Валентин Лавров - Блуд на крови. Книга первая
Пришел Ирошников, «откатал» отпечатки. Эта операция ничего следствию не дала. Только пополнила картотеку.
Кошко протянул Штриндману серебряный портсигар:
— А вот эту вещичку вы никогда не видали?
— Клянусь честью, нет!
— Где мы сможем сейчас найти Аронова?
— Час поздний, значит, он уже у себя дома. Он живет на Большой Тульской, дом нумер семнадцать. Квартира на первом этаже, слева от входа.
— Спасибо! А вам я предлагаю отправиться теперь в морг для опознания трупа.
Ювелир аж взвизгнул:
— Ни за какие деньги! Я же сразу помру от страха! Я очень боюсь покойников.
— Не вдову же посылать?
Ювелир опять тяжело задышал. Махнул рукой:
— Я еду! Только бы среди мертвецов не потерять сознание.
Штриндман прикатил на авто, которое ждало его. На переднее сиденье сел агент, и машина отправилась на Моховую. Полицейское авто поехало за Ароновым.
Первым вернулся ювелир. У него было какое-то перекосившееся лицо. С порога он заголосил:
— Какое большое несчастье, мой Озолин лежит голым в морге…
— Спасибо за помощь следствию, можете ехать домой.
ГОЛОВОЛОМКА
Едва ушел Штриндман, как двое агентов привезли тщедушного мальчика лет двадцати. Он с испугом глядел на окружающих большими красивыми глазами и толком не понимал, что от него хотят.
— Да, — признался Аронов, — я, конечно, знал о поездке Озолина в Ростов. Я даже провожал его на вокзал.
— Но вы кому-то рассказали, что Озолин будет покупать дорогую вещь?
— Нет, даже дома не говорил!
— Мы вынуждены снять с вас отпечатки пальцев.
Юноша покорно вздохнул и не возражал. Но и на этот раз отпечатки не совпали с теми, что имелись на портсигаре.
— Хорошо, вы можете идти, — сказал Кошко Аронову.
…Тем временем московские и петербургские ювелиры были извещены о пропаже. Если колье принесли к кому-нибудь из них, то они были бы обязаны сразу же сообщить в полицию. Но никто колье не нес, сведений об убийце не поступало.
Побывал у Кошко и супруг счастливой «Веры», но он тоже не сумел внести в дело ясность.
— У меня ощущение, что мы зашли в тупик и не можем найти выхода, — признался на совещании Кошко.
Линдер, отличавшийся неистощимой изобретательностью, вдруг предложил:
— Давайте используем «детский» ход! Такими ходами московские сыщики называли
всякого рода наивные до примитивности следственные мероприятия. Кошко улыбнулся:
— Дадим объявление: «Ищем за приличное вознаграждение колье, похищенное в 29-м поезде. Желательно вместе с убийцей».
Линдер сделал невозмутимое лицо:
— Ну и что в таком объявлении плохого? Нам терять все равно нечего. Только зайдем с другого бока. Напишем не про колье, а про серебряную вещичку…
— Понял вас, Ромуальд Викентьевич! Комбинация и впрямь почти бесперспективная, да выхода нет у нас. Любой шанс следует использовать.
«НЕ ИСКУШАЙ…»
И вновь отделы газетных объявлений украсились текстом, написанном в сыскном управлении: «1000 рублей тому, кто вернет или укажет местонахождение утерянного мною серебряного портсигара с золотой монограммой „К“ и золотыми изображениями: обнаженной дамы и кошки с изумрудными глазами. При указании требуются для достоверности точнейшее описание вещи и тайных примет. Вещь крайне дорога как память. Обращаться по адресу: Николо-Песковский пер., дом 1 4, кв. № 2. Спросить артистку Незнамову Веру Александровну».
…Во второй квартире и впрямь жизнь закрутилась богемная, артистичная. Певица Незнамова под аккомпанемент рояля поет романсы, да так, что слышно чуть не за версту, под окнами народ собирается. Вечером идет веселье, раздаются тосты, смех и пение, пение.
И вот однажды довольно ранним утром, когда, впрочем, уже шла репетиция и артистка со своим аккомпаниатором доводила до совершенства популярный романс «Не искушай меня без нужды», кто-то позвонил в дверь.
Певица заголосила еще громче, а лакей, числившийся в сыскном отделении под фамилией Силантьев, а по кличке Леший, взял под мышку салфетку и отправился открывать дверь.
В дверном проеме стоял скромного вида юноша лет 18. Он вежливо поклонился и тихо молвил:
— Я беспокою вас по объявлению. Лакей низко наклонил лысую голову:
— Милости прошу, присаживайтесь! Я сей миг доложу госпоже.
Лакей робко приоткрыл дверь и произнес:
— Простите, Вера Александровна, здесь господин спрашивает вас.
