Александр Зеленский - Лиходеи с Мертвых болот
— Так все же ясно, дурило! — прохрипел Евлампий.
— Кому ясно? — не унимался татарин, по привычке улыбаясь во весь беззубый рот. — Неплохо б доказать слова эти. Что у петуха хвост — и в то поверить трудно, пока своими глазами петуха не разглядишь. Так люди разумные делают.
— Да чего тут доказывать? — нетерпеливо, с какой-то жадностью, заорал Косорукий Герасим. — Пришибить его — и все дела. Никогда этот Гришка мне не нравился. Тоже мне — грамотный. А от грамоты все беды!.. Всех бы грамотных зараз к ногтю — насколько б жисть легче сделалась…
— Нет, братья родные, суд должен быть, — махнул рукой татарин. — Чтобы все по правилам было. Говори перед всем народом честным, что против Гришки имеешь.
— Рассказать? Ну что ж… Кто знает доподлинно, откуда он, такой умный, на нашу голову свалился? Никто его раньше не видел. Может, сам воевода эту свинью нам на зимнюю дорогу и подложил, — начал Убивец.
— Надо б там его было в снегу и оставить, — поддакнул Косорукий.
— И все он куда-то ходил, все незнамо где бывал — и как уйдет, так дело шальное проваливается. И где с нами пойдет — тоже все наперекосяк. С починком Старостиным кто все сглазил, кто загодя обо всем воеводе донес? Он и донес. А последнее дело кто сорвал? Он и сорвал! Притом столь обнаглел, что уже и не таился. Так свистнул — весь город переполошил. Как живыми выбрались — не ведаю. Говорит, стрельцов увидал, вот и поднял тревогу. А кто стрельцов тех видел? Кто? Может ты, Герасим?
— Не-а, — замотал с готовностью головой Косорукий. — Не было никаких стрельцов. Убить его, язву, быстрее.
— Но не то главное, — продолжил Убивец. — Грешным делом и меня сомнения брали, пока вот эту щуку не увидел!
Он схватил за руку Варвару и рывком поставил перед собой. Она пыталась вырваться, щеки ее побледнели — больше от ярости, чем от испуга.
— Помните, братцы, эту щучкину дочку? Когда в починке в засаду угодили, так ты же сам, татарин, в нее впился. А как отпустил, так я ее, эту заразу вредную, прихватил с собой. Но до логова не довел. Почему? Меня по голове кто-то дубиной сзади огрел. Хотел жизни лишить, да просчитался, поскольку голова у меня крепко посажена. Я все думал, кто ж меня так приголубил? А как увидел тварь эту, как она с Гришкой милуется, то сразу смекнул — он!
Дрожащий от возбуждения толстый палец уперся в Гришкину грудь. Над толпой пронесся вздох удивления, и Евлампий-Убивец, довольный произведенным эффектом, с воодушевлением продолжил:
— Чуть брата не угробил! Через ведьмину дочь он воеводе все тайны наши передавал, хотел всех нас к погибели привести! — Убивец вновь взялся за топор.
— Не гони лошадей! — крикнул татарин. — Дай теперь Гришке слово молвить.
— Пущай говорит! — заорала толпа.
— Убить всегда успеем.
— Говори, Гришка.
Гришка попытался унять дрожь. Сейчас, главное, молвить здраво, понятно, одержать победу. Он должен взять верх, ибо не только его судьба, а и Варина жизнь зависит от этого. Ведь растерзают их обоих.
— Неправильно Евлампий говорит, — начал Гришка, собравшись с духом. — Вы только послушайте, что он сочинил. Воевода меня, своего верного холопа, положил на дорогу, чтобы я хитростью в ватагу затесался! Но вы же помните, что я сам чуть не замерз — еле отходили. Да и откуда воеводе было знать, что разбойники по этой дороге поедут? И как он мог надеяться, что они подберут замерзающего?..
— Умно молвит, — кивнул татарин.
— А о том, что я о наших планах докладывал старосте, так подумайте, зачем мне в починок было соваться, ежели я знал, что там стрельцы с винтовыми пищалями поджидают? Наоборот, я должен был бы за версту от этого места держаться. Разве не так?
— Умно.
— Свист в городе поднял. Так ведь там отряд городовых стрельцов был. Если Косорукий их не видел, так это не значит, что их не было. Так ведь, Хан?
— Правильно говорит, могли стрельцы быть, — подтвердил татарин.
— Что девку спас — истинная, правда. Убивец ее снасильничать хотел, а потом удушить. А мне жалко стало, что молодая и красивая девка за так погибнет. Ну а после полюбили мы друг друга, встречались… К ней я и ходил все время. А что секреты она наши воеводе выдавала… Ее староста пытать хотел, чтобы она меня предала и в ловушку заманила, да ничего не добился. Вот как было на самом деле.
Мнения у ватаги разделились.
