Эллис Питерс - Воробей под святой кровлей
В последовавшем за этими словами продолжительном молчании Раннильт с благоговейным страхом поглядывала на хозяйку. Она чувствовала себя виноватой, что нечаянно влезла без спросу куда не следует.
— А теперь ты гадаешь, что было в этом свертке и куда он исчез раньше, чем мы зажгли свечи? Исчез вместе с моим плащом! — Строгие глаза, на дне которых пряталась затаенная улыбка, немигающим взглядом следили за виноватым личиком Раннильт. — Почему бы тебе не гадать? Это же так естественно!
— Вы на меня сердитесь? — набравшись храбрости, шепотом спросила Раннильт.
— Нет! Почему я должна сердиться? Я замечала и верю, что временами ты мне сочувствовала, как женщина женщине. Скажи, ведь это так, Раннильт?
— Сегодня утром… — совсем оробев, пролепетала Раннильт. — Да как же тут было не посочувствовать?
— Знаю. Ты видела, как меня тут унижают. — Сюзанна старалась говорить помягче, поспокойнее, как взрослая женщина с девочкой, но с девочкой, чьим мнением она дорожила. — Как меня всю жизнь унижали! Матушка моя умерла, бабушка совсем одряхлела, и я была нужна им, пока брат не женился. А когда женился, то не прошло и дня, как я стала ненужной! Столько лет зря потрачено! И вот я брошена — безмужняя, бездетная, оставшаяся не у дел.
Снова наступило молчание. У Раннильт сердце разрывалось от жалости и возмущения, но язык точно прирос к гортани. Забрезжил дрожащий проблеск рассвета, и потянуло утренним холодком.
— Раннильт! — серьезно и задумчиво обратилась к девушке Сюзанна. — Умеешь ли ты хранить секреты?
— Ваш секрет я обязательно сохраню! — шепотом откликнулась Раннильт.
— Поклянись, что никогда никому не обмолвишься ни словом, и я расскажу тебе то, чего никто не знает.
Едва дыша, Раннильт торжественно поклялась, польщенная и согретая таким великим доверием.
— Скажи, ты поможешь мне осуществить то, что я задумала? Я была бы рада, если ты мне поможешь… Твоя помощь мне очень нужна!
— Я сделаю для вас все, что только в моих силах!
Никто никогда не оказывал ей такого доверия и не обращался к ней с просьбами, никто никогда не смотрел на нее иначе, как на слабое и зависимое существо. Не удивительно, что сейчас она откликнулась всем сердцем.
— Я верю и надеюсь на тебя, — сказала Сюзанна, подавшись всем телом к Раннильт, так что лицо ее оказалось на свету. — Свой сверток и плащ я прибрала перед тем, как принести свечу, они спрятаны у меня в спальне. Если бы не смерть бабушки, я собиралась этой ночью навсегда уйти отсюда, покинуть дом, где я никогда не видела справедливости, и покинуть этот город, где для меня нет достойного места. Нынче ночью мне сам Бог помешал. Но завтра… Завтра в ночь я уйду! Если ты согласишься помочь, то я смогу забрать побольше своих убогих пожитков, чем могла бы унести сама, так как первую, короткую часть пути должна буду проделать одна. Придвинься ко мне поближе, дитя мое, и я скажу тебе… — Голос ее сделался совсем тихим и неясным, и она выдохнула свой секрет в самое ухо Раннильт. — За мостом, в конюшне моего отца, под Франквиллем меня ждет кто-то, кто меня по-настоящему ценит…
Глава одиннадцатая
Пятница, с утра до вечера
Когда на следующее утро Сюзанна вышла к завтраку, семья уже собралась за столом, у всех был подавленный вид. Она демонстративно отстегнула от пояса тонкую цепочку, на которой у нее висели ключи, и положила связку перед Марджери.
— Теперь они ваши, сестрица, как вы и желали. С сегодняшнего дня вы заведуете хозяйством, и я не буду вмешиваться.
Она была бледна, под глазами после бессонной ночи были мешки, но и остальные выглядели не лучше. Сегодня всем захочется пораньше лечь спать, и они разойдутся по спальням, как только стемнеет, чтобы хорошенько отоспаться.
— С утра я обойду с вами кухню и кладовую и покажу все, что там есть. Мы вместе переберем белье и все, что я должна вам передать. Желаю удачи! — закончила Сюзанна.
Марджери пришла в полное замешательство от такого великодушия и старалась задобрить золовку во время совместного обхода, который заставила совершить Сюзанна.
— Ну а теперь, — бодро сказала Сюзанна, стряхнув со своих плеч бремя обязанностей, — мне надо сходить за Мартином Белкотом, чтобы заказать гроб, а отец навестит священника из церкви Святой Девы Марии. После этого прошу меня извинить. Мне хотелось бы немного поспать, поспать нужно и этой девушке: мы с ней обе не смыкали глаз всю ночь.
