Николай Свечин - Выстрел на Большой Морской
— Ну, это же чужих, — спокойно ответил Лыков. — А я хоть одним боком, да свой. Вот, смотри. Большой Сохатый дал мне рекомендательное письмо — у них это называется «рапорт» — к некоему Верлиоке, своему московскому приятелю. Знаешь такого?
— Четвёртый год пытаюсь его арестовать. Настоящее имя — Никифор Ногтёв. Главарь банды забирох.
— Забирох?
— Ну, грабителей. У вас в Питере их называют дергачами.
— Понятно. Где мне его найти?
— В «Каторге» и Сухом овраге Верлиока, по моим сведениям, не бывает. Его вотчина Лубянка, а место проживания — «Шиповская крепость». Это такой огромный дом возле Политехнического музея, вот здесь. Построен сорок лет назад богачом и свитским генералом как доходный. Шипов полицию не жаловал и приказал своим конторщикам селить всех подряд, не спрашивая документов. Ну, те и заселили… Сейчас в домовладении живут несколько сот преступников!
— Что, даже сегодня с ними ничего нельзя сделать?
— Старая полиция боялась генерала как огня. Со своими связями при дворе Шипов мог сместить любого обер-полицмейстера. Десять лет уже, как он помер, а «Шиповская крепость» нам по-прежнему не сдаётся. И дело не в паспортах или полицейском надзоре. Внутри всё отлажено так, что обывателю туда и въехать страшно; а снаружи кто-то влиятельный прикрывает их в Городской Думе. Но я их всё равно дожму! Дай мне ещё годика три, и выкурю всю эту нечисть…
Дело в том, что шиповцы сидят на золотой жиле. Весь прилегающий район занят Толкучим рынком. Огромное пространство в три площади: Лубянская, Старая и Новая — заселили различные виды торговцев. Большинство из них так или иначе связаны с ворами и грабителями. По ночам все лавки на площадях открыты — в них скупают краденое. Жулики со всего города несут добычу сюда. Что купили, тут же перемещают в лабазы: вот они, вдоль стены Китай-города. Лабазы охраняются свирепыми кавказскими овчарками. Внутри — подпольные перешивочные мастерские, работающие с вечера до утра. С началом торговли перекроенные вещи уже продаются на Толкучке, и хозяева их никогда не опознают. Весь этот промысел с громадными оборотами и обслуживают громилы из Шиповки. У них имеется свой излюбленный трактир на Солянке, близ Яузы. Несмотря на близость Хитровки, он — шиповский. Называется Поляков, по фамилии прежнего владельца, и ни в чём не уступает «Каторге» Афанасьева.
— Там мне искать Верлиоку?
— Там. Мы изредка в него наведываемся. Однажды обнаружили на чердаке труп свежезадушенного купца, в другой раз нашли чьи-то отрубленные ноги… Жуткое местечко. За час до полуночи парадную дверь закрывают, а чёрный ход открыт до утра. Что творится внутри в эти часы, можно только догадываться. Уже много лет там не было не то, что сыщиков, а даже простых обывателей — только уголовные.
— Понятно. Обычный «пчельник». Валяй свою экскурсию дальше, чичерон.
— А дальше у нас Сретенка с Грачёвкой (правильно — Драчёвкой). Тоже огромный преступный район, больше, чем Хитровка с Лубянкой, вместе взятые. Столицей является трактир «Ад» на углу Трубной улицы и Колокольного переулка. Это третье самое страшное в Москве место, после «Каторги» и Полякова трактира; возможно, и самое ужасное во всём городе. В закрытой половине «Ада», именуемой «Треисподня», обитает уголовный король Москвы Анчутка Беспятый. Посторонним, как ты, туда входа нету. Анчутка правит, конечно, не всей Первопрестольной: окраины ему не подчиняются, Хитровка тоже. Но всё остальное он подмял. Вооружённая сила Беспятого, отряды головорезов и забирох, квартируют в «Арбузовской крепости». Это ещё один огромный дом, под нумером 9 по Большому Колосову переулку. Занимает половину квартала, выходит и в Малый Колосов, и на Цветной бульвар. Представляет собою один гигантский уголовный притон. Соответственно и вся местность вокруг такая, что по ночам лучше не ходить — ограбят, а то и убьют. Тут же цвет проституции. В Пильниковом, Мясном, Сумниковом, Сергиевском переулках — более 150 публичных домов! Но особенно дурная слава у Соболева переулка. Он весь заставлен «полтинничными» борделями, в которых посетителей спаивают дурманом, а потом раздевают и выбрасывают на улицу. А есть бордели, где обслужат за тридцать копеек и даже за гривенник — с соответствующими гигиеническими условиями… Конечно, у всех московских этурди[88] их содержатели — «коты» — не прочь залезть клиенту в карман. Но в Грачёвке «котами» являются не воры, а громилы высокого ранга, которые даже по улице днём не ходят, потому, как давно в розыске. Эти люди стараются вообще не покидать свой квартал, поэтому для их обслуживания тут создано всё необходимое: кабаки, бани, игорные дома; обывателей туда не пускают.
