавшего ребенка. Заручившись разрешением Куроэмона, Бункити тщательно вымылся и на следующий день отправился в храм Инари в надежде узнать у божества, где следует искать злодея и куда направил стопы Ухэй. У храма толпилось множество народу. Вокруг бесчисленных красных ворот-тории на каждом шагу были чайные и лавочки, торгующие сируко и сладким рисовым вином. Повсюду забавы, продавцы игрушек. Входившим в храм служитель протягивал чашу, говоря при этом: «На
196
подношение богам». Взамен же давал билетик с номером, в соответствии с которым паломники могли попасть к настоятелю. Бункити отдал все имевшиеся у него деньги, прождал до самой темноты, но его очередь так и не подошла. Он не ел целый день, но голода не чувствовал. Когда пробило шесть, вышел служитель и объявил:
— Тех, кто не успел сегодня попасть к настоятелю, просим пожаловать завтра.
Наутро Бункити снова отправился в храм и занял очередь в соответствии со своим номером. Там, как и накануне, было много народу, но ждать пришлось недолго. Вскоре он был препровожден в притвор и, склонившись до земли в поклоне, стал ждать появления священника-каннуси. Священник выслушал Бункити и, вручая ему амулет-такусэн, сказал:
— Первое лицо, о котором вы спрашиваете, с весны находится в цветущем городе на востоке. Второе лицо пребывает в неизвестности.
Бункити поспешил к Куроэмону.
— Процветающий город на востоке не иначе как Эдо, — заключил тот. — Неужели этот негодяй Камэдзо осмелился туда вернуться? Прослышал, видно, что мы разыскиваем его вдали от Эдо. И все-таки не верится, ведь в Эдо он может попасться на глаза и другим родственникам. Ты случаем не поднес священнику чарку? Второй-то вопрос он и вовсе замял, видно, рассчитывает на вторичное подношение.
Бункити занервничал и принялся уговаривать Куроэмона довериться прорицанию.
— Не внушает мне доверия этот бог Инари, — сказал Куроэмон. — Не думаю, чтобы злодей обретался в Эдо.
Как раз в этот момент появился хозяин ночлежки с сообщением: на имя Ямамото пришло письмо из Эдо — и подал запечатанный конверт. Куроэмон прочитал: «Господину Ямамото Ухэю, господину Куроэмону от Сакураи Сумаэмона Хэйана». Бункити не удержался и полюбопытствовал, что говорится в письме, хотя обычно строго соблюдал правила Поведения, предписанные слуге.
197
Когда они покидали Эдо, вдова покойного Санъэмона поселилась в доме своего младшего брата Сакураи Сумаэмона, который взял на себя заботы о ней. Но обременять его вдова все-таки стеснялась и потому исподволь подыскивала себе место. В конце концов она определилась на службу к придворному церемониймейстеру Одзаве Укётаю Мотоаки, на улице Огавамати у моста Манаитабаси.
Риё, старшая сестра Ухэя, проживала у тетушки Харада. В надежде узнать что-либо о злодее она прислушивалась, посещая могилу отца, к болтовне торговок веточками сикими. С этой же целью по окончании траурного срока она постоянно через месяц-два переезжала из одного места в другое в надежде узнать что-нибудь о местонахождении злодея. Сначала она поселилась в доме у дальних родственников на положении не то гостьи, не то служанки, — словом, помогала по хозяйству. Потом служила в Акасаке и в квартале Адзабу. Затем перешла в Хонго на улицу Юмитё, опять-таки к дальним родственникам, вассалам кигосю Хонда Татэваки. Переменив несколько мест, Риё с весны шестого года Тэмпо оказалась в доме Сакаи Камэносин — кигосю из Тяномидзу. Его жена приходилась дочерью Сакаи Иваномиками Тадамиги из Асакусы.
И всюду Риё, как и вдова покойного, старалась разузнать о злодее, но пока безрезультатно. Вести от Куроэмона и Ухэя приходили редко... Понятно, в какой великой тоске пребывали обе женщины.
