А. Веста - Звезда волхвов

   – Подари мне еще одну ночь. Пусть она будет последней.

   – Нет, Флора, этого не будет.

   – Погоди, останься. Я все расскажу тебе, и, может быть, ты простишь меня.

   – Не унижайся и не торгуйся... – попросил Севергин.

   – Прощай, мой Яхонт-Князь, – она в последний раз коснулась его губ. – Постой, я сниму с тебя это! – чуть касаясь его шеи, она развязала узел гароты.

   Сжимая в ладонях колючую рабскую перевязь, он остался стоять на ночном шоссе, глядя, как гаснут вдали рубиновые искры.

   Глава 28    

Качели Клио

   Закон самодержавия таков:

   Чем царь добрей, тем больше льется крови.

    Севергин впервые оказался в съемочном павильоне киностудии. Наблюдая, из какого сора растут цветы высокого искусства, Егор только крякал от удивления. В перерывах между съемками он с крестьянской практичностью ощупал бревна «Пустозерского острога», заглянул в слюдяное оконце, потрогал медный урыльник в углу темницы. Над мрачным казематом розовым миражом реяла мечта о Каннах, и Версинецкий гневными воплями и жаркими заклинаньями подгонял запаленную группу к желанному финишу.

   Дубль за дублем мятежный протопоп Аввакум клеймил впавших в прелесть иконописцев:

   – Слуги Сатанины, блядивые дети! От лютеров научаемы, кощуны окаянные в церквах творят! А все Никон, вонючий пес! Он, он, собака, повелел Пречистую вапой мазать!

   И поделом суд свершил грешный аз! Все иконы фряжского письма разбил да об головы изломал...

   – Стоп камера. Снято! Перерыв на полчаса, – протрубил Версинецкий.

   Нервно чиркая зажигалкой и приволакивая ноги в тяжелых лаптях, актер, играющий Аввакума, прошаркал к выходу из павильона.

   Завидев следователя, Версинецкий заметно встревожился.

   – Здрасьте, здрасьте... Чем обязаны?

   – Да вот, решил приобщиться к высокому искусству.

   – Не поздновато ли?

   – Самое время, и в настоящий момент меня остро интересует та часть фильма, где снималась Лада Ивлева.

   – Мы только вчера с натуры вернулись. Есть черновой вариант, масса склеек, грязный монтаж. Вам, как зрителю, это вряд ли понравится...

   – Меня не волнует художественное качество.

   – А я вот отобедать возмечтал, отдохнуть от трудов праведных, – взгрустнул Версинецкий.

   – Так давайте и отобедаем.

   – Ну вот и ладушки! Тогда пожалуйте к нам, прямиком «на тот свет».

   – Это в каком же смысле?

   – В прямом. Мы так называем нашу ресторацию. Там можно встретить кого угодно, к примеру мирно беседующих Петра Первого и Сталина с трубочками в зубах и бывшего гардемарина под ручку с «любимой няней»...

   Следователь и режиссер прошли в ресторанчик и заняли столик.

   – Ну, право же, аппетит разыгрался! Так... Что выберем? Солененького хочется. Я беременный новым замыслом. – Версинецкий похлопал себя по круглому «пивному животику» и продолжил: – Клио – муза истории – нынче стала замечательной гурманкой. Она смакует большей частью пикантные подробности, забыв про честный черный хлеб и родниковую воду из кувшина истины.

   Вот свежий пример. Зачем царские косточки из кремлевских гробниц отправляют в судмедэкспертизу? Яды, любезнейший, яды! Доза сильнодействующих ОВ в них превышает всякие разумные пределы. И чему удивляться, если Иван Грозный держал у себя в дворцовых покоях чашу с ртутью, а набожный и благочестивый Алексей Тишайший собственноручно угощал своих гостей бокалом с какой-то гремучей смесью, и сам умер от медленного отравления свинцом.

   Версинецкий с аппетитом уминал обед, успевая одаривать следователя своей потрясающей эрудицией в области исторической кухни.

   – Если честно, я мечтал снять фильм совсем о другом времени, но по желанию спонсирующей стороны, то бишь госпожи Плотниковой, я спешно оставил клокочущий котел современности и погрузился в семнадцатый век, в царствие Алексея Тишайшего: яркое, страшное и кровавое время, где смешались и высшая святость, и невероятные злодейства. И если Петр Первый, по словам Пушкина, «Россию поднял на дыбы», то взнуздал строптивую кобылку его батюшка – Алексей Михайлович.

