Огай Мори - Месть в Годзиингахаре

Содержание

Месть в Годзиингахаре

КОММЕНТАРИИ

Месть в Годзиингахаре

Возле самого Эдоского замка, слева от ворот Отэмон, находится главная усадьба Сакаи Утаноками Тадамицу, хозяина замка Химэдзи, что в провинции Харима уезда Сикито-гори. Обычно в ее казначейской палате по ночам несли вахту два самурая. Двадцать шестого числа двенадцатого месяца четвертого года Тэмпо дежурил старший казначей Ямамото Санъэмон пятидесяти пяти лет. Один он оказался потому, что младший казначей, которому полагалось находиться при нем, захворал.

Шел час Зайца, старик сидел у массивного светильника, увенчанного большим бумажным абажуром. На фитиле образовался изрядный нагар. Правда, помимо желтого языка пламени комнату освещали проникавшие через окно первые блики зари. Спальные принадлежности лежали нетронутыми в плетеной корзине.

Неожиданно за бумажной перегородкой мелькнула тень.

— Кто там?

— Слуга из другого дома. Прошу прощения, вам срочная депеша от родных.

Санъэмон раздвинул перегородку и увидел молодого парня лет двадцати. Имя посыльного ничего ему не говорило, лицо же как будто было знакомо.

Санъэмон присел у светильника, соскреб нагар с фитиля, достал из-за пазухи нагрудный мешочек и вынул из него очки. Распечатав конверт, он крайне удивился: в нем оказался чистый лист бумаги. И в то же мгновение он ощутил сильный удар по голове. На белую бумагу хлынула струя алой крови. Пока он пытался на ощупь найти меч, последовал второй удар. Старик поднял в защитном жесте правую руку, и она тут же

182

была отрублена по самое плечо. Но ему все же удалось подняться и левой рукой вцепиться злоумышленнику в грудь. Тот струсил, бросил меч и юркнул на галерею. Санъэмон бросился было вдогонку, но разве тяжело раненному старику догнать молодого парня! Того и след простыл. Превозмогая мучительную боль, Санъэмон добрался до казначейской палаты. Проверил сундук.

Замок был на месте. Старик сразу успокоился, обмяк и, ухватившись за плетеную корзину, упал на нее ничком. Глубокий протяжный стон огласил покои.

На стон прибежал дежурный помощник чиновника Государственного надзора, за ним сам чиновник и, наконец, главный чиновник Государственного надзора. Явился и старший хранитель казны. Сразу же послали за лекарем и отправили нарочного на Какигаратё, к жене и сыну Санъэмона. Санъэмон был пока еще в сознании и смог вразумительно ответить на вопросы должностных лиц. Кровная месть? Никаких событий, которые могли бы ее навлечь, он не припоминал. Имя человека, назвавшегося посыльным, якобы явившимся с депешей от родных, а на самом деле с чистым листком бумаги, ему не известно, лицо же как будто знакомо. Видимо, зарился на деньги. Санъэмон просил позаботиться о его семье, передать сыну наказ отомстить злодею и несколько раз повторил:

— Жаль, жаль.

На месте происшествия нашли меч. Было установлено, что он похищен из служебного помещения, где два или три дня назад его оставил некий Госэ.

Затем допросили привратника. Тот сообщил, что около шести часов утра в служебных воротах появился незнакомец, назвавшийся Камэдзо и заявивший, что ему необходимо передать депешу.

Как выяснилось позже, этот парень лет двадцати от роду, служил в районе Канда, где его хозяин, Фуцзия Дзисабуро, держал посредническую контору по найму. Попал же он туда от Вакасая Камэкити, который уступил его нынешнему хозя-

183

ину за долги. В комнате Камэдзо обнаружили конверты, адресованные помимо Санъэмона еще четверым служащим казначейской палаты. В каждом конверте лежало по листу чистой бумаги. Видимо, охотясь за деньгами, Камэдзо замышлял убийство кого-либо из хранителей казны.

Из-за неурожая в Оу и в других провинциях в Эдо была страшная дороговизна. Цены на рис росли с каждым днем, теперь, в четвертом году Тэмпо, за сто монов давали всего пять го и пять сяку. Появилось много мошенников.

Подоспевший лекарь оказал Санъэмону помощь, какая еще была возможна. Тем временем прибыли жена и сын Санъэмона — Ухэй, а также другие родственники. Ухэю шел девятнадцатый год. Его двадцатидвухлетняя сестра Риё служила в доме Хосокава Нагатоноками Окитакэ, откуда и была вызвана. Жена Санъэмона приходилась Риё и Ухэю мачехой. Еще у Санъэмона имелась младшая сестра, она была замужем за неким Харадой — вассалом князя Отасавары Бинго-но ками Садаёси, владевшего замком Кокура Синдэн. Сестра не успела прибыть в усадьбу Сакаи, так как в это время находилась в доме Огасавары на улице Хигакубо в Адзабу.