Время шло, наступил пятый месяц шестого года Тэмпо. Однажды Сакураи Сумаэмон пошел в Асакусу помолиться богине Каннон и забрел по пути в чайную. Вдруг хлынул дождь, и в чайную, скрываясь от дождя, заскочили два человека. Они стояли под навесом, переговариваясь:
— Забыл тебе рассказать вчерашний случай, — сказал один из них. — Застал меня вчера, как сейчас, дождь на Канде. Укрылся я в каком-то кабачке, и вдруг входит парень. Смотрю: ба, да не Камэдзо ли это из дома Сакаи? Ну, думаю, неужели объявился? Окликнул: «Послушай, Камэдзо!» Тот сразу обер-
198
нулся и говорит: ошибаетесь, меня зовут Тора, и поспешил прочь, хотя дождь хлестал пуще прежнего.
— Неужели посмел объявиться? Это здоровенный такой парень? — спросил другой.
Сумаэмон поинтересовался, что за Камэдзо? Увидев перед собою самурая, оба незнакомца смутились, но все же ответили, что это слуга, который год назад натворил бед в усадьбе Сакаи, да и был таков.
— Правда, я видел его мельком, мог обознаться, может, это и вправду какой-то Тора... — сказал один из незнакомцев.
Выпытывать подробности у случайных встречных не имело смысла. Сумаэмон попрощался с ними, но про себя решил во что бы то ни стало нащупать след Камэдзо. Тогда-то он и послал Куроэмону в Осаку вышеупомянутое письмо.
Бункити отправился поблагодарить бога Тамадзукури. Куроэмон дождался его возвращения, и они снова обшарили все уголки в Осаке в надежде отыскать Ухэя. Обошли все чайные для простого люда, все портовые кабачки, но Ухэя нигде не было. Тогда Куроэмон решил оставить поиски племянника и немедленно отправиться в Эдо. Деньги все вышли, осталась лишь самая малость на крайний случай и кое-какая одежонка. Куроэмон облачился в синее хлопчатобумажное кимоно, подвязался коричневым кокурским поясом, сверху накинул повседневное хаори из темно-синей льняной ткани. Взял два меча, все пожитки уложил в дорожную суму. Были у него еще тканый серый бумажник, булава и веревка. Бункити обрядился в синее кимоно без подкладки, подвязанное кокурским же поясом; за пазуху сунул веревку и булаву.
Они расплатились с хозяином ночлежки и вечером двадцать восьмого числа шестого месяца взошли на судно, курсировавшее между Фусими и Цу. Плавание протекало благополучно, лишь тридцатого из-за волнения на море пришлось постоять в Саканосите. Одиннадцатого вечером прибыли в Синагаву.
Двенадцатого в час Тигра Куроэмон и Бункити, не переменив дорожной обуви, отправились в Асакусу к храму
199
Хэнрёдзи. Они спешили помолиться на могиле Санъэмона и нанести визит настоятелю храма.
На следующий день приходился праздник Урабон, когда полагается посещать могилы родственников. Куроэмон попросил настоятеля храма держать в секрете их появление в Эдо, но от объяснений уклонился. Вместе с Бункити они спрятались в укрытии.
Жены Харады и Сакураи на кладбище пришли, но вдовы Санъэмона и Риё почему-то не было, хотя им полагалось соблюдать обычаи самурайства. С наступлением часа Собаки Куроэмон сказал Бункити:
— Ну, пора отправляться. Теперь будем ходить, пока не сотрем ноги в кровь. — И они направились в храм Хэнрёдзи, но по пути заглянули в Асакусу к богине Каннон. У ворот Каминари Куроэмон сказал:
— Видно, в монахи он все-таки не подался. Все равно ничего путного из него не вышло бы. Но от нас ему не уйти.
Они обошли территорию храма, поклонились Каннон, мысленно поблагодарили Сакураи. У здания сокровищницы покинули пределы храма. Несмотря на духоту, улицы были полны народа, вышедшего полюбоваться фейерверком. Куроэмон и Бункити зашли в чайную, немного отдохнули и снова отправились в путь. Зеваки по-прежнему, задрав головы, глазели на потешные огни.
Когда подошел час Курицы, Бункити неожиданно дернул Куроэмона за рукав и указал взглядом на стоявшего к ним спиной высокого парня, одетого в поношенное кимоно из простой материи, подпоясанное синим полосатым поясом «хаката». Ни слова не говоря, они последовали за ним.
Стояла светлая, лунная ночь. Парень свернул на улицу Кояма и пошел по улице Сио. Пересек Хонтё и далее, по набережной Кокутё, через мост Рюканбаси проследовал на Камакурагаси. Прохожие попадались редко. Куроэмон обмотал лицо полотенцем и изображал пьяного, Бункити делал вид, что провожает его. Они тем не менее неотступно следовали за парнем.