— Похоже, Гришка прав. Разумны его слова, — говорил один.
— А я говорю — Убивец прав, — твердил другой.
— И тот красиво говорит, и ентот. Поди, разберись, — разводил руками третий.
Убивец же выпучил глаза, взгляд его, как обычно в припадке бешенства, заметался где-то поверх голов, не задерживаясь ни на ком.
— А я говорю — он нас воеводе продавал! — заорал Евлампий, сжав до боли пальцы на рукоятке топора.
— А я говорю — Гришка правду молвит, — громко прозвучал голос Беспалого.
Никто не заметил его появления. Лицо Силы было в ссадинах, он хромал на правую ногу, был сильно потрепан — то были следы недавней схватки.
Отбиться в починке от стрельцов он все-таки сумел, но сам едва мог идти. Варвара помогла ему добраться до логова.
— Это кто же? — насмешливо произнес Убивец, мельком взглянув на Беспалого и не удосужившись даже повернуться к нему. — Уж не Сила ли? Тот, который с Гришкой заодно?
— Ну, это ты зря. Силу мы знаем, — заворчали разбойники.
— Маловато ты против Гришки накопал, чтобы топором его рубить, — сказал Беспалый. — Братва, сейчас всех собак на Гришку вешаете, а истинный предатель будет смеяться в усы над тем, что вы на невинной шее петлю затянули.
Глаза Евлампия бегали все сильнее, его начинало трясти, он был близок к падучей. Казалось, ничего не может его остановить. В порыве он выхватил топор, зарычал, на его губах появилась пена. Все невольно расступились, и вокруг него на три шага образовалось свободное пространство, в котором оказался только Гришка. Евлампий взмахнул топором, будто примериваясь. Силен он был, немного среди разбойников таких, кто не убоялся бы его, и знал он это, но все равно против воли всей братвы выступить не решился. Поэтому второй взмах топора не снес голову Гришке, а пришелся по бревну, в котором глубоко засело лезвие.
— Хорошо, — глубоко вздохнув, неожиданно спокойно произнес Евлампий. — Слов моих недостаточно, чтобы убедить вас в Гришкиной вине. Но кто докажет, что он не виноват? Чтоб решить все по правилам, есть Божий суд.
— Поединок! — возбужденно крикнул кто-то из толпы.
— Поединок, — кивнул Убивец и подобрал топор.
— Давай!
— Пусть Бог будет судьей!
— Пущай дерутся, — загалдела толпа.
Когда спор не мог быть разрешен на словах, тогда спорщики вручали свою судьбу Господу и выходили один на один. Считалось, Бог обязательно убережет невиновного и накажет увечьем или смертью виноватого.
Кто-то протянул алебарду, и растерявшийся Гришка взял ее потными ослабевшими руками. Оружием он и так, мягко говоря, владел неважно, а уж супротив Евлампия… Можно было сразу под его топор свою буйну голову подставлять.
Разбойники очертили магический круг. Толпой владело лихорадочное возбуждение, накатила волна какого-то сатанинского веселья. Братва чуяла занятное зрелище. Она уже билась об заклад на предмет того, кто выйдет победителем. Лишь немногие ставили на мальчишку. А еще меньше было таких, у кого на лице можно было прочесть жалость к нему. Пожалуй, лишь у татарина да у Пуза.
— Ну, что, начнем, — бесшабашно захохотал Убивец и привычно взмахнул своим любимым оружием. От топора повеял ветерок.
— Нет! — Варвара кинулась к Евлампию, но тот грубо схватил ее и вытолкнул за круг.
Еще раз, будто пробуя свою недюжинную силу, Убивец махнул топором. Было в нем в эту минуту что-то от мясника, готовящегося забить беспомощного теленка.
— Стой! — что было силы, крикнул Беспалый. — Гришка имеет право выставить за себя поединщика. Верно?
— Верно! — согласились разбойники.
— Я его поединщик, — Беспалый выступил вперед.
— Не надо! — крикнул Гришка. — У тебя нога, ты погибнешь!..
— Если погибну я, то, по нашим правилам, погибнешь и ты. Но я верю в милосердие Христово. Все наши судьбы в руках его.
— Хорошо, побьемся с поединщиком, — хмыкнул Евлампий.
Теперь он убивал сразу двух зайцев. Если ему удастся разделаться с Силой, то и Гришку казнят. Разобраться же с Беспалым Убивец мечтал всегда. Если бы тот был в нормальном состоянии, то даже такому бойцу, как Евлампий, против него не устоять. Беспалый превосходил его значительно и в телесной мощи, и в боевом умении, не говоря уж о том, что огромная дубина давала значительное преимущество перед топором. Но во время драки со стрельцами Сила был сильно потрепан, так что теперь хромал, левая рука его едва двигалась. Убивец, внимательно разглядывавший противника, уже радовался предстоящей победе.
