Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий
Эти здания Яна не интересовали, и он скомандовал дружкам топать дальше. Очередные три шахты выходили на улицы и площади рядом с какими-то соборами и церквями. Зато следующая, идти до которой пришлось четверть часа, привела налетчиков в занятный подвал.
Приподняв люк, Бобовник зажмурился от яркого света – рядом с люком на полу стояла большая керосиновая лампа. А за ней происходила какая-то суета.
Ян опустил крышку, оставив маленькую щель, и принялся наблюдать. Несколько мужиков в черных халатах таскали ящики, коробки и целые стенды. Слева доносился строгий женский голос, указывающий, что и куда размещать.
«Музейный запасник! – осенило Бобовника. – Подвал, где хранятся ценные экспонаты!»
Сердце его застучало так, что в глазах потемнело, пальцы едва удержали за железные скобы внезапно потяжелевшее тело.
Поглядев на суету еще с минуту, он плавно установил люк на место и спустился вниз к товарищам.
– Все, архаровцы, считайте, что по сто кусков у вас в кармане, – обнял он корешей и поспешил обратно к выходу из кремлевского коллектора.
Цель давней задумки оказалась так близко, что он назначил вылазку на следующую же ночь. Однако ровно через сутки компанию ждало ужасное разочарование. Более того, они едва не напоролись на засаду, устроенную легавыми прямо под землей.
Началось все с того, что троица прибыла пешком в центр столицы и внезапно обнаружила на углу Неглинной и Театрального проезда парочку милиционеров, куривших неподалеку от крышки канализационного люка.
«Ладно, хрен с вами», – подумал Бобовник и направился в соседний квартал – к Пушечной улице. Но и два тамошних люка охранялись нарядами. Это насторожило, однако менять планы главарь ни за что не хотел.
Под землю они спустились еще дальше от Кремля – во дворе между Неглинной и Рождественкой. Там, к счастью, никто не околачивался. Включив единственный фонарик, троица двинулась по тесному коллектору на юг…
Дважды по пути к ближайшей решетке Бобовник цыкал на корешей, проклинавших несусветную вонь. И это их спасло. Когда малочисленная банда приблизилась к плавному повороту, Бобовник вдруг заметил на стене отблески света. Мгновенно потушив фонарь, он остановился и, шепотом приказав подельникам ждать, потихоньку двинулся вперед один…
«Так и есть!» – обомлел он, увидев вдали горящую керосиновую лампу и фигуры сидевших у решетки легавых.
* * *Екатерину Лоскутову Ян приметил в отряде сразу. Правда, впервые заговорить с ней решился только на четвертый день, когда немного попривык к жизни в новых условиях.
Не заметить такую барышню было сложно. Стройная, симпатичная, улыбчивая, с чистой белой кожей. К тому же она была землячкой – родом из Москвы. А уж когда Бобовнику стало известно, что Екатерина окончила разведшколу, имеет звание «лейтенант» и состоит при штабе отряда на должности шифровальщика, то и вовсе взглянул на нее как на родную.
В конце концов Ян не выдержал и обратился к ней, пошутив по поводу переменчивой крымской весны. Девушка удивленно посмотрела на него и прошла мимо. Ее суровый взгляд красноречиво сказал ему: «Ты приехал сюда наслаждаться погодой?»
Через неделю молодой человек понял, что безнадежно влюбился, и решил зайти с другого боку. Повстречав Екатерину в следующий раз, он с серьезным выражением лица предложил ей свою помощь в работе, объяснив, что имеет специальность связиста и тоже изучал шифрование. Но она опять не проявила к нему интереса, коротко ответив, что эти вопросы решают командир и начальник штаба отряда. Более того, она не преминула в тот же день доложить начальству о странных разговорах и предложениях новичка.
Покумекав между собой, Гаврилов со Студеным сошлись на том, что активность Бобовника связана с привлекательной внешностью девушки. Многие мужчины в отряде заглядывались на Екатерину, пытались ухаживать, предлагали помощь. Однако на всякий случай решили перестраховаться и в один из дней отправили младшего лейтенанта Бобовника в разведку.