— Я вполне справлюсь одна, — ответила Марджери, — и постараюсь не шуметь около вашей спальни. Если можно, я хочу прямо сейчас достать все, что понадобится для обеда, тогда вам ничего не будет мешать.
Она разрывалась между чувством унижения и ликующего торжества. Покойник в доме — не большая радость, но мрачное настроение пройдет через несколько дней, и тогда уже ей никто не будет мешать делать все по-своему. Отныне она свободна от бдительного ока старухи, которая за всем надзирала и, как ни старайся, пренебрежительно осуждала все, что она делала; свободна от старой девы, которая, надо надеяться, отстранится от участия в домашних делах, а муж укрощен и во всем будет плясать под ее дудку!
Первые послеполуденные часы брат Кадфаэль провел у себя в сарайчике и, приведя все в порядок, отправился взглянуть, как идет работа в полях Гайи. Погода по-прежнему держалась солнечная и теплая, и вся ребятня, городская и форгейтская, с рождения живущая у воды и выучившаяся плавать чуть ли не с пеленок, резвилась на мелководье; некоторые крепыши отваживались даже переплывать через Северн в тех местах, где было медленное течение. Весенний паводок кончился, и река текла спокойно, но эти мальчишки знали ее коварство и не очень-то ей доверяли.
Обуреваемый тревожными мыслями, которые не давали ему покоя после потрясений минувшей ночи, Кадфаэль пересек цветущий фруктовый сад и, спустившись к реке, пошел вдоль берега по течению; вскоре он очутился напротив того места на другом берегу, где раскинулись сады горожан, заканчивавшиеся у стен замка. На полпути от вершины по склону тянулась каменная стена, окружавшая город, кое-где обрушенная по верхнему краю во время осады, которую два года тому назад пережил город. С того места, где остановился Кадфаэль, видны были две узкие сквозные арки, которые в случае опасности легко можно было заделать. Один из проходов должен был находиться на земле Аурифаберов, но Кадфаэль не мог решить, который из двух. Под городской стеной ярко зеленела молодая трава, деревья были одеты бледно-зеленой весенней листвой и белой кипенью цветения. Над водой склонялись гибкие ветки ольхи, унизанные розовыми сережками. Серебристые почки ив уже распушились золотыми цветками. Несчастный молодой человек, над которым в такую чудную пору, когда все дышит надеждой, нависла угроза виселицы! И несчастный дом, на который обрушивается удар за ударом, неся его обитателям несчастья и смерть.
Мальчишки из Форгейта издавна враждовали с городскими, иногда эта вражда переходила в боевые стычки, в которых отражалось ревнивое соперничество их отцов. Ребяческие игры на воде иногда заканчивались потасовками, которые, однако, редко переходили в опасные драки, а если какой-нибудь забияка слишком входил в азарт, то рядом всегда находился другой, более рассудительный мальчик, который отбивал своего приятеля и растаскивал драчунов. Сейчас на противоположном берегу на глазах у Кадфаэля тоже завязалась рукопашная. Какой-то пострел из Форгейта, переплыв реку, затесался в группку городских мальчишек и неожиданно окунул одного из них с головой в воду. Всполошившись, мальчишки всей оравой ринулись за ним и довольно долго преследовали, пока он уплывал вниз по течению; наконец озорник выскочил из воды и, бросившись наутек, хотел выбраться на берег, но впопыхах не удержался на ногах и плюхнулся животом в мелкую воду; он забарахтался, хватаясь руками за дно и поднимая тучи брызг, наконец ему удалось уцепиться за что-то и выкарабкаться. Очутившись на зеленой лужайке, где он определенно не имел права находиться, он стал кривляться и кричать, дразня своих врагов, но те, бросив преследование, повернули назад.
Кадфаэлю показалось, что, барахтаясь под кустами, парнишка что-то выловил со дна. Вот он присел на траву, вытер выловленную вещь и с любопытством начал ее внимательно разглядывать. Пока он увлеченно занимался своей находкой, из сада наверху показался другой голый мальчишка, немного старше первого шалуна; кинув рубашку на траву, он направился к реке. Заметив на берегу непрошеного гостя, он остановился, разглядывая чужака.
Расстояние было не слишком велико, и Кадфаэль узнал пришельца, а узнав его, понял, в чей двор вела калитка. Рослый и миловидный тринадцатилетний парнишка был не кто иной, как Гриффин, дурачок из лавки Болдуина Печа, которого, как видно, отпустили на часок поиграть, и он через калитку выбежал к реке, чтобы поплавать, как все другие мальчики.