— Угу. Грачёвку со Сретенкой оставляю на ужо. Где ещё могут укрыться Рупейто с Мишкой?
— Есть ещё Волчья долина, но её я уже почти разорил. Это местность вокруг бань купца Горячева на Москва-реке. Пятьдесят лет тут было самое лютое в городе место: сплошь притоны да уголовные трактиры. Но поставили поблизости Храм Христа Спасителя и выгнали всю эту сволочь. Кое-кто ещё остался в Зачатьевских переулках, но там у меня агентура, я выясню.
Более закрыта так называемая Котяшкина деревня. Это значительный квартал между Миюзской площадью, Оружейной улицей, Долгоруковской и 4-й Тверской-Ямской. Зверинец не хуже Хитровки! Самые дешёвые по Москве проститутки и самые злые «коты». Здесь даже днём могут раздеть. А по весне в прудах вокруг Екатерининской площади завсегда находим до полудюжины утопленников! Народ в Котяшкиной деревне проживает какой-то особенно дурной, будто их там калибруют…
Следующее уголовное место — Проточный переулок неподалёку от Смоленской площади. В городе преступный элемент заправляет на четырёх рынках. Толкучий, Хитровку и Сухарёвку все знают, а имеется ещё и Смоленский рынок. Он даже хитрованцам даст фору. Там всё краденое! Обслуживают его три банды громил; каждая проживает в своём доме. Вот в Проточном все эти дома и стоят: Арженова, Зимина и Волкова. Самый страшный из них — первый, знаменитая «Арженовская крепость», но и остальные хороши… Что в них делается, точных сведений нет — там большие конспираторы. Твой кирасир может прожить здесь целый год, и мы об том не узнаем…
— Ставлю в список вместе с Котяшкиной деревней. Что ещё осталось?
— Да много ещё чего осталось. В черте города, правда, мы уже всё перебрали. Но есть окраины и местности, недавно включённые в городскую черту; там полицейский надзор почти отсутствует. Преступный элемент это видит, и потому любит селиться именно здесь. Достаточно бандиту, объявленному в розыск, перебраться на другой берег ручья или переехать в новый дом за двести саженей от прежнего, и всё. Он уже под другой юрисдикцией. Частный пристав считает, что это до него уже не относится, и в лучшем случае начеркает отношение к уездному исправнику. А тот потеряет бумагу… Головорез же проживает себе, как ни в чём не бывало, десятилетиями, делает налёты на город — и опять в свою слободу. Малина! Слободы эти, как язвы, окружили Москву со всех сторон, и много зла поселено в них…
Начнём хоть бы с Дорогомиловских казарм. Это местность между кладбищем и Трёхгорным пивоваренным заводом, напротив лесной дачи Студенец; там всегда было опасно. Четыре неухоженных здания. Живут в них крючники, рабочие — и «золотая рота»: воры, забирохи, беглые каторжники. Чужого человека видно сразу. У них сложилась своя община, никому не подчиняющаяся. Полная хамократия! Анчутка Беспятый попробовал их покорить, подослал целый отряд, так его потопили в Москва-реке! Самые же лихие скрываются под землёй, в огромных Дорогомиловских каменоломнях — туда полиции совсем ходу нет.
Далее, ежели по часовой стрелке, идут ипподром и Ходынка. Весьма угрюмый край! Близость бегов с их мошенническими проделками притягивает всякий сброд. Вокруг Тверской заставы и до Петровского парка — сплошные «малины». Тут проживают служащие Смоленской железной дороги, но вперемешку с жуликами. В Петербургской слободке официально нет ни одного трактира, а лишь четыре чайные — так дешевле патент; но чайные эти хуже любого сельского кабака. Возле самой Тверской заставы процветает трактир Осипова, главный местный притон. Подле него — меблированные комнаты «Москва», в которых небезопасно в любое время суток. Народ на окраине исключительно дрянной. Самые невинные из них — это гулеваны, так у нас в Москве прозывают хулиганов-горчишников; но имеется публика и пострашнее.
Ещё хуже дела за Крестовской заставой. Трактир «Андрианополь», бывший «Чепуха», особо славится среди воров. Хозяин этого почтенного заведения крестьянин Иван Ильин просто плевал на полицию!
— Полиция, поди, не без пользы дозволяет на себя плевать?
— Уж само собой, только за порядочную мзду… Хорош и трактир Баженова на углу Тверской и Камер-Коллежского вала. Там кормятся обитатели «Никифоровской крепости», здешнего очага зла — «красные», проститутки и даже беглые убийцы. В Бутырках гремят трактир Шапошникова и портерная Родицева — главные места сбыта краденого.