Артистка возмутилась:
— Сколько раз просила меня не перебивать во время репетиций! Безобразие! — И смягчив несколько тон: — Простите меня, маэстро! Я долго не задержусь. — И вновь к лакею: — Проси!
Юноша робко вошел к артистке. Та окинула его быстрым взглядом и проговорила:
— Вы — Реентович? Насчет ангажемента? Юноша помялся и еле слышно промолвил:
— Вы ошибаетесь, я, к сожалению, не артист. Я пришел по объявлению.
Певица вся расцвела:
— Ах, какая радость! Вы принесли мой портсигар!
Юноша смешался еще больше:
— Нет, но я могу совершенно точно указать его местонахождение.
Певица погрустнела, вздохнула, надула губки:
— А я-то обрадовалась! Но вы уверены, что знаете мой портсигар?
— Его невозможно перепутать ни с каким другим! Монограмма «К», рубиновый камень между ног дамы, на обороте гравировка — «Вера». Все так?
Певица протянула пухлые руки к юноше:
— Вы мой благодетель! Я вам обязана своим счастьем. Скорее говорите, не разрывайте ожиданием мою грудь — где он?
— Ну уж нет, мадаменька! Сначала деньги — тысячу рублей, а потом все сведения.
Дама в момент превратилась в грозную фурию:
— Да как вы смеете со мной разговаривать таким тоном? Маэстро, арестуйте этого нахала!
В комнату влетели вооруженные браунингами агенты. Они надели на гостя наручники, усадили в пролетку и повезли в сыскное отделение.
Юноша ронял слезы и причитал:
— Зачем я клюнул на эту приманку! Какой я дурак…
Прохожие с любопытством показывали пальцами на пролетку:
— Смотрите, жулика арестовали! Всех их пора передавить. Всю Москву заполонили.
ГРЯЗНАЯ ИСТОРИЯ
Перед Кошко сидел робкий, заикающийся от страха темноволосый юноша. На руках у него позвякивали наручники, хотя смысл в них был лишь психологический — «для острастки!».
— Если хочешь увидать своих маму и папу, говори только правду! — Кошко грозно посмотрел допрашиваемому в глаза. — Фамилия, где живешь, чем занимаешься? Быстро!
— Зовут меня Семеном Шмигайло, живу на Маросейке в доме купчихи Васильевой. Работаю в часовой мастерской на Рождественке.
— Как же ты, Семен, влип в такую грязную историю? Ведь на этом портсигаре человеческая кровь. Придется тебе ехать на каторгу.
Шмигайло аж подскочил:
— Какая каторга? Только за то, что хотел заработать честным путем деньги? Я прочитал объявление. Такой портсигар я по правде видел. Отчего не сделать даме приятное? Вот я и пошел…
— Не врешь? Где ты его видел?
— У моего хозяина часовщика Федорова. На моих глазах в мастерскую зашел какой-то солдат. Он предложил хозяину портсигар. Мне очень понравились на нем картинки. Я еще подумал: «Были бы у меня 25 рублей, обязательно купил бы такой и научился курить!» Я долго рассматривал его, открывал. Хозяин купил портсигар. А дня через два хозяин куда-то его отнес. И больше этой вещички я не видел.
За Федоровым были посланы два агента, а отпечатки пальцев Шмигайло легли в картотеку полицейских.
ОТПЕЧАТКИ
Два агента ввели в кабинет детину громадного роста, с широким разворотом плеч и сонно-туповатым выражением лица.
Кошко начал с места в карьер:
— Этот портсигар вам знаком?
— Да, конечно. Недели две назад я купил его у неизвестного мне лица. Пришел в мою мастерскую солдат и сказал: «Нашел на улице, хочу 25 рублей». Я и купил.
— А потом?
— Дня три спустя на Лубянке какой-то господин увидал, что я положил мимо кармана портсигар. Он поднял его и протянул мне. Я поблагодарил, мы разговорились. Господин, которого я видел первый раз в жизни, сказал, что портсигар ему очень нравится. И предложил мне за него пятьдесят рублей. Я согласился.
Кошко вздохнул. Ни рассказ, ни этот светловолосый человек подозрений не вызывали. Исключительно ради пополнения картотеки сыщик небрежно, как бы вскользь произнес:
— Мы начали составлять дактилоскопическую картотеку. Вы, как человек, занимающий видное положение, должны быть заинтересованы в том, чтобы иметь свою карточку…
Федоров удивленно посмотрел на Кошко. Он понятия не имел о дактилоскопии и не возражал.
— Ирошников, — произнес Кошко, — помогите господину Федорову.
Отпечатки были быстро сняты, Кошко поклонился посетителю и выразил сожаление, что пришлось его беспокоить.
После ухода часовщика прошло минут пять. Вдруг Ирошников влетел в кабинет Кошко. Захлебываясь от волнения, выпалил:
