Борис Акунин - Азазель
– Постойте-ка, миледи, – наконец-то додумался насторожиться Эраст Петрович. – А почему вы со мной так откровенны? Неужто вы надеетесь перетянуть меня в свой лагерь? Если б не пролитая кровь, я был бы целиком на вашей стороне, однако же ваши методы…
Леди Эстер, безмятежно улыбнувшись, перебила:
– Нет, друг мой, я не надеюсь вас распропагандировать. К сожалению, мы познакомились слишком поздно – ваш ум, характер, система моральных ценностей успели сформироваться, и теперь изменить их почти невозможно. А откровенна я с вами по трём причинам. Во-первых, вы очень смышлёный юноша и вызываете у меня искреннюю симпатию. Я не хочу, чтобы вы считали меня чудовищем. Во-вторых, вы совершили серьёзную оплошность, отправившись с вокзала прямо сюда и не известив об этом своё начальство. Ну а в-третьих, я не случайно усадила вас в это крайне неудобное кресло с так странно изогнутой спинкой.
Она сделала рукой какое-то неуловимое движение, и из высоких подлокотников выскочили две стальных полосы, намертво приковав Фандорина к креслу. Ещё не осознав случившегося, он дёрнулся встать, но не смог даже толком пошевелиться, а ножки кресла будто приросли к полу.
Миледи позвонила в колокольчик, и в ту же секунду вошёл Эндрю, словно подслушивал за дверью.
– Мой славный Эндрю, пожалуйста, поскорее приведи профессора Бланка, – приказала леди Эстер. – По дороге объясни ему ситуацию. Да, и пусть захватит хлороформ. А Тимофэю поручи извозчика. – Она печально вздохнула. – Тут уж ничего не поделаешь…
Эндрю молча поклонился и вышел. В кабинете повисло молчание: Эраст Петрович пыхтел, барахтаясь в стальном капкане и пытаясь извернуться, чтоб достать из-за спины спасительный «герсталь», однако проклятые обручи прижали так плотно, что от этой идеи пришлось отказаться. Миледи участливо наблюдала за телодвижениями молодого человека, время от времени покачивая головой.
Довольно скоро в коридоре раздались быстрые шаги, и вошли двое: гений физики профессор Бланк и безмолвный Эндрю.
Мельком взглянув на пленника, профессор спросил по-английски:
– Это серьёзно, миледи?
– Да, довольно серьёзно, – вздохнула она. – Но поправимо. Конечно, придётся немного похлопотать. Я не хочу без нужды прибегать к крайнему средству. Вот и вспомнила, что вы, мой мальчик, давно мечтали об эксперименте с человеческим материалом. Похоже, случай представился.
– Однако я ещё не вполне готов работать с человеческим мозгом, – неуверенно сказал Бланк, разглядывая притихшего Фандорина. – С другой стороны, было бы расточительством упускать такой шанс…
– В любом случае нужно его усыпить, – заметила баронесса. – Вы принесли хлороформ?
– Да-да, сейчас. – Профессор достал из вместительного кармана склянку и обильно смочил из неё носовой платок. Эраст Петрович ощутил резкий медицинский запах и хотел было возмутиться, но Эндрю в два прыжка подскочил к креслу и с невероятной силой обхватил узника за горло.
– Прощайте, бедный мальчик, – сказала миледи и отвернулась.
Бланк вынул из жилетного кармана золотые часы, посмотрел на них поверх очков и плотно закрыл лицо Фандорина пахучей белой тряпкой. Вот когда пригодилась Эрасту Петровичу спасительная наука несравненного Чандры Джонсона! Вдыхать предательский аромат, в котором праны явно не содержалось, молодой человек не стал. Самое время было приступить к упражнению по задержке дыхания.
– Одной минуты будет более чем достаточно, – заявил учёный, крепко прижимая платок ко рту и носу обречённого.
«И-и восемь, и-и девять, и-и десять», – мысленно считал Эраст Петрович, не забывая судорожно разевать рот, пучить глаза и изображать конвульсии. Кстати говоря, при всём желании вдохнуть было бы не так просто, поскольку Эндрю сдавил горло железной хваткой.
Счёт перевалил за восемьдесят, лёгкие из последних сил боролись с жаждой вдоха, а гнусная тряпка всё холодила влагой пылающее лицо. Восемспять, восемсшесть, восемсемь, – перешёл на нечестную скороговорку Фандорин, из последних сил пытаясь одурачить невыносимо медленный секундомер. Внезапно он сообразил, что хватит дёргаться, давно пора потерять сознание, и обмяк, замер, а для пущей убедительности ещё и нижнюю челюсть отвалил. На счёте девяносто три Бланк убрал руку.
– Однако, – констатировал он, – какая сопротивляемость организма. – Почти семьдесят пять секунд.
«Бесчувственный» откинул голову на бок и делал вид, что дышит мерно и глубоко, хотя ужасно хотелось хватать воздух изголодавшимся по кислороду ртом.
– Готово, миледи, – сообщил профессор. – Можно приступать к эксперименту.
Глава шестнадцатая,
в которой электричеству предвещается великое будущее
– Перенесите его в лабораторию, – сказала миледи. – Но нужно торопиться. Через двенадцать минут начнётся перемена. Дети не должны этого видеть.
В дверь постучали.
– Тимофэй, это ви? – спросила баронесса по-русски. – Come in!
Эраст Петрович не решался подглядывать даже через ресницы – если кто заметит, всё, конец. Он услышал тяжёлые шаги швейцара и громкий, словно обращённый к глухим, голос:
– Так что всё в лучшем виде, ваше сиятельство. Олл райт. Позвал извозчика чайку попить. Чай! Ти! Дринк![42] Живучий, чертяка, попался. Пьёт, пьёт и хоть бы что ему. Дринк, дринк – насинг.[43] Но потом ничего, сомлел. А пролёточку я за дом отогнал. Бихайнд наш хаус.[44] Во двор, говорю, отогнал. Пока постоит, а после уж я позабочусь, не извольте беспокоиться.
Бланк перевёл баронессе сказанное.
– Fine, – откликнулась она и вполголоса добавила. – Andrew, just make sure that he doesn't try to make a profit selling the horse and the carriage.[45]
Ответа Фандорин не услышал – должно быть, молчаливый Эндрю просто кивнул.
«Ну давайте, гады, отстёгивайте меня, – мысленно поторопил злоумышленников Эраст Петрович. – У вас же перемена скоро. Сейчас я вам устрою эксперимент. Про предохранитель бы только не забыть».
Однако Фандорина ждало серьёзное разочарование – никто его отстёгивать не стал. Прямо возле уха раздалось сопение и запахло луком («Тимофэй», безошибочно определил узник), что-то тихонько скрежетнуло раз, второй, третий, четвёртый.
– Готово. Отвинтил, – доложил швейцар. – Бери, Андрюха, несём.
Эраста Петровича подняли вместе с креслом и понесли. Чуть-чуть приоткрыв глаз, он увидел галерею и освещённые солнцем голландские окна. Всё ясно – волокут в главный корпус, в лабораторию.
Когда, стараясь не шуметь, носильщики ступили в рекреационную залу, Эраст Петрович всерьёз задумался – не очнуться ли ему и не нарушить ли учебный процесс истошными воплями. Пусть детки посмотрят, какими делами их добрая миледи занимается. Но из классов доносились такие мирные, уютные звуки – мерный учительский басок, взрыв мальчишеского смеха, распевка хора – что у Фандорина не хватило духу. Ничего, ещё не время раскрывать карты, оправдал он свою мягкотелость.
А потом было уже поздно – школьный шум остался позади. Эраст Петрович подглядел, что его волокут вверх по какой-то лестнице, скрипнула дверь, повернулся ключ.
Даже сквозь закрытые веки было видно, как ярко вспыхнул электрический свет. Фандорин одним прищуренным глазом быстро обозрел обстановку. Успел разглядеть какие-то фарфоровые приборы, провода, металлические катушки. Всё это ему крайне не понравилось. Вдали приглушённо ударил колокол – видно, закончился урок, и почти сразу же донеслись звонкие голоса.
– Надеюсь, всё закончится хорошо, – вздохнула леди Эстер. – Мне будет жаль, если юноша погибнет.
– Я тоже надеюсь, миледи, – явно волнуясь, ответил профессор и загремел чем-то железным. – Но науки без жертв, увы, не бывает. За каждый новый шажок познания приходится платить дорогой ценой. На сантиментах далеко не уедешь. А если вам этот молодой человек так дорог, пусть бы ваш медведь не травил извозчика, а подсыпал бы ему снотворного. Я бы тогда начал с извозчика, а молодого человека оставил на потом. Это дало бы ему дополнительный шанс.
– Вы правы, друг мой. Абсолютно правы. Это была непростительная ошибка. – В голосе миледи звучало неподдельное огорчение. – Но вы всё же постарайтесь. Объясните мне ещё раз, что именно вы намерены сделать?
Эраст Петрович навострил уши – этот вопрос его тоже очень интересовал.
– Вам известна моя генеральная идея, – с воодушевлением произнёс Бланк и даже перестал греметь. – Я считаю, что покорение электрической стихии – ключ к грядущему столетию. Да-да, миледи! До двадцатого века остаётся двадцать четыре года, но это не так уж долго. В новом столетии мир преобразится до неузнаваемости, и свершится эта великая перемена благодаря электричеству. Электричество – это не просто способ освещения, как полагают профаны. Оно способно творить чудеса и в великом, и в малом. Представьте себе карету без лошади, которая едет на электромоторе! Представьте поезд без паровоза – быстрый, чистый, бесшумный! А мощные пушки, разящие врага направленным разрядом молнии! А городской дилижанс без конной тяги!
