Крейг Смит - Кровавое копье
— Мы знаем, что Лука приторговывает фальшивыми паспортами. Также известно, что Джанкарло и Джек Фаррелл отмывают деньги. Если Олендорф командует преступниками…
— И все эти люди — паладины, Ти-Кей, — прервал его Итан. — Вот это действительно важно.
— Думаю, ты прав, но все равно у меня множество вопросов к Фарреллу и Олендорфу.
— Берусь предположить, что Роберту Кеньону не понравилось то, какое направление приняла деятельность его коллег, а они решили, что его нельзя просто так отпустить, когда речь идет о таких деньгах.
— В голове у меня не укладывается, — задумчиво проговорил Мэллой, — афера ценой семьдесят пять миллионов. Если у них были сложности, почему Кеньон вложил все, что имел, в сомнительное предприятие?
На этот вопрос Итан не смог ответить.
— Мне самому любопытно.
— Расскажите нам о людях, с которыми придется работать, — попросила Кейт.
Ехать оставалось совсем немного.
— В смысле… они свое дело знают?
— Тот, кто нашел для нас Чернову, — надежный человек. Он в Гамбурге уже почти двадцать лет. С его стороны никаких проблем не будет. Главное, если он начнет задавать какие-то вопросы насчет того, кто вы такие, правду не говорите.
— А те парни, что едут за нами?
— Это двое фэбээровцев из агентства по розыску. Они выслеживают Джека Фаррелла. С большим самомнением, но при этом опытные, тренированные сотрудники, так что, думаю, знают, как организовать прикрытие.
— А они в курсе, сколько законов мы уже нарушили? — осведомился Итан.
— Я не успел сообщить им, что мы похитили и держим в плену местного политика, если ты это имеешь в виду.
Усса-ле-Бен, Франция
Лето 1932 года
Этим летом в гостинице было намного больше постояльцев, чем обычно. Приехало много туристов из Германии. Все они останавливались в «Каштанах» со скидкой и бродили по окрестностям в поисках Святого Грааля и золота катаров. Бахман, как один из главных совладельцев отеля, занимал самый лучший номер и ничего за него не платил. Он проводил много времени с другими немцами. Иногда Ран отправлялся с ними, чтобы показать какие-нибудь пещеры и развалины неподалеку от отеля, но чаще оставался в гостинице и следил за работой персонала.
Эльза часто виделась с ним, но сердечности в их отношениях не было. Они вели себя, словно школьники, весной объяснившиеся друг дружке в любви, а летом обнаружившие, что стали чужими людьми. Они снова перешли на «вы».
— Как продвигается ваша книга? — спросила Эльза как-то раз, когда не заговорить было невозможно.
— Неплохо. Есть некоторые сложности, конечно, но ничего непреодолимого.
Как правило, замечая друг друга, они предпочитали делать вид, что смотрят в другую сторону — лишь бы не здороваться. Эльза не находила писем у себя под дверью даже в те дни, когда Бахман путешествовал. Не было ни совместных прогулок, хотя Ран часто видел, как Эльза куда-то уходит одна, ни долгих ночных разговоров, которые могли бы залечить раны, тревожившие их обоих. Только случайные встречи, да и те почти всегда неловкие.
Бахман спрашивал жену о Ране всякий раз, стоило ей где-то с ним столкнуться, и она поняла, что муж всюду расставил шпионов, следящих за ней. Она боялась видеться с Отто, потому что понимала, что чуть позже Дитер ее обязательно об этом спросит. Как-то вечером Эльза спустилась в бар и увидела там Рана. Он разговаривал с барменом-африканцем о его путешествии в Испанию несколько лет назад. Бахмана в отеле не было: он уехал на одну из многодневных экскурсий. Эльза устроилась у другого края стойки и, как только бармен поспешил к ней, чтобы узнать, что ей угодно, заказала бренди. Потом Эльза сидела, потягивая спиртное, а Ран залпом допил виски с содовой и вышел из бара, даже не кивнув ей в знак приветствия.
Больше никого в баре не было, но об этом вечере Бахман ее тоже спросил.
— В Берлине все не очень хорошо, — проворчат Бахман как-то утром, вернувшись с прогулки с новоприбывшими немецкими постояльцами.
— Опять бунты?
Он покачал головой.
— Гитлера обошли. Он не будет новым канцлером. Его не сочли даже достойным этого!
На Эльзу эта новость никак не подействовала. Какая разница, кто станет канцлером? Ей до смерти наскучила политика.
— Мне нужно слетать в Берхтесгаден, — сообщил Бахман вечером два дня спустя. — Я поговорил с Отто, и он заверил меня, что позаботится о тебе.
— Я сама могу о себе позаботиться!
— Ты понимаешь, что я имею в виду! Увидит кто-нибудь женщину вроде тебя одну и…
— Женщину вроде меня? Скажи мне, Дитер, что я за женщина?