Лекарь запретил утомлять Санъэмона разговорами, но тот все же повторил свой рассказ жене и сыну.

Жилище Санъэмона было малоподходящим для выхаживания тяжелобольного, поэтому решили везти его на Хама-тё, в усадьбу дальних родственников. Там двадцать седьмого числа в час Тигра Санъэмон и скончался.

К концу часа Курицы прибыли следователи из главной усадьбы. Они допросили жену Санъэмона, его сына Ухэя и дочь Риё в составили заключение, гласившее: «Лишившись правой руки, Санъэмон тем не менее преследовал злоумышленника до центральных ворот. Проявил высокое чувство ответственности, заслуживает похорон в соответствии со своим чином».

Меч, обнаруженный на месте преступления, опознал его бывший владелец, некий Госэ. Останки Санъэмона похоронили двадцать восьмого числа в Хэнрюдзи — на фамильном

184

кладбище семьи Ямамото, вблизи храма Асакуса. Все личные вещи Санъэмона передали Ухэю. Риё по ее настоятельной просьбе достался малый меч «вакидзаси». Ухэй к ее просьбе отнесся сочувственно, отчего заплаканные глаза сестры на мгновение осветились радостью.

Если самурай погибает насильственной смертью, сын обязан за него отомстить. К тому же Санъэмон оставил сыну и соответствующий словесный наказ. Родственники не раз собирались вместе, чтобы обсудить, как им должно поступить в сложившейся ситуации, и решили направить главе Государственного надзора прошение о дозволении кровной мести.

Ухэй, хрупкий юноша, считал своим долгом немедленно приступить к выполнению завещания отца. Маленькая, невзрачная Риё по большей части молчала, она попросила лишь, чтобы ее включили в список мстителей. Вдова из-за постоянной головной боли на семейных советах почти не появлялась, а если и появлялась, то только отвлекала от дела: «Ах, удастся ли отомстить? Ах, за что нам такое горе?» Ее успокаивал младший брат Сакураи Сумаэмон и супруги Харада.

Особенно настойчиво заявлял о своем праве на месть один из родственников. Жил он в провинции Химэдзи, но, едва узнав о смерти Санъэмона, немедленно явился в Эдо. Речь идет о родном брате покойного, девятью годами его моложе, Ямамото Куроэмоне, сорока пяти лет от роду, служившем в Химэдзи у Хонды Икири. Узнав о гибели старшего брата, он обратился к своему господину: так, мол, и так, разрешите передать обязанности сыну Куре, сам же я должен отправиться на подмогу племяннику и племяннице.

Хонда Икири — потомок того самого Икири, которому покровительствовал еще сам Токугава Иэясу. Он умел чтить самурайский кодекс, поэтому к просьбе Куроэмона отнесся с полным пониманием. Прошение о дозволении мести только что подано и пока еще ответ на него не получен, а Икири вручил Куроэмону заказной меч и денежное пособие в двадцать рё. Двадцать третьего числа первого месяца он выехал из Химэдзи.

185

Пятого февраля Куроэмон прибыл в Эдо и явился к Ухэю в усадьбу на Какигаратё. Ухэй и его сестра Риё, отпросившаяся у хозяев на время домой, очень обрадовались. Появление дядюшки придало им силы.

— Разрешение получено? — спросил Куроэмон.

— Нет. Чиновник, к которому я обращался, сказал, что, возможно, разрешение будет дано только по истечении срока траура.

Куроэмон нахмурился, подумал и сказал:

— Большое колесо вращается медленно. — Потом осведомился, готовы ли они к походу.

Ухэй ответил, что сначала надо получить разрешение. Дядюшка снова нахмурился. На этот раз он думал долго. Поговорили о всяких пустяках, и лишь потом ненароком заметил:

— Собираться надо заранее.

Шестого числа Куроэмон посетил могилу брата. Седьмого сходил к родственникам на Хаматё — поблагодарил за заботу о последних днях брата. С северо-запада подул холодный ветер. Пока он там находился, в районе Канды вспыхнул пожар — тот самый, что вошел в историю как «пожар года Лошади». Здесь помощь Куроэмона не требовалась, и он поспешил к дому покойного брата. Он распорядился вынести все вещи из помещения на улицу. И не зря: к концу часа Обезьяны огонь достиг-таки дома, и он сгорел дотла.

Когда начался пожар, Риё поспешила на помощь своим господам, но улица Тосимати уже была охвачена огнем. Собралась толпа, и пострадавшие и зеваки были в полной растерянности.

— Барышня, остановитесь, сюда ходить опасно! — послышалось сразу несколько голосов.