Небольшие разведгруппы числом в пять-шесть бойцов покидали пределы лагеря и уходили вниз по склонам едва ли не каждый день. Они служили ушами и глазами партизанского отряда, ибо разбросанные вокруг лагеря сменные посты могли предупредить о близкой опасности, но обстановкой в предгорье не владели.
Группа вышла в рейд ранним утром, а вернулась в предвечерних сумерках. Все были измотаны, но довольны: рейд прошел гладко, без стычек с противником. Потерь не было, зато удалось собрать сведения о румынском пехотном батальоне, расквартированном в селе Кутлак.
Около получаса командир группы разведчиков колдовал над картой в штабной землянке, старательно обрисовывая начальству обстановку в селе и под южными склонами. А в завершение доклада дал характеристику новичку:
– Не знаю, какой из него связист, но разведчик и пехотинец он слабоватый. На спуске прихрамывал: видать, ногу натер; на подъеме задыхался. Но не скулил, не жаловался – терпел. Вел себя спокойно. Вперед не лез и не отставал. Приказы выполнял исправно.
Как бы то ни было, такая характеристика пришлась Гаврилову и Студеному по нраву. Для пущей проверки Бобовника отправляли в разведку еще дважды – теперь на северные склоны. После чего все сомнения по его персоне были сняты. Он окончательно влился в боевой коллектив, и даже Катя Лоскутова начала при встрече с ним здороваться. Правда, этим их шапочное знакомство и ограничивалось, что безмерно расстроило молодого лейтенанта.
Как-то на утренней зорьке Анатолий Акимович Студеный отправился вниз для встречи с доверенным человеком. В группу сопровождения включили и Бобовника. Его все чаще привлекали к вылазкам из лагеря, так как учитель Григорович и сам прекрасно справлялся со связным оборудованием.
В лагере ждали возвращения группы к шести часам вечера, однако она не появилась ни в шесть, ни в семь. Народ начал волноваться. В сумерках Гаврилов и несколько бойцов вышли по тропе навстречу…
Два дрожащих желтых огонька Гаврилов заметил в пятистах метрах от лагеря. Это были фонари возвращавшихся разведчиков. Группа тяжело поднималась в гору, транспортируя на самодельных носилках Анатолия Студеного.
– Что стряслось?! – кинулся к старому товарищу Гаврилов. – Ты ранен?!
– Сердце прихватило, товарищ командир, – ответил за начштаба командир группы. – Еще внизу. Только успел вернуться с Бахчи, присел на поляне покурить, и на тебе: побледнел, схватился за грудь и повалился. Вот, почитай, десять верст тащим…
Свежие бойцы сменили уставших разведчиков и постарались побыстрее доставить Студеного в лагерь – в землянку, где хозяйничал военный врач.
* * *Прекрасный и смелый план, который Бобовник вынашивал весь последний год и который потихоньку начал претворяться в жизнь, внезапно затрещал по швам.
«Что за чертовщина?! Как так получилось?! Где мы напортачили и выдали мусорам свои намерения?!» – негодовал он, возвращаясь по зловонному каменному тоннелю в район Неглинной.
То, что компания выследила и убила трех сотрудников водно-канализационного хозяйства, его не беспокоило. Мало ли в лихие послевоенные месяцы в Москве случалось убийств! Кого только не прибирали[284] блатари в кривых столичных переулках и на темных окраинах: и бывших вояк, и зазевавшуюся интеллигенцию, и простых подпитых работяг.
«Ключи! – вдруг понял он, устанавливая на место тяжелую крышку люка. – Конечно, ключи! Как же я сразу не догадался? Ведь мелькнула же в моей голове здравая мыслишка – забрать из диспетчерской Центрального узла все ключи, а не только от первого коллектора! Черт…»
Оказавшись на свежем воздухе, кореша огляделись по сторонам, юркнули под козырек ближайшего подъезда и закурили. С минуту они отплевывались и хлопали по одежде, всячески пытаясь отделаться от дурного запаха. Потом Муся с Жекой принялись шепотом обсуждать путешествие по канализации. Главарь же быстро выкурил одну папиросу, тут же прикурил другую. Эта привычка – много и часто курить – осталась у него с Крыма. Одному богу известно, сколько он оставил там своих нервишек…