   Странное было времечко: Тавлеи и шахматы были популярны на Руси еще со времен Ярослава Мудрого. Теперь же по царскому указу шахматистов драли кнутом, а всеобщее повальное пьянство удивляло только иностранцев. При всей своей религиозности, Алексей Михайлович – это подлинный демократ «нулевого» отсчета. Он быстро понял, что людские пороки способны существенно пополнить казну и стал выдавать нечто вроде индульгенций. Так, если до его правления курителям и нюхателям табаку рвали ноздри, то теперь грешники могли наслаждаться «дьявольским каждением», уплатив пошлину и получив соответствующий документ. Не отставали и его подданные. Следуя духу времени, новгородский митрополит ввел налог на младенцев, рожденных вне брака, а боярская дума выбила себе большую часть дохода от продажи спиртных напитков, в связи с чем было открыто невероятное количество кабаков. Для тех, кто не заглядывал в кабак, равно как и в церковь, был назначен специальный штраф. При Петре Первом число питейных заведений увеличилось еще в десять раз. Последствия этих мер русский народ ощущает до сих пор. Церковь, разумеется, не поощряла злоупотреблений, но разрешала «питие до трех дозволенных чаш». Отсюда повальное пьянство в тогдашних монастырях, ведь после третьей чаши святоотеческие «запреты» забывались сами собой. Наиболее последовательными трезвенниками на Руси на протяжении столетий оставались старообрядцы. Вы видели нашего Аввакума? Какой матерый человечище! Рыкает «аки зверь, ища кого бы пожрать».

   И вот ваш покорный слуга написал новый сценарий из отечественной истории. О, это достаточно смелый взгляд, но попробуйте его опровергнуть! Я уверен, что «тишайшим» царя сделали при помощи тогдашней химии. На первый взгляд, царь ведет исключительно здоровый образ жизни. Он истово и подолгу постится, а в свободное от государственных дел время увлечен соколиной охотой, единственной дозволенной ему самому себе потехой. Он достраивает деревянный дворец в селе Коломенском с великим множеством теремов для своих восьми дочерей и с чувством украшает семейное гнездышко. Он высоконравственный супруг и идеальный отец. Кроме дочерей, у него растут пять сыновей от первого брака. Но в чем дело? Почему четверо его сыновей умирают, включая юного царевича Алексея, подающего огромные надежды, настоящего вундеркинда той поры? Кто виноват: дворцовая кухня, иностранные лекари или свинцовый водопровод? После смерти Алексея на трон восходит болезненный Феодор, который не в состоянии даже сам надеть шапку и передвигается только с помощью трости. Однако к моменту своей безвременной кончины, в двадцать один год он уже был дважды женат, при этом оба его ребенка умерли во младенчестве. Род Романовых рискует остаться без наследника! Простой люд пересказывает грозные знамения. В угольно-черном небе блистает комета Гевелиуса. В Москве-реке рыбаки вытащили сетью двухголового младенца...

   Но это лишь предыстория моего сюжета, и вас, как я понимаю, интересует Лада. Пойдемте, я успею показать вам несколько кассет с ее сценами.

   В закутке съемочного павильона Версинецкий включил компьютер и для эффекта погасил свет.

   – Сцены охоты мы снимали в лугах у берегов Забыти на Царевом лугу...

   Грудастый конь мял камыши и луговые купавы, с морды хлопьями летела пена. Пустив стрелу в черного лебедя, молодой, ражий князь скакал на поиски добычи. Не сминая высокой травы, стлались по лугу пестрые борзые. У самого берега они словно споткнулись, залаяли, завертелись на месте: среди тростников сжалась девушка, одетая в грубое рубище из крапивных волокон.

   По плечам Егора пробежал колючий озноб, словно он участвовал в сеансе вызова духов. Волшебная светопись кино простиралась в запретные пределы и вызывала к обманчивой жизни образ, уже давно отлетевший от земли. Огромные синие глаза Лады мерцали, длинные золотистые волосы струились по ветру...

   – Она совсем ребенок, странное создание, все чувства выражающее танцами, – комментировал Версинецкий, – ее танец-полет заставляет приближенных князя истово креститься. Скажу больше, традиция летающих дев – одна из практик русских волхвов. Но языческое волшебство дошло до нас лишь в пересказе его лютых гонителей, христианских книжников. «Вертимое плясание», после которого «волхв лежал оцеп», напоминает танец дервишей-суфиев, и практики Георгия Гурджиева, мистического гуру, жреца тайных богов, некогда «просвещавшего» самого Сталина.

   Наша героиня – уцелевшая в гонениях юная скоморошинка, князь берет ее под свою защиту. Скоморохи были тайными наследниками древней волшбы и подлинными людьми искусства. Большинство былин и старин дошли до нас благодаря скоморохам. В древней Руси игрецов весьма уважали. Они даже имели законное жалованье: «мирскую часть». По праздникам их ученые медведи показывали, как девки водят хоровод, как маршируют солдаты, как судьи сидят за судейским столом, как жена мужа голубит, как монах в монастыре разговелся, как поп на службу идет. Но грянул указ 1648 года, и все паяцы, гусельники, рожечники и вожаки медведей были изгнаны из городов и лишены сословной принадлежности. Церковь с внезапной яростью обрушила свой гнев на их головы, хотя до указа скоморохи проживали в монастырских кельях и даже в домах высоких архиреев, не говоря уже о царском теремном дворце. В одночасье это веселое войско было разгромлено, их бубны и сопели изломаны и сожжены. А сами скоморохи подвергнуты наказаниям.