Евгений Латий - Дело гастронома № 1
– Люблю пить кофе и смотреть на красивых женщин!
Зара не отреагировала, продолжала глядеть мимо него. Капустин достал пачку «Мальборо», предложил Заре. Та помедлила, но сигарету взяла. Капустин щелкнул изящной золотой зажигалкой, давая ей прикурить. Зара внимательно взглянула на него. Взгляд был оценивающий, холодный, чуть ироничный. Капустин закурил сам.
– Я Олег.
– Зара, – помедлив, обронила девушка.
– Трудно быть красивой женщиной?
– В той же степени, как и нахалом, – парировала Зара и лениво усмехнулась.
– Ну, вот тебе раз! Меня никогда еще так не называли! Всю жизнь считал себя робким и застенчивым! Спасибо за столь лестную оценку моих данных. В детстве эта робость даже мешала мне развиваться!
– Оно и видно, – вновь усмехнулась красавица.
– Неужели такая красивая, элегантная женщина никуда не спешит?
Зара медлила с ответом. Достала из бисерной сумочки помаду, стала подкрашивать и без того яркие губы. Капустин терпеливо ждал. И вот наконец она заговорила:
– Загадывать не хочу, но, кажется, именно сегодня я решила никуда не спешить!
Она, убрав помаду, с прищуром посмотрела на него. Капустин улыбнулся.
– Какое совпадение! Я, знаете ли, тоже именно сегодня решил завязать… со спешкой!
Он не сводил с нее восхищенных глаз.
– Ты на машине? – задала неожиданный вопрос Зара.
Капустин не растерялся, выдержал проверку на вшивость и быстро ответил:
– Да.
– Тогда поехали, не спеша, – обронила она.
И Капустин согласно кивнул.
Передав пакет Галине Леонидовне и проводив «дорогую гостью» до машины, которая поджидала ее во дворе гастронома, Зоя зашла в директорский кабинет. Беркутов что-то писал. Зоя подошла к столу, он поднял голову.
– Галина Леонидовна снова сказала: «Запишите на мой счет!» Это уже не в первый раз! Что делать?
– Оплатите из резервной суммы!
Зое ответ не понравился.
– Она просто пользуется именем своего отца! А он об этом даже не подозревает!
Беркутов и сам был не в восторге от того, что ему частенько приходится обслуживать таких «дорогих гостей», но понимал, что по-другому нельзя.
– И ты бы так поступала, будь у тебя такой отец!
– Я бы – нет!
– К счастью, у Брежнева всего одна дочь, – заключил Беркутов и улыбнулся, но Зоя продолжала смотреть хмуро.
– Георгий Константиныч…
Тут Беркутов решил сменить тему:
– Знаешь, Зоенька, придется тебе съездить в Кострому!
Лицо у Зои так и вытянулось.
– Старый договор с облисполкомом кончается, надо подписывать новый. Раньше Вера Петровна этим занималась. Съездишь, развеешься! Там мужчины хоть и провинциалы, но такие галантные! Встретят, обласкают, проводят!
Он с улыбкой взглянул на нее.
– Ради вас – хоть на край света! Когда ехать?
– Не горит, решай сама, но не затягивай! Дня на три-четыре. А мне сейчас на пару часов отъехать по делам надо. Все, оставляю тебя на хозяйстве!
Она кивнула:
– Можно, я попрошу Максимыча съездить за билетами?
– Отдаю его в твое полное распоряжение! Он мне понадобится только вечером! – Беркутов подмигнул Зое и вышел из кабинета.
Скачко сидел у себя в кабинете в наушниках и внимательно прислушивался к странным звукам. А если точнее – даже не странным, а страстным, и не звукам, а стонам. Вошел Боков, и полковник снял один наушник, протянул майору. Тот подсел поближе и приложил его к уху. Скачко принялся комментировать происходящее.
– Смотри, какой прыткий и способный парень наш Капустин! Я думал, не справится! А он, что называется, с первого захода!
Боков послушал немного, затем встал и включил кофейник.
– Я бы так не смог, – искренне признался он.
– Нашел чем хвастаться! Да, кто-то, наверное, скажет: это аморально! Но ведь мы имеем дело с людьми аморальными. Врага надо бить его же оружием, верно?
– Ну, эдак можно и не заметить, как и сам станешь аморальным: ведь все дозволено! Сначала для достижения святой цели, а потом пошло-поехало, – рассудительно заметил Боков.
Помолчал, потом удрученно покачал головой.
– Я уже слышал эти рассуждения! В теории всегда все гладко и хорошо! А они вот каждый день воруют, спекулируют, и ничем их не зацепишь! – сердито одернул его полковник. – Я и сам не люблю пользоваться приемами врага! Но они-то нашими пользуются?! Надевают маски борцов за коммунизм, вступают в партийные ряды, пролезают на высокие служебные посты! Кто-то же должен чистить авгиевы конюшни! Не помню уж, кто сказал, что классовая борьба при социализме будет только нарастать! А кто такие воры и мошенники, как не класс?!