— Я лишь хотел сказать, что одинокая женщина привлекает к себе внимание!
— И ты воображаешь, что я не способна устоять против проявлений внимания?
— Вовсе нет. Послушай, меня не будет всего несколько недель.
— Недель?
— Гинденбург… ну, в общем, очередная неудача. Некоторые из нас встречаются в Берхтесгадене, чтобы кое-что обсудить.
— Я хочу вернуться в Берлин. Я устала от Франции, Дитер! Возьми меня с собой.
— Как только все утрясется и я пойму, как дальше пойдут дела, сразу же отвезу тебя домой. Обещаю. А до тех пор это небезопасно.
— Собираетесь устроить новый путч?
— Не знаю, что мы будем делать. Не знаю.
На протяжении почти целой недели после отъезда Бахмана ничего не происходило. После завтрака Эльза гуляла. Во время послеполуденной жары уходила в номер и читала. Перед ужином выпивала с кем-нибудь из туристов. Всегда садилась ужинать с одной или двумя супружескими парами и была вынуждена слушать рассказы о Гитлере и его окружении. После ужина она возвращалась в номер, ненадолго включала радиоприемник, потом читала книгу. После того как Бахман уехал, чтобы со своими соратниками планировать бог знает какое будущее для Германии, Эльзе стало не по себе. Однажды вечером она вышла подышать свежим воздухом перед очередной бессонной ночью и увидела, что к гостинице идет Отто. Он нес какое-то снаряжение, в том числе альпинистские веревки, ледорубы, фонарь и рюкзак.
— Поднимались в горы? — спросила у него Эльза.
Ран покачал головой и оглянулся назад, на вершины, окутанные тьмой.
— В Ломбриве есть одно ущелье. Мне всегда хотелось в него спуститься. И я наконец набрался храбрости.
— Что-нибудь нашли? — поинтересовалась Эльза.
— Очень много костей, — ответил Ран с улыбкой, немного подумал и спросил: — Все в порядке?
— А что не так?
— Я имею в виду — в Германии. Я слышал, что Гинденбург отказывается предоставить Гитлеру хоть какой-то пост в правительстве.
— Плевать мне на Гитлера! — вспылила Эльза и мысленно добавила: «И на муженька моего».
Ран растерялся. Похоже, он хотел что-то ответить, но беспечная уверенность, так украшавшая его улыбку в прошлом году, теперь угасла безвозвратно.
— Я всего лишь хотел сказать, что, когда Дитер уезжал, он, похоже, был расстроен.
— Какое вам дело до его настроения?
— Я думал о Германии. Там все так… Есть из-за чего волноваться!
— Если хотите знать, что сейчас самое противное, я вам скажу. Самое противное — смотреть, как вы управляете гостиницей!
С этими словами Эльза развернулась, вошла в отель и поднялась в свой номер.
Гораздо позже в ее дверь постучали. Он постучал. Эльза сразу поняла, что это он, и проговорила через дверь:
— Уходите! Повсюду шпионы Бахмана.
Видимо, Ран знал об этом не хуже Эльзы, но не ушел. Он неподвижно стоял перед запертой дверью. Через некоторое время Отто вновь постучал. Эльза подошла и открыла. Вместо того чтобы заговорить с ней, Ран устремил взгляд на нее. Она была в тонкой ночной сорочке и не сразу догадалась, что одежда, подсвеченная сзади, выглядит прозрачной. Эльза прикрыла руками грудь. Взгляд Рана переместился на ее живот. Она отвернулась и поспешила надеть пеньюар, вдруг ощутив себя обнаженной. Ран вошел в номер и закрыл дверь. Запахнув халатик, Эльза спросила:
— Что вам нужно?
И сама удивилась нотке страха, прозвучавшей в ее голосе.
Взгляд Рана смягчился, он понурил плечи.
— Я хотел сказать вам… тебе, что я перестал писать книгу.
— Вы… ты перестал? Когда?
— В прошлом году. На самом деле… с тех пор, как познакомился с тобой. — Он печально покачал головой. — Не имело большого смысла продолжать. Все, что ложилось на бумагу, выглядело так, словно это написано кем-то другим. Я работал ради того, чтобы получить одобрение профессоров — косных и чопорных стариков!
— У тебя прекрасный стиль, Отто.
— Книгу не напишешь так, как пишут письма.
— Почему же?
— Просто она не закончена!
— Ведь ты можешь поступить по-своему. Почему бы не написать длинное, красивое письмо о твоих катарах? А они твои, и ты знаешь это! Не пиши для своих профессоров, потому что их учителя — точно такие же дряхлые старики, которые смеялись над Троей Шлимана, пока не увидели то золото, которое он привез с раскопок! Сделай это для людей, которые еще способны влюбляться! Расскажи о своих рыцарях-трубадурах, о дамах, которых они боготворили. Пусть они дышат, пусть живут, пусть будут полны жизни, как был полон ты, когда говорил мне о них!
