Вольфрам Флейшгауэр - Книга, в которой исчез мир
Николай был близок к беспамятству. Что он здесь делает? Ди Тасси сошел с ума? Какие такие бумаги нужны ему, чтобы оправдать это варварское надругательство над трупом? С другой стороны, этот человек действительно был чрезвычайно опасен. Кроме того, он самоубийца. Преступник и самоубийца, подобный тем, кого вскрывали в анатомических театрах университетов. Николай сам ни разу не производил вскрытий. Всегда было очень трудно раздобыть подходящий труп, и поэтому, когда такое случалось, на вскрытие собиралась такая толпа, что Николаю доставалось больше нюхать, чем видеть. И вот теперь перед ним лежит труп молодого сильного мужчины, который всего несколько минут назад был здоров и полон сил. Кожа была еще теплой, и, возможно, в груди продолжает медленно биться сердце в отчаянной попытке проталкивать жизненные соки по сосудам этого смертельно раненного тела. Когда еще представится ему такая возможность?
Мысли приняли иное направление, и душа Николая немного успокоилась. Сейчас им владело такое же противоречивое чувство, какое он испытал при виде обнаженного тела найденной в лесу девушки. Что-то удерживало его, но неведомая сила влекла его к трупу. Что-то внутри него дало трещину.
Как смог этот лежащий перед ним в снегу человек довести себя до столь ужасного конца? Николай не мог представить себе, что именно могло стоить такой жертвы. К чему это самоуничтожение? Неужели ди Тасси всерьез полагает, что причина записана на клочке бумаги, который проглотил этот незнакомец?
Однако пока Николай предавался своим причудливым мыслям, стараясь привести их в порядок, ди Тасси, сжав губы, вонзил нож в горло трупа. Потом он наклонился вперед, чтобы сильнее надавить на клинок, и одним сильным движением рассек тело от горла через грудину до самого пупка. Кожа раздалась в стороны после первого же разреза. Николай успел заметить белый пористый слой подкожного жира, который сразу же окрасился в красный цвет. Человек был мертв, но его тело еще реагировало на разрез. Последовали еще два разреза. Был слышен скрежет, когда нож соприкасался с костями. В рану выступило что-то белесое — грудина.
Стоявшие вокруг люди не произносили ни слова. Фойсткинг отошел в сторону. Солдаты безмолвно взирали на происходящее. Лица их были абсолютно бесстрастны, никто не смог бы сказать, что происходит в их головах. Николай рванулся вперед, приблизился к трупу и присел на корточки. Ди Тасси быстро взглянул на него и продолжил рассекать ткани серповидными разрезами.
— Что вы делаете? — спросил Николай.
— Освобождаю грудину, — ответил ди Тасси.
— Вы хотите рассечь грудину? — спросил Николай. Ди Тасси кашлял от напряжения.
— Я хочу достать проглоченную бумагу. Принесите мне топор. Быстро, — приказал ди Тасси, не поднимая головы.
Один из солдат побежал к своему коню. Когда он вернулся, кости грудной клетки были обнажены от ключиц и диафрагмы до сосков. Ди Тасси схватил топор и приготовился рубить.
Николай, не двигаясь, все это время внимательно наблюдал за лицом ди Тасси. Что он за человек? Врач схватил советника за руку.
— Подождите! — крикнул он. — Дайте мне нож! Ди Тасси не отреагировал.
— Дайте мне нож! — снова что было сил крикнул врач. Советник юстиции задержал топор в воздухе.
— Достаточно разреза живота, чтобы извлечь желудок, понимаете?
Ди Тасси опустил топор и протянул Николаю нож. Тот не медля вскрыл брюшину и сунул руку в полость живота. Николай закрыл глаза, но картина в его голове своей яркостью превосходила всякую реальность, от которой он был готов бежать на все четыре стороны. Боже мой, чем он здесь занимается? Ищет голыми руками тайное послание в животе трупа. Не похожа ли сама эта картина на послание дьявола?
Он отсек желудок и положил его в снег рядом с трупом. И в этот момент рука его натолкнулась на разрастание.
— Смотрите! — внезапно воскликнул он и схватил ди Тасси за руку.
— В чем дело? — запротестовал тот. — Ну же, вскрывайте желудок, и поскорее, иначе бумага переварится.
— Смотрите же сюда. — Николай указал пальцем на утолщение в нижней доле легкого.
— Что это? — спросил ди Тасси.
— Это доля легкого, она… она сращена, сращена с диафрагмой. Так же как… как у Альдорфа.
Ди Тасси застыл на месте.
— Что вы такое говорите?
Николай испуганно отпрянул. Плотная, сочащаяся гноем ткань влажно поблескивала. Здесь образовался небольшой, пронизанный ветвлениями кровеносных сосудов изжелта-коричневый мешок.