– О нарастании классовой борьбы при социализме – это любимый тезис Сталина. Этим он и чистки свои оправдывал! – ответил Боков и передал другу чашку с кофе.
Повисла неловкая пауза. Скачко отпил глоток, задумался, потом спросил:
– Не любишь Сталина?
– Он не барышня, чтоб его любить, – хмуро обронил Боков. Скачко собирался что-то сказать, но затем раздумал, взял наушники и стал слушать дальше, с каким рвением выполняет боевое задание Капустин на конспиративной квартире. На данный момент это было куда интересней, чем рассуждать о роли Сталина в истории и конфликтовать с Боковым. При мысли, что ему приятны эротические стоны, доносившиеся сквозь скрип и треск, Скачко даже покраснел, но никто этого не заметил.
16
Беркутов вошел во двор с букетом желтых роз и с пакетом в руках, быстро нашел по записке подъезд, взглянул на четвертый этаж, но поднялся не сразу. Присел на скамейку, но через мгновение встал и двинулся к подъезду. Беркутов понимал, что если сейчас не пойдет, то он навсегда оставит эту затею невыполненной. «Сейчас или никогда», – с этими словами он нажал на кнопку звонка.
Ева провела его в гостиную. Комната обставлена неплохо. Круглый стол с белой скатертью сервирован на троих. Ева поставила цветы в вазу, а бутылку «Хванчкары» – на стол.
– Спасибо за цветы, за вино! «Хванчкара», кажется, любимое вино Сталина?
Беркутов кивнул.
– Костя должен вот-вот подъехать! Он рассказал о вашей встрече, я рада, что вы наконец повидались и поняли друг друга!
Она умолкла, смутившись, потом осторожно взглянула на него и тихо спросила:
– Ты на меня не очень сердишься?
– Нет.
Ева так и вспыхнула.
– Прости, что спрашиваю! После вашей встречи с Костей я зашла в Елоховскую церковь, поставила свечки, поблагодарила Господа за то, что он снова свел нас вместе! Я бы никогда не отважилась сама… как-то связаться с тобой! Даже думала: вот, буду умирать, попрошу сына разыскать тебя и попрошу прощения! И мне пригрезилось, что ты приходишь и прощаешь меня! Ведь в последней просьбе умирающему не отказывают, верно?
В глазах у нее стояли слезы. Беркутов натянуто улыбнулся.
– Я не виню тебя. Сталинские годы были страшными для всех нас. Они уродовали людей!
Ева кивнула:
– Знаю, что ты женат, у тебя взрослая дочь, это мне Лева, наш директор, рассказал! Я бы хотела, чтоб твоя дочь знала, что у нее есть брат!
Беркутов снова еле заметно улыбнулся, кивнул. Послышался щелчок ключа в замке, и через секунду в гостиную вбежал радостный и возбужденный Костя. Он поздоровался с Беркутовым за руку.
– Прошу прощения, материал уже шел в номер, ЦК сделал поправки, пришлось всем стоять на ушах! Я вас не очень утомил?
Беркутов развел руками.
– Да нет…Мы разговаривали.
Ева тут же направилась на кухню. У двери обернулась, сказала:
– Ставлю разогревать солянку. А ты, сынок, неси закуски!
– Только руки помою! А ты, пап, садись во главе стола! – Эти слова вырвались у Кости неожиданно, они оба застыли и смущенно и молча смотрели друг на друга секунду-другую, не зная, как быть дальше.
«Принимать этот искренний посыл сына или?.. Или что?» – спросил себя Беркутов. Но тут же услышал свой внутренний голос, который не просто отругал его, почти что даже обматерил: «Ты чего, старый хрен, застыл как вкопанный! Не видишь, что ли, – перед тобой кровинка твоя?» Беркутов пришел в себя, потом внимательно посмотрел на Костю и только тут впервые увидел, что перед ним стоит просто его копия. Тот Жорик, каким он был в конце войны, только одет совсем по-другому, ухожен, и зовут его не Жорой, а Костей. Беркутов улыбнулся и кивнул. Костя, словно специально ждал этого молчаливого признания, ответил широкой улыбкой и вышел из комнаты.
Беркутов уже хотел присесть за стол, но тут увидел в нише застекленный книжный шкаф, а в нем – альбом в темно-красном переплете. Обычно в таких альбомах хранились семейные фотографии. Он подошел, взял его, открыл наугад и сразу же наткнулся на фотографию: Ева сидит с Костей на коленях, мальчику уже года три, а за спиной у них высится в позе мужа, хозяина и благодетеля семьи Старшинов. Здесь он выглядел значительно моложе, но не узнать его было нельзя. Беркутов не мог оторвать глаз от этой фотографии.
– Николай!.. – прошептали его губы… – Вот это да…