— Что это такое, черт возьми? — спросил ди Тасси.
— Я не знаю, что это, — заикаясь, промямлил врач. — Я знаю только, как это называется.
— И как же это называется?
— Абсцесс легкого, — ответил Николай.
16
Крупные снежинки кружили хоровод в неярком вечернем свете, когда он спешился возле госпиталя Святой Елизаветы. От одной из сестер, ухаживавших за девушкой, он узнал, что она начала постепенно поправляться, сегодня съела немного супа и вскоре опять заснула. Она по-прежнему ничего не говорила, но у нее прекратились судороги и припадки панического страха. Девушка была бледна и слаба, но здоровье ее, без сомнения, стало понемногу улучшаться.
Пока Николай шел по коридорам госпиталя, его продолжали неотвязно преследовать картины прошедшего дня. Все образы упорно съеживались, неизбежно превращаясь в конце концов в вид распоротого тела на лесной поляне, и на этой кровавой сцене воспоминание застревало, наполняясь зловещими деталями. Даже советник ди Тасси на какое-то мгновение осознал весь ужас происходившего. Он долго смотрел на труп, прежде чем приказал закопать его в землю и возвращаться в Нюрнберг. По дороге никто не произнес ни слова. Возле Швабаха отпустили солдат. Они забрали с собой тяжелораненого Боскеннера, который стал теперь для ди Тасси не более чем обузой. Остальные направились к Эшенау, где их застиг сильнейший снегопад. Тогда советник юстиции принял решение не ехать в Нюрнберг, а скакать прямо в Альдорф. Николаю было приказано держать путь в Нюрнберг, навестить девушку и немедленно прибыть после этого к ди Тасси, если больная пришла в себя и ее можно допросить. Но этому помешал тот же снегопад. О поездке в Альдорф нечего было и думать.
Вид девушки вытеснил все страшные картины из памяти Николая. Лицо спящей было мирным и безмятежным. Руки лежали вдоль тела на одеяле, и врач снова подивился изяществу кистей и тонких пальчиков. Он сел возле кровати на табурет и с трудом подавил желание коснуться этих пальчиков. Как она прекрасна! Он мог бы без труда просидеть у ее постели полночи, просто любуясь ею. Но сейчас он не мог долго задерживаться здесь, а должен был потерпеть до завтрашнего утра. Может быть, завтра она расскажет ему, что делала в лесу и что там произошло.
Он повернул голову к окну и посмотрел, что творится на улице. Густая пелена сыпавшихся с неба крупных снежинок закрывала вид. Нет, надо идти домой. Но когда он снова взглянул на девушку, то увидел, что она открыла глаза. Взгляд ее был неподвижен, но она сознательно рассматривала его. Или это только показалось ему? Смотрит ли она на него, или просто он случайно оказался на том месте, куда направлен ее бессмысленный взгляд? Но постепенно до врача дошло, что она видит его. Девушка не спала.
— Ты слышишь меня? — тихо спросил он.
В ответ веки ее едва заметно дрогнули. Он улыбнулся, протянул руку и нащупал пульс больной.
— Ты очень долго спала, — сказал он, — но сон — лучший лекарь.
Пульс оказался нормальным. Тревожил только жар, который ощутил Николай. Есть ли у нее лихорадка? Или это от него самого пышет жаром? Он отпустил руку девушки. Нет, он не в состоянии лечить эту девушку, при каждом прикосновении кровь бросается ему в голову, а сердце начинает выскакивать из груди.
— Как тебя зовут? — спросил он наконец.
Взгляд ее снова был направлен на него. Даже то, как она смотрела, уже возбуждало его и выводило из душевного равновесия. Это лицо! Он попытался улыбнуться. Но мимические мышцы не подчинились ему. Кроме того, он не мог отделаться от чувства, что девушка прекрасно понимает, что с ним сейчас происходит. Она в ясном сознании — пронзила его мысль — и так пристально смотрит на меня, потому что узнает.
Но в этот момент девушка вдруг закрыла глаза и отвернулась в сторону.
— Мы нашли тебя в лесу, здесь, недалеко от Нюрнберга, — снова заговорил Николай. — Ты шла в Ансбах, не так ли? Было именно так. Ты шла в Ансбах и в лесу сбилась с пути. Так?
Пока он говорил, она опять открыла глаза и повернула, голову к нему.
— Магдалена, — вдруг сказала она. — Меня зовут Магдалена.
Звук его голоса поразил его больше, чем тот факт, что она говорила по-французски. Как долго она молчала. За истекшие три дня это были первые слова, произнесенные ее устами. Но голос, хотя девушка говорила тихо, был ясным и твердым.
— Магдалена, — повторил Николай, тоже перейдя на французский. — Прекрасное имя. Краса нашего Владыки